Похож на старика: почему в России полюбили буфет

Никто не знает, где, когда и кто из россиян впервые увидел буфет и как этот предмет мебели до нас добрался. Но тот, кто ему в этом помог, ценил красоту. И нашел буфет сбе место в богатых и бедных домах.

Похож на старика: почему в России полюбили буфет
© Вечерняя Москва

Прародителями буфета, возраст которого перевалил за несколько сотен лет, были, несомненно, вальяжные, но практичные представители мебели — менее популярный в России помпезный дрессуар и более простенький поставец (шкафы с открытыми полочками). Но кто-то придумал создать на их основе еще более удобную конструкцию, внутренности которой были интимно прикрыты дверцами. И этот кто-то, будто подчеркивая притаившуюся внутри буфета тайну, оставил середину буфета открытой. Это и есть главная отличительная черта буфета: наличие ниши и столешницы, разделяющей его верх и низ.

Эта ниша во всех странах, где «отметился» своим присутствием буфет, стала хранительницей ценностей: будь то блюдо, медный таз, ваза, скульптурка пастушки или семь слоников — очаровательный символ мещанства. В России в нише долгие годы «сидел» самовар. А за дверцами буфета жили когда тарелки, когда сладости, а в нижней части — салфетки-скатерти, а то и белье.

Мебель как часть культуры, способ самовыражения и демонстрации принадлежности к определенной социальной прослойке — безмолвная, но и весьма говорящая часть истории. Буфет в это смысле не исключение. За время своего существования на земле он познал взлеты популярности, эпоху потребительского использования и эру забвения. И вот он возвращается снова. Его не смогли заменить ни сервант, ни горки, ни витрины. Думаю, по одной причине — он превращается в... члена семьи. Кстати, об этом.

Огромный, подпирающий высоченный потолок, он занимал полкомнаты. Резной, темного дуба, он был для меня пришельцем из сказок Андерсена: за его изящными колоннами прятались тролли, по ночам припадавшие к фруктам, гроздья которых увивали дверцы. Кто бы знал, как я ждала встреч с ним… Наши семьи дружили поколениями: Ева Феликсовна была лучшей подругой моей бабушки и дома у нас называлась ласково — Ивушкой. Тонкая, с острым носиком и дивными глазами со смешинками, она была какая-то не такая, как все, «иностранная». Я просто не знала, что она и правда родилась в Нью-Йорке. Ее дочь Элеонора Петровна Радионова, ныне известный ученый, кандидат геолого-минералогических наук, дружила с моими родителями, а мы дружили и дружим с Машей, ее старшей дочкой, доцентом-психологом. В детстве известие о том, что мы идем в гости к Радионовым в Лялин переулок, для меня означало следующее: придет много народу, будет очень вкусно, и я опять увижу его...

Стоявший у них буфет отличался от нашей румынской стенки примерно так, как Эрмитаж от общественной столовой, но я не испытывала зависти. Наверное, потому, что не представляла, как можно жить рядом с такой красотой. Я просто восхищалась и трепетала. Именно этот буфет размером с гору в моем сознании делал их семью в моих глазах особенной, а вовсе не образованность и интеллигентность ее многочисленных членов, что сейчас кажется смешным. И горько мне было лишь потому, что с высоты своих лет шести я-то понимала, что рядом с ними живет совершенно сказочный персонаж, а хозяева буфета об этом и не догадывались! О том же, что появление этого чуда сопровождает своя история, Мария Сергеевна Радионова рассказала мне только недавно.

…Поляк по крови, Феликс Казимирович Густав был уникальным слесарем. После участия в революционных волнениях 1905 года он вынужден был эмигрировать из Вильнюса в Америку. Там встретил будущую жену, Екатерину Феликсовну, тоже приехавшую в Штаты из Российской империи. Начали рождаться дети.

В Америке деятельные эмигранты создали «социалистический кооператив русских механиков». Скинулись по 100 долларов на учредительный капитал, арендовали в Ист-Сайде помещение, вместив в него несколько токарных, стропильных, сверлильных и фрезерных станков. Сначала тут делали какие-то штампы и канцелярские кнопки, потом лекала, велосипедные цепи… Предприятие росло и начало приносить доходы. Но тут в России грянула революция, и кооператоры, среди которых были и коммунисты, и социалисты, и анархисты-синдикалисты, решили, что находиться в стороне от таких событий негоже. 24 мая 1917 года из США в Петроград вышел пароход, груженый станками. На нем же плыли в Россию и сочувствующие революции кооператоры. 10 июня они увидели Адмиралтейство.

...Надежды на лучшую жизнь растаяли быстро. Оборудование стояло нераспечатанным: никто не собирался предоставлять переселенцам место под заводик. Пробыв в Петрограде недолго, вчерашние «американцы» двинули в Бердянск, откуда были родом минимум трое механиков. Там стало совсем тяжело. Екатерина Феликсовна была близка к самоубийству: детей было уже четверо, чтобы кормить их хоть чем-то, она вываривала в кастрюле какую-то вонючую шкуру, купленную на базаре. За лучшей жизнью двинули в Москву. Тут переселенцам позволили заселить два пустующих дома в Лялином переулке — № 20 и № 22, с тех пор старожилы так и зовут их американскими. Постепенно кое-как удалось обжиться, и напротив, в сохранившемся и сегодня скверике, они открыли «Ракомзу» — русско-американский кооперативный механический завод. Делали кооператоры качественные вещи, знак «Ракомза» до сих пор можно встретить на старых замках. В условиях начинающегося НЭПа они развернулись, и Феликс Густав приобрел для дома мебель — кровать, стол и дубовый буфет.

