Не итальянские руины. Как Игорь Сорокин и его команда играют в античность и создают сувениры из обломков старого дома

Мастерская «Сувенирня», где художники со всей России превращают останки пристройки в сувениры, ютится во временном прибежище. А должна бы располагаться на месте той самой пристройки. Скоро год – с декабря 2020-го – сотрудники культурного центра «Дом Гектора Баракки» безуспешно добиваются у чиновников разрешения на снос аварийной части здания.

Дом, дарующий краски

На мастер-классах саратовской художницы Анны Бересневой участники – от младшеклассников до студентов – пишут картины красками, которые даёт сам дом Гектора Баракки. Охру красную получают из кирпича, сажу газовую – из сажи, собранной со стен газовой печи в доме. Краски готовят сами, прямо как художники полтора столетия назад и раньше. Открыточную бумагу для будущих картин тоже льют сами.

Девочки-семилетки трут кирпич прямо на улице. Мелкая охряная пыль ссыпается сквозь отверстие деревянной «тёрки» в старинную тарелку. Ладони у детей оранжевые, пальцы оставляют следы на одежде. После эту пыль пропустят через сито, и получившуюся кирпичную муку будут превращать в краску. Для измельчения пигмента используют курант – специальную стеклянную (лучше – хрустальную) ступку с плоским, шершавым основанием.

- На плотное стекло кладём щепотку кирпичной муки, добавляем немного воды, каплю гуммиарабика, добытого из сока африканской акации, смешанного с глицерином, - объясняет Анна Береснева, смешивая на стекле ингредиенты. – Перемешиваем. И начинаем растирать курантом до полного исчезновения скрипящего звука.

Правильно пользоваться курантом детей учит другая саратовская художница – Ольга Чак. Она пишет иконы. Темперные краски для работы готовит сама. Каждый пигмент она перетирает и замешивает на яичном желтке и белом сухом вине. Многие пигменты, которые иконописцы используют в работе, ядовиты. Например, киноварь (это сульфид ртути), или аурипигмент, в составе которого есть мышьяк.

- Киноварь я всегда перетираю в перчатках и противогазе, - рассказывает Ольга. – Здоровье то у меня одно. И если домашние к этому привыкли, то на гостей мой облик во время работы производит неожиданный эффект. Как-то раз мой сын вернулся домой пораньше. Пришел не один, а с другом. Конечно, я пошла открывать прямо в противогазе – неужели я родного сына домой не пущу? Но сын-то у меня привыкший. А вот его приятель немного обалдел. Можно, конечно, использовать другой пигмент, но именно киноварь делает красный удивительно сочным и ярким.

Бумагу делают по рецепту Анны Бересневой. В принципе, 150 лет назад её получали ровно так же. Только раньше в переработку шла ветошь: старые льняные, хлопковые и конопляные износившиеся материи, а теперь – макулатура. Мелко порванные старые журналы, газеты, открытки, сохранившиеся в старом доме-памятнике, провариваются в воде с содой, взбиваются блендером вместе с крахмалом и кирпичной крошкой. А бумажные листы льются как в древности: массу черпают рамкой с ситом на дне.

Сложно представить, что из серой взвеси может получиться что-то путное, но на кусках красной материи уже сохнут настоящие бумажные листы – хрупкие, шершавые, с нежным желтоватым оттенком. С помощью кружев и утюга дети делают тиснение: основа для открытки готова.

Открытку получаем методом монотипии: на гладкой плитке пишем картинку охрой или сажей газовой, потом прикладываем к плитке еще влажный бумажный лист. И рисунок переезжает с плитки на открытку.

Монотипию очень любил использовать в работе саратовский художник Вячеслав Лопатин, чьими работами вдохновляется Анна Береснева. Одна из его самых известных картин – «И мы тоже были» - написана красками с волжских берегов. Пигменты для них дали глины и камни с берегов Волги, которые двадцать лет собирал, дробил и перетирал художник, придумывая связующие смеси, изучая технологии, изобретая свои. Так на свет родился шедевр, посвященный детству, которое Лопатин провел в оккупации. Картина эта напоминает икону по цвету, композиции, внутреннему свету и теплоте.

