«Иногда доходит до курьезов»: самые яркие представители сталинского ампира
Вернувшись из провинции, бабуля из фильма «Новая Москва» не узнала столицу. Шел 1938-й. Уже три года действовал грандиозный план реконструкции Москвы, который подписал сам Сталин. Пробивали широкие прямые проспекты и расчищали монументальные площади. Строили новые массивные здания и передвигали на десятки метров старые. Проложили первые ветки метрополитена. Ведь столица должна стать витриной Советского Союза, а в будущем – и всего мирового пролетариата.
Режиссер фильма «Новая Москва» Александр Медведкин хотел показать светлое архитектурное будущее Москвы. Но это будущее совершенно не понравилось Сталину, и он запретил картину.
И действительно, есть в этом утопическом будущем что-то жутковатое. Что, если бы Москва, да и весь Советский Союз стали такими? О какой стране мечтали создатели фильма, а также правительство, архитекторы, строители, да и простые жители СССР? И что у них получилось в итоге?
Трехсотметровая многоярусная башня. На ней – стометровая статуя вождя, такая огромная, что в облачную погоду видно лишь ботинки. Голова так велика, что в ней помещается зал заседаний. А гигантская рука всегда указывает на солнце, для этого фигуру круглосуточно вращают мощные электромоторы…
Такой Дворец Советов с Лениным мог бы изумлять жителей столицы и пугать приезжих. Лишь война помешала стройке века. Но многие другие планы удалось воплотить. Так родился стиль, который много позже назвали сталинским ампиром.
«Историки архитектуры в последнее время стали уходить от использования термина «сталинский ампир», хотя нам привычно понимать эту эпоху как целостность. Однако совершенно очевидно, что в развитии этого двадцатилетия рубежом была война. Если особенностью довоенного периода была конкуренция двух направлений неоклассики и ар-деко, то для послевоенной архитектуры был характерен отказ от смелых геометричных экспериментальных форм ар-деко и использование неоклассических приемов, использование национальных мотивов», – говорит архитектор Андрей Бархин.
Репрессии, голод, ускоренная индустриализация, коллективизация и массовый приток населения в города перевернули и во многом разрушили миллионы жизней. Перед правительством встала нелегкая задача. Нужно было убедить простого человека в том, что достижения завтрашнего дня оправдают все тяготы дня сегодняшнего. Модный в двадцатые стиль конструктивизм для этого не годился.
«Возникает попытка вместо создания демократического общества, основанного на равных правах и возможностях, создать новую империю. На что может ориентироваться новая империя? Конечно, на Римскую империю. Это такие средства архитектуры, которые призваны создать ощущение парадности, яркости, величия, ощущения, что в этом городе живут люди, которые обладают какими-то сверхспособностями и возможностями, они очень развиты физически и духовно, они способны объединяться и победить нечеловеческого врага», – комментирует Мария Лавренченко.
Библиотека имени Ленина. Архитекторы Владимир Щуко и Владимир Гельфрейх. Годы постройки – 1928-1958. В проекте этого здания впервые новый стиль боролся с конструктивизмом и победил его. Под гигантскую библиотеку снесли целый московский квартал.
«Это одно из первых зданий в советской архитектуре в стиле ар-деко. Это здание было спроектировано архитекторами Щуко и Гельфрейхом еще дореволюционной школы и для них этот стиль был новинкой, привезенной из Парижа. В этом здании интересна его планировочная композиция, поскольку в ней чувствуется наследие авангарда 1920-х годов», – отмечает Андрей Бархин.
Дом Совнаркома СССР. Архитектор Аркадий Лангман. Годы постройки – 1932-1935.
«Мы с вами в самом центре Москвы на пересечении Тверской улицы и Моховой улицы. По архитектуре здания Совнаркома СССР мы можем судить о том, каким мог бы быть Дворец Советов. Таких зданий была построена целая серия в те годы и сейчас мы начинаем открывать для себя этот стиль. Это ребристые пилястры, это отказ от классических карнизов, это ребристые пояса, особый геометризованный ордер без классических капителей или карнизов», – говорит Андрей Бархин.
Москва 1930-х годов стала настоящей художественной лабораторией сталинской архитектуры. Новая архитектура объединила разрозненный город в единое целое. Остальная страна брала пример со столицы.
Дом правительства Белорусской ССР. Архитектор Иосиф Лангбард. Годы постройки – 1930-1934.
«Этот проект уникален тем, что он переходный – от стиля конструктивизма к стилю так называемого сталинского ампира. Искусствоведы начинают отсчет сталинского ампира с проекта Дома Советов в Москве. Это здание построено несколько раньше и уже предвосхитило некоторые черты этого стиля. Главное, что здесь есть – осевая композиция и такая пирамидальная структура. Здание напоминает внешне скорее дворец, чем фабрику, как это любили конструктивисты», – комментирует доцент кафедры дизайна архитектурной среды Белорусского национального технического университета Евгений Морозов.
Строили вручную, без экскаваторов и башенных кранов. Рабочие копали котлован лопатами, землю вывозили на телегах. Единственный механизм – шахтный подъемник, сложенный из бревен. Девятиэтажный Дом правительства стал самой высокой постройкой в Минске.