Несомненно, прекрасный слесарь Феликс Густав понимал толк в качестве. Не просто добротная, а невероятно качественная, да еще и безумно красивая мебель XIX века приобреталась им надолго и, как мне кажется, была неким символом новой, сытой жизни и стабильного будущего. Буфет и правда стал членом их семьи. Дети умудрялись играть на нем в прятки — за колоннами, в нишах и внутри, а доверяемые ему секреты он надежно хранил под шишечкой-навершием. Волна репрессий не обошла «американцев» стороной. Отбыл свое в лагерях и Феликс Густав, но вернулся живым, хотя и без права жить в Москве. Он осел в подмосковном Кучине, и местные жители знали его как удивительного мастера. А буфет так и прописался в Лялином.

…Советская власть ратовала за скромность. Отжившая свое культура, все эти вазы, фикусы, бархатные шторы с кистями стали ассоциироваться с мещанством. У моих родных буфет был уже другим — советским: невысоким, покрашенным тусклой бежевой краской, с коричневой столешницей и нишей, где обреталась хлебница. Обрел он и практичные усовершенствования: в отделении слева от ниши — баночки для специй, а в отделении справа в заднюю стенку были вмонтированы стеклянные ковши с ручками, в которых можно хранить что угодно, от конфет до черного перца. Похожий буфет засветился в кино — в «Месте встречи изменить нельзя» он стоял в квартире Груздевых.

Специалисты говорят, что вид закрытого шкафа с нишей буфет приобрел еще в XVI–XVII веках. Первые буфеты были роскошны: эпоха барокко культивировала крупные формы и украшения. Но родиной буфета была не породившая барокко Италия и не галантная Франция, где появилось само слово «буфет»в значении «щегольский стол». Буфет пришел к нам из… Скандинавии. Точнее — из Швеции.

...Если в России давно практиковали смену блюд во время трапезы, что позволяло подавать кушанья горячими, то скандинавы исторически ставили на стол сразу все, что было приготовлено. Ну, собственно, кто не знает, что такое шведский стол! В такой подаче была своя логика — уже не надо было ни на что отвлекаться. Огромные блюда с едой нужно было где-то держать до подачи, для чего подходили буфет и помещение, в котором он стоял, тоже получившее название буфет.

Кстати, предки буфета, частично дожившие до наших дней, тоже милы. «Шкаф на шипах» — ларь на острых ножках, открывающийся не сверху, а сбоку, был в домах предметом гордости, а ныне прописался в антикварных магазинах, как и дрессуар. К слову, в XVI веке размер последнего регламентировался дворянским титулом! В Италии шкаф на шипах трансформировался в креденцу (креденцию) — изящную шкаф-подставку на ножках, когда-то жившую в храмах у алтаря — на нее складывали дары, вино и хлеба. Перекочевав в дома, она нашла себя в гостиных. А витрина со стеклом трансформировалась в мебель для демонстрации посуды или коллекций, а в «магазинном» варианте — продуктов.

Сегодня под видом буфетов продают порой странные, хотя и удобные конструкции с ячейками для винных бутылок, ящичками и полками. Но буфет есть буфет, его истинные признаки неизменны: ниша и столешница. Объединенная словом «буфет» мебель очень различна и по материалам, и по стилям, но неизменно выражает вкус хозяев. Место буфета — кухня или столовая, но мы свободны от предрассудков: мебель меняем, доставшееся от предков считаем старьем, а все, что имеет дверцы, называем шкафом.

... А что же тот сказочный буфет из Лялиного переулка, спросите вы? Когда «американские» дома расселяли в связи с капремонтом, здоровяк не вписался в новую квартиру. Его верхняя часть по-прежнему живет с любимыми хозяевами в Москве, а нижняя переехала на дачу. Маша мечтает, что когда-нибудь они снова встретятся. Ну а на базе «Ракомза» был построен первый в стране инструментальный завод (МИЗ), ставший родоначальником таких индустриальных гигантов, как заводов «Калибр» и «Фрезер».

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Нина Филиппова, арт-директор студии исторического интерьера AD ARTE:

— У нас в семье была своя история, связанная с буфетом. До войны дед с бабушкой и их дочерью, моей мамой, занимали две комнаты в одном из домов-близнецов Волоцких в Трехпрудном переулке. Был там и буфет, неотъемлемый атрибут меблировки того времени, — роскошный, с инкрустациями. В 1941 году маму и бабушку отправили в эвакуацию, а дед ушел на фронт. Вернулись они только в 1944-м. Дома на полу лежали стопки книг, посуда, что хранилась когда-то в буфете, стояла рядом. В лютый холод соседи топили буржуйку всем, что горело — паркетом, буфетом, шкафом. Но не сожгли ни одной книги! И сожалеть о буфете не приходится, ведь он в каком-то смысле спас людям жизни. Сегодня буфет опять вернулся к нам. Своей непохожестью на современную, однообразную мебель он придает индивидуальность и атмосферу интерьеру. Многие пытаются обрести нечто такое, что стояло когда-то у их предков, ибо буфет — атрибут определенного уклада жизни, он намекает на преемственность поколений, вызывает ряд ассоциаций и аллюзий. Он снова в моде.

Читайте также: Мучительница