Вячеслав Лопатин умер четвертого октября.

Сейчас Анна Береснева пишет заявку на грант: в память о художнике она мечтает сделать серию мастер-классов по созданию красок из материалов волжских берегов. Экспедиции, изучение материалов, перетирание красок – погружение в мир непростого ручного труда, пронизанного художественным вдохновением.

Сувениры «Сувенирни»

В мастерской, среди инструментов, на столах и верстаках, целая выставка волжских кораблей, изготовленных творческим дуэтом «Планетяне»: колесные пароходы, ледоколы «Саратов», беляны. Своеобразный нырок в историю судоходной Волги «доплотинных времён». Они вырезаны из брусьев старого дерева, выкрашены краской, подаренной домом Баракки. Тёплые, шершавые, красивые символы-корабли, способные украсить полку коллекционера музейных редкостей.

На кирпичах производства Тарасия Горина (на них есть клеймо мастера – ТГ) и стенах мастерской – штампы трафаретов ижевчан. Такие штампы – символы дома – можно наносить хоть на майки, хоть на знамёна, обозначая свою причастность к истории этого дома, к истории этого художника.

Во дворе дома – подарки от «Творческой дачи» - художественного объединения из Ижевска: старая шарманка, тёрка для кирпича в виде восклицательного знака и шарманка.

Вход во двор охраняет пожарный «Щит Гектора», сделанный из балок и дверей дома Баракки, выкрашенный сажей газовой.

Над двором нависают руины, которые вот-вот должны начать разбирать. Только «вот-вот» почему-то никак не настанет.

Кто не даёт играть в античность?

Чтобы с дома, в котором жил Гектор Баракки, снять статус аварийного, надо разобрать полуразвалившуюся пристройку – именно она не даёт подключить к крепкому ещё старому дому коммуникации и начать осваивать дом, в котором жил Баракки, как художественное пространство. В этом уверен директор Культурного центра «Дом Гектора Баракки» Игорь Сорокин.

- Когда мы задумывали этот проект и писали заявку, мы предполагали аварийную пристройку во дворе превратить в материалы для переработки, - объясняет Сорокин. – Разбирать хотели не под ноль, а поиграть в античность, в Италию: в Италии же руины в порядке вещей. Убрать то, что грозит обрушиться и покалечить, а то, что ещё крепко и может послужить – оставить. В эти руины уже встроить мастерскую, где оставшиеся после разборки части перерабатывать. Придумали даже формулу – «возгонка мусора в священные частицы».

Проект реставрационных работ дома Баракки дирекция культурного центра планировала поручить мастерской Алексея Шитова. Поэтому проект демонтажа пристройки делала тоже эта мастерская. Этот проект сотрудники культурного центра принесли в управление по историко-культурному наследию Саратовской области. «Мы не можем этот проект согласовывать, это же не ОКН» - развели руками там. – «Идите в администрацию. Но! Для нас сделайте, пожалуйста, отдельный том по сохранению объекта культурного наследия во время демонтажа пристройки».

- Это было… неожиданно, - вспоминает Сорокин. – И потянуло за собой переработку всей документации.

Научным руководителем проекта стал архитектор Александр Маясов. Этот проект, поскольку он был реставрационным, потребовал отдельной экспертизы. Проблема в том, что в Саратове экспертизу подобного рода работ, который запланировали в доме Баракки, может сделать только один человек. И это сам Маясов. Пришлось искать эксперта.

- Надо понимать, что экспертов такого уровня в России не так много, и никто из них без работы не сидит, - объясняет Игорь Сорокин. – Так что прошло ещё какое-то время.

В мае 2021-го проект на экспертизу взяла Инна Смирнова из Москвы. В начале июля проект отдали на согласование в управление к Владимиру Мухину. Там все четыре тома рассматривали максимально возможный срок. И 3 августа – ровно через 30 положенных дней – проект был одобрен.

- Когда я получил письмо из управления, я летал, - делится Сорокин. – К нам как раз для работы в «Сувенирне» приехали ижевские ребята «Творческая дача». Я усмотрел в этом символизм! Скоро-скоро мы начнём разборку и устроим мастерскую! Но…

… но оказалось, что согласование проекта не последний этап в соблюдении бесконечных правил работы с ОКН. Теперь культурному центру требовалось получить разрешение на производство работ.

