Великая печаль Антона Чехова
Внук крепостного, он всю жизнь по капле выдавливал из себя раба — и выдавил без остатка. Сын лавочника стал эталоном интеллигента. А беззаботный юморист Антоша Чехонте (под этим псевдонимом публиковал он свои «мелочишки») написал великие пьесы, герои которых мучаются от одиночества и ищут понимания, но не слышат друг друга. Литература принесла Чехову и материальную независимость: он поддерживал, если не сказать содержал, родных, купил имение под Москвой, потом построил дом в Крыму.
Но так ли уж безусловен его успех на жизненном поприще? Съездите в то же Мелихово, взгляните на крашеный столик в его спальне, на кровать с железной спинкой и жалкий коврик над ней. Откройте переписку с женой, прочтите, как ждал ее умирающий гений, а она не ехала. Ну что делать блестящей столичной актрисе в скучной и дождливой зимней Ялте?
Мы привыкли, что русский писатель — это властитель умов, который ищет ответа на роковые вопросы, выражает идеи и куда-то зовет. Чехов совсем из другого теста: не обличает, не давит на жалость, не взывает к справедливости: пепел Клааса никогда не стучал в его сердце. Он просто писатель. Рассказчик с безупречным вкусом, не терпящий пафоса и выспренности. Чехов пишет без гнева и пристрастия, с изумительно точным вниманием к деталям и зоркостью, позволяющей проникнуть в самую суть вещей. А в великом знании, как известно, великая печаль.
Лучшие повести Антона Павловича безрадостны, словно стучащий по крыше обложной осенний дождь. «После лета должна быть зима, после молодости — старость, за счастьем — несчастье, и наоборот; человек не может быть всю жизнь здоров и весел, его всегда ожидают потери, он не может уберечься от смерти… Надо только по мере сил исполнять свой долг — и больше ничего». Сам писатель свой долг исполнял исправно: лечил крестьян, строил для их детей школы, отправился на край света — на Сахалин, чтобы собственноручно провести перепись населения (десять тысяч карточек!) и запечатлеть каторгу — все так же зорко, точно и беспристрастно.
Советские литературоведы всеми силами тащили его в борцы с режимом, уверяя, что скучной и пошлой сделало его жизнь проклятое самодержавие. Но Чехов видел какой-то иной, довольно расплывчатый общественный идеал: будет расти число умных образованных людей, однажды они составят большинство. И, конечно же, все будут работать, потому что без труда не может быть чистой и радостной жизни. В этом весь Чехов, прекрасно сформулировавший: «Человек — это то, во что он верит».