«Представьте себе, что это огромное здание, как гора вырастала в центре. Этому участку уделяли особое внимание оккупанты во время Второй мировой войны. Существовала даже специальная такая открытка, на которой представлен этот Дом правительства, он уникально выделяется как большое здание в контрасте с маленькими лачугами. Таким образом фашистская пропаганда хотела показать нечеловеческий характер советской власти», – отмечает Евгений Морозов.
Дома правительства быстро множились по стране. Автор белорусского здания даже не постеснялся самоплагиата: точно такие же здания построили в Могилеве и Сталинграде. Но в каждой из республиканских столиц главное здание города имело свое лицо.
Дом правительства Азербайджанской ССР. Архитектор Лев Руднев. Годы постройки 1936-1952.
«В конкурсе на постройку Дома правительства в Азербайджане участвовали московские архитекторы, ведущие архитекторы других крупных городов и бакинские. Первое место взял академик архитектуры Руднев, по его проекту и было построено, но ему было поручено, чтобы он использовал мотивы и элементы азербайджанской архитектуры. У нас в Баку есть такой комплекс, как дворец Ширваншахов, он изучил там эти моменты и, если посмотреть на Дом правительства, там все колонны, арки очень близки по своей направленности, элементы взяты из этого комплекса», – рассказывает заслуженный архитектор Азербайджана Низами Нагиев.
Сталинские здания – непременно доминанты своих кварталов. Они резко выделялись среди других построек.
Театр оперы и балета Белорусской ССР. Архитектор Иосиф Лангбард. Годы постройки – 1933-1938.
«Когда он начал строиться в начале 1930-х годов, он строился как конструктивистский объект в соответствии с концепцией театра массового действия. Была такая концепция, которая предполагала, что интересен не сам актер, а сценическое действие и масса людей. В качестве актеров должны были выступать огромные массы, танки должны были быть на сцене, конница пробегать, тысячи людей должны были проходить единым маршем», – комментирует Евгений Морозов.
В конце концов архитектора обвинили в расточительности, и вместо зрительного зала на пять тысяч человек был построен зал на полторы тысячи.
«Здание было всегда смурное, но сейчас ему придали немножко другой вид, перештукатурили, сделали светлее, и от этого характер строгости сталинской немного пострадал и уменьшился», – рассказывает Евгений Морозов.
Белорусскому театру так и не удалось стать крупнейшим в стране. Его потеснил Армянский. Театр оперы и балета имени Спендиаряна. Архитектор Александр Таманян. Год постройки 1940-й.
«В зрительный зал оперного театра можно поставить 10-этажное жилое здание и оно в нем уместится. Мне рассказывали, будто бы в течение нескольких лет работники оперы на несколько лет потеряли одно из помещений. То есть это здание было настолько велико, что помещение в длину явно больше 20 метров оказалось просто потерянным», – рассказывает журналист, внук главного архитектора здания Матенадарана М. Григоряна Марк Григорян.
Архитектор Александр Таманян разработал особый неоармянский стиль: сочетание римского классицизма и средневековой армянской архитектуры. Театр одновременно похож и на римский Колизей, и на легендарный храм Звартноц. В 1937 году на Всемирной выставке в Париже проект получил золотую медаль. До мирового признания Таманян не дожил всего лишь год.
Институт древних рукописей Матенадаран. Архитектор Марк Григорян. Годы проектирования – 1944-1952. К этому зданию непременно привозили на экскурсию все делегации, которые приезжали в советский Ереван по делам.
«И вот однажды привели сюда Первого секретаря компартии Грузии. Выходя из здания, он посмотрел на два крыла окружающих Матенадаран и сказал: «Какой прекрасный ресторан мог бы здесь поместиться!». И мой дедушка, который был одним из сопровождающих, после этого несколько ночей не спал. Он очень боялся, что тут действительно возникнет ресторан», – вспоминает Марк Григорян.
Матенадаран – единственное здание в Ереване, которое украсили статуями в духе сталинской архитектуры. Но и они отличаются строгостью и скромностью.
«Сталинский ампир был вычурным, богатым, с массой ненужных башенок, колонок, пристроечек. Это здание внешне отличается абсолютным лаконизмом. Четыре ниши, портал и все. Эти ниши были приняты в древних армянских храмах как средство для облегчения конструкции. Они не просто для красоты. И если Таманян за здание оперы получил медаль на Парижской выставке, то Григорян за здание Матенадарана получил строгий партийный выговор», – говорит Марк Григорян.
Марка Григоряна обвинили тогда в национализме. Здание никак не вписывалось в принятые каноны. А статуи совсем не походили на привычные – в античном стиле.
«Античные скульптуры очень активно использовались для того, чтобы показать, кто триумфатор. Мы-то знаем, кто им был на самом деле, но архитекторы показывали, что этот человек – это простой советский спортсмен или рабочий, или колхозница», – комментирует Мария Лавренченко.
Декораторы сталинских зданий нередко копировали известные античные статуи, просто одевая богов и героев в робу строителя или купальник пловчихи. Возникали забавные курьезы.
«Иногда доходит до курьезов, например, на фасаде Горного университета в Москве можно увидеть фигуру одного и того же персонажа – Давида. Но часть из них Давид Донателло, а часть Давид Микеланджело, они просто чередуются», – рассказывает Мария Лавренченко.
Театр оперы и балета Киргизской ССР. Скульптор Ольга Мануйлова. Год постройки – 1955-й.
Скульптуры на крыше – не обезличенные певцы и танцовщицы