- Теперь нам надо предоставить все необходимые договоры и приказы, - объясняет директор культурного центра. – Кто ведет авторский надзор, кто технический надзор, кто еще какой-то там надзор. Чтобы заключить договор, нужна смета. У нас была обычная, коммерческая смета на 630 тысяч рублей. Но здесь нам потребовалась гранд-смета: такая составляется, если ты используешь в работе государственные деньги или государственные структуры. Она гарантирует какие-то там проценты и надбавки. Гранд-смета тянет уже на 860 тысяч. Не говоря о том, что и создание проектов, и их экспертиза тоже стоили недёшево.

Культурному центру «Дом Гектора Баракки» со сбором средств на демонтаж пристройки готов помочь фонд «Внимание». Но открыть сбор фонд может только после того, как культурный центр получит разрешение на проведение работ. Разрешение же выдадут только после заключения всех договоров. Одно цепляется за другое, между тем на дворе уже ноябрь, и всей канители с документами скоро год.

- Каждый раз думаешь – ну вот на этой неделе точно начнём! Но всё не начинаем, и не начинаем, – объясняет Сорокин. – Хорошо, что главный архитектор нашего двора Дмитрий Назимов ещё в начале лета сказал нам – давайте превратим этот наш ангар в мастерскую и нарисовал этот вход.

Вход в «Сувенирню» визуально напоминает символ культурного центра – вписанные в квадрат буквы Г и Б. Сама мастерская – изящное решение архитектора Дмитрия Назимова, который предложил поставить под углом к стене соседнего ОКН шестиметровый брус и закрыть его профлистом. Построили её быстро, чем решили сразу две проблемы: защитили от осадков стену соседнего дома и устроили в галерее мастерскую.

По условиям гранта культурный центр закупил всё необходимое оборудование: инструменты, станки, верстаки, даже умывальник. И часть оборудования уже разместилась в мастерской, которой стала крытая галерея.

Символизм «Сувенирни»

Здесь разворачивается удивительная история: мастер-класс длится четвертый час. Дети сосредоточенно рисуют на плитках свои шедевры – лодку, утёс над Волгой, дом Баракки. Анна Береснева рассказывает о художнике Этторе Паоло Сальвини Баракки, который променял Италию на Россию, Флоренцию на Саратов. Как на беляне – большой деревянной плоскодонной барке, построенной для сплава леса вниз по Волге – итальянский художник прибыл из Нижнего в Саратов. Как остался в городе, пахнущем пылью, степью, полынью, который покорил его навсегда.

Во дворе, если покрутить ручку, играет заунывную песню шарманка, устроенная художниками из «Творческой дачи». Звенят чугунные крышки и половники.

- Шарманка – это из рассказа Даниила Дарана про то, что Гектор не мог слышать, когда шарманщик заходил во двор, и кричал дочке – «Миля, Миля, иди, подавай шарманщику!». Поэтому они сделали такой объект, который заставляет схватиться за голову, - объясняет Сорокин.

Фонтан, построенный во дворе теми же художниками, бьет в небо весёлыми струями из груды красного кирпича. Во-первых, это тоже символизм – фонтан в этом дворе во времена Баракки действительно был. У ученика Баракки – Павда Кузнецова – фонтаны занимают значительное место в творчестве.

- Во-вторых, в 2016-м году Анфим Ханыков, основатель «Творческой дачи» уже делал фонтан во дворе дома Гектора, - вспоминает Игорь Сорокин. – Тогда это был фонтан слёз: деревянная рука сжимала в руке кирпич, с которого капала вода. И мы это тоже трактовали двояко – с одной стороны – саратовская крепость – такая крепость, что может выжать влагу из камня. С другой, глядя на то, какая вокруг разруха, даже камни плачут.

В 2016-м дом Баракки был обречён: признанный аварийным, он готовился под снос. Охранного статуса у него не было. И только бесконечные попытки Сорокина привлечь внимание к дому, как объекту художественного наследия, помогли заговорить о нем, вписать его в культурный контекст города. Дому присвоили статус ОКН. После чего энтузиастам помог бизнесмен Павел Шестернёв, который выкупил дом и землю под ним, позволил в соседнем доме организовать штаб. В этом штабе собираются музейщики, художники, энтузиасты, там придумывают и пишут проекты, собирают отчёты и пьют чай с друзьями.

Так что, спустя пять лет, новый фонтан, бьющий вверх, тоже воспринимается как символизм.

Дуэт «Планетян» - Евгений Гриневич и Наталья Куликова, мастера арт-утилизации, модного в современном искусстве направления – возвращают саратовцам память о волжских кораблях. Об огромных белянах, ходивших только в один конец: в Астрахани гигантские барки разбирали на лес до последнего бревнышка, а дома, построенные на палубах для команды, продавали целиком. О саратовском ледоколе – уникальном корабле, какого нет больше нигде в мире. Сегодня он покоится на дне реки под мостом. О нём одно время очень любил вспоминать губернатор Валерий Радаев, но потом почему-то перестал. Теперь ледокол обрёл символическую форму в руках мастеров.

- Ледокол «Саратов» был единственный в своем роде, объясняет Сорокин, разъединяя две палубы деревянного образца, а потом снова соединяя их. – У него две параллельных трубы, две рубки, каждая его сторона совершенно самостоятельная. Дело в том, что рязано-уральская железная дорога заказала ледокол в Нью-Касле, это в Англии. Англичане – держава морская. Они этот ледокол оснастили вообще всем, чем могли, хотя ходить он должен был всего лишь с берега на берег на Увеке. Но до Саратова корабль должен был дойти своим ходом. И всё бы ничего, но чтобы попасть в волжский бассейн, ему требовалось пройти шлюзы, которые были построены ещё при Петре I. Они очень узкие. Чтобы ледокол смог их преодолеть, английские инженеры спроектировали его таким образом, что его перед шлюзами смогли расклепать на две самостоятельные половины. Сначала через шлюзы прошла одна часть ледокола – со своей рубкой, своей топкой, своей трубой, а затем вторая. Потом их склепали обратно. Нет больше в мире таких же кораблей с двумя параллельными трубами. Этот ледокол, кстати, можно увидеть в фильме «Строится мост».

По словам Сорокина, он видел в ньюкаслском музее модель уникального ледокола:

- На черно-белых фотографиях не видно цвета. А он был тона, близкого к нашему, кирпичному.

Запасной, пожарный, выход из мастерской закрывают старые двери. В 2016-м Анфим Хомяков и его «творческая дача» уже были в Саратове и жили во дворе дома Павла Кузнецова. Они привели в порядок двор на Валовой,94 (сейчас этот дом снесён), накосили травы, повесили качели, сложили печку. Быт художников от посетителей музея символически отгородили дверьми из дома Баракки. Тогда это был шанс сохранить какую-то часть дома. Нынешним летом, прямо перед приездом «Творческой дачи», двери напомнили о себе: ураган уронил забор, частью которого стали эти двери. И их торжественно вернули на законное место.

Символизм тут можно усмотреть ещё и в том, что дом Павла Кузнецова тоже из небытия поднимал именно Игорь Сорокин. А он на начальном этапе выглядел куда хуже, чем дом Баракки выглядит сегодня. На месте нынешнего музея Кузнецова был остов, деревянный скелет бывшей усадьбы, без окон и крыши.

Сейчас вопрос с разбором пристройки находится в стадии «последнего рывка», если управление по историко-культурному наследию не придумает ещё какого-нибудь барьера, через который придётся прорываться. Впрочем, сам Сорокин не считает, что чиновники препятствуют работе музейщиков намеренно.

Листопад стучит по железной крыше галереи. Ты или красишь корабли, или льёшь бумагу, или растираешь кирпичную пыль. Потом, когда на месте аварийной пристройки появится мастерская, здесь, в галерее будет лимонайя. Зимой в ней укроются от холода растения из Флоренции – те самые, что росли там еще во времена Гектора Баракки. Они уже найдены и готовы ехать в Саратов. А летом они будут расти в кадках из старых брёвен прямо на улице – частичка Италии полуторавековой давности в отдельно взятом саратовском дворике.