В доме в Борисоглебском переулке Марина Цветаева провела восемь лет, пережив здесь и счастье, и горе. Творческий взлет, материнство, старая дружба и новые встречи, революции, войны, разлука с мужем и смерть младшей дочери. Уют и благополучие в доме постепенно сменились запустением, а потом и вторжением новых обитателей. Отсюда Цветаева уехала в эмиграцию, а после Великой Отечественной войны в том же доме этажом ниже поселилась Надежда Катаева-Лыткина, которая и инициировала создание музея поэта.
До Цветаевой
В середине XIX века на месте, где сейчас стоит Дом-музей Марины Цветаевой, находилось несколько построек, которые были объединены двором с колодцем, и фруктовый сад. Этот земельный участок принадлежал дочери гвардейского прапорщика Татьяне Арцыбашевой. Затем он перешел жене отставного подполковника Александре Собко, которая в 1862 году решила построить здесь доходный дом. Проект двухэтажного здания на четыре квартиры с чердаком и подвалом создал архитектор Александр Никифоров, но уверенности, что дом строил он же, нет. В облике дома соединены черты классицизма и эклектики. Фасад разбит на семь световых осей, центральную украшает фронтон. Над крыльцом — чугунный козырек на колоннах. На второй этаж можно было попасть и со двора благодаря черной лестнице.
В 1875-м дом оказался в собственности коллежского советника Александра Цветаева, однофамильца Марины Цветаевой. После его смерти хозяева часто сменялись. За полвека с момента постройки здание перестраивалось, сюда провели электричество, водопровод, телефон.
«Волшебный дом»
В 1914-м полутораэтажную квартиру № 3 сняли молодые супруги Марина Цветаева и Сергей Эфрон с маленькой дочкой Ариадной. Все начиналось как в сказке. Рядом живописный Арбат, места, которые хорошо знала и поэт (Цветаева настаивала на мужском варианте слова), и ее супруг, тогда еще студент. Необыкновенная планировка квартиры на втором этаже дома — в три уровня, с мезонином и мансардой — напоминала и Марине, и Сергею дома их детства. В квартире было восемь комнат, различающихся размерами и высотой потолков, и просторная кухня. Из комнаты мужа в мезонине можно было выйти на крышу-террасу. В то благополучное время Цветаева называла новое жилище волшебным домом, колодцем уюта и волшебства.
«Дверь открывается — вы в комнате с потолочным окном — сразу волшебно! Справа — камин. И больше ничего нет. Я так вдруг обрадовалась, но знаешь, это не так, как там. Это — серьезно. Я уже в этой комнате почувствовала, что это — мой дом! Понимаешь? Совсем ни на что не похож. Кто здесь мог жить? Только я!» — рассказывала сестре Асе счастливая Цветаева.
В этом доме ее приводила в восторг каждая деталь, особенно нравилась входная дверь из красного дерева. «Я не видела еще красного дерева дверей», — признавалась она.
В их квартире всегда кипела жизнь, многочисленным друзьям супругов нравилось бывать у них в гостях. Сюда приходили Осип Мандельштам, Илья Эренбург, Константин Бальмонт, Борис Зайцев и многие другие. Цветаева наводила в комнатах уют: на пол постелила ковры и мягкие шкуры, стены украсила картинами и гравюрами, на каминную полку поставила бюст Пушкина и часы в виде верблюда, привезла рояль, шарманку и граммофон, в книжных шкафах расставила книги на русском, французском и немецком языках.
Голод, холод и несчастье
Счастье продолжалось не очень долго. В 1917-м, во время Первой мировой войны, Эфрона мобилизовали, поначалу направив в петергофскую школу прапорщиков. Затем он был зачислен в 56-й пехотный полк в Москве. Сергей участвовал в сборах и видел солдатские бунты. Цветаева написала об этом страшном времени стихотворение «Юнкерам, убитым в Нижнем»:
Сабли взмах —
И вздохнули трубы тяжко —
Провожать
Легкий прах.
С веткой зелени фуражка —
В головах.
В апреле родилась вторая дочь, Ирина. Неблагоприятная обстановка в Москве — беспорядки, проблемы с продуктами — заставляет Цветаеву к осени уехать в Крым в поисках зимней квартиры. Но, узнав об октябрьском вооруженном перевороте, она спешит в Москву, где остались дети и муж, участвовавший в уличных боях с большевиками. Именно тогда она написала пронзительные строки «Октября в вагоне»: «Двое с половиной суток ни куска, ни глотка… А если я войду в дом — и никого нет, ни души? Где мне искать Вас? Может быть, и дома уже нет? У меня все время чувство: это страшный сон. Я все жду, что вот-вот что-то случится, и не было ни газет, ничего. Что это мне снится, что я проснусь. Горло сжато, точно пальцами». Она мечтала только об одном — чтобы Эфрон оказался жив и здоров. Молитвы были услышаны. Но их ждала еще одна вынужденная разлука, теперь уже на долгих пять лет.
А дом, в который они въехали всего три года назад и который обещал счастливую спокойную жизнь, после революции стал казаться настоящей трущобой. Он стал слишком огромным для молодой женщины с двумя детьми: они выбирали какой-то один уголок, который могли отопить и обжить, пока не приходилось уступать его новым жильцам. К отъезду у Цветаевой осталось две комнаты, в остальных поселились чужие люди. Мебель из красного дерева была ею пущена на дрова, вещи, книги, музыкальные инструменты проданы. В это тяжелое время она пишет «Вольный проезд» и «Мои службы» о своих попытках съездить в деревни за хлебом и устроиться на службу в комиссариат по делам национальностей.
«Вхожу, нелепая и робкая. В мужской мышиной фуфайке, — как мышь. Я хуже всех здесь одета, и это не ободряет. Башмаки на веревках. Может быть, даже есть где-нибудь шнурки, но... кому это нужно? Самое главное: с первой секунды Революции понять: Все пропало!»
Денег не было — банки национализировали, до назначенного ей академического пайка оставалось больше двух лет. Мизерная помощь друзей и соседей, даровые выдачи питания и распродажи домашнего скарба — вот скудные источники средств Цветаевой в то время. Работу в комиссариате по составлению архива газетных вырезок Цветаева выдержала около полугода, и следующий год, 1919-й, стал для нее «самым чумным, самым черным, самым смертным из всех тех годов». К зиме положение стало настолько отчаянным, что она согласилась на настойчивое предложение друзей-врачей временно поместить детей в кунцевский приют. Тогда случилось самое страшное. Младшая дочь не дождалась воссоединения семьи — она умерла в приюте от голода.
В 1921 году Цветаева смогла организовать переезд в Москву своей младшей сестры Анастасии, которая пережила Гражданскую войну в Крыму и также потеряла младшего из двоих детей. В том же году Цветаева получила известия о муже, который оказался в Европе после разгрома белой армии, и начала готовиться к эмиграции. Приняв сестру с сыном в этом доме, Марина, однако, не смогла оставить им свое жилье — в ответ на ее заявление в жилищное товарищество с просьбой предоставить комнаты родственникам последовал отказ как «не ответственной съемщице». Россию мать и дочь покидают в 1922-м.
Дом в Борисоглебском переулке остался позади. За время, прожитое там, Цветаева написала множество стихов, шесть пьес, четыре поэмы и многое другое.
Дом-музей
Неизвестно, где бы сейчас располагался музей Марины Цветаевой, если бы в годы Великой Отечественной войны ордер на квартиру на первом этаже этого дома не получила врач Надежда Катаева-Лыткина, ставшая впоследствии искусствоведом. Именно она сделала все для создания «Марининого дома» — Надежда Ивановна очень впечатлилась, узнав, кто жил в этих стенах до нее. В ее квартире возник неформальный цветаевский клуб. В начале 1960-х здание варварски испортили во время ремонта: паркет застелили досками, разрушили и заново сделали пристройку, сбили лепной декор фасада.
Коммунальные квартиры были здесь до 1979 года. А потом... дом решили снести. Отказалась выезжать только Надежда Ивановна. Она считала, что здание с такой богатой историей ни в коем случае нельзя уничтожать. Ее не переубедило даже отключение воды и электричества — так и жила. В конце концов искусствоведа поддержали многие деятели культуры, среди которых были поэты Евгений Евтушенко и Роберт Рождественский.
Власти уступили, когда Катаевой-Лыткиной удалось получить поддержку Советского фонда культуры. В 1986-м дом передали Центральной городской публичной библиотеке имени Н.А. Некрасова. А еще через четыре года здесь был создан культурный центр «Дом поэта Марины Цветаевой». Надежда Ивановна работала в нем до 2001-го, была научным руководителем музея. Тут проводили выставки, устраивали конференции, концерты, литературные вечера, выступали знаменитые музыканты, поэты, писатели и ученые.
В фондах музея хранится не имеющий аналогов архив русского зарубежья, автографы Марины Цветаевой, Сергея Эфрона, Максимилиана Волошина, Зинаиды Гиппиус и других деятелей культуры. В 2007-м напротив дома появился памятник поэту работы Нины Матвеевой.
Коллекция предметов, связанных с Мариной Цветаевой, пополняется и сегодня. Здесь хранятся мемориальные столик и зеркало, кофейная чашка, платье, серебряный браслет и коралловые бусы, принадлежавшие поэту, а также картины художника Максимилиана Волошина, друга Марины Ивановны, в коктебельском доме которого она когда-то познакомилась с мужем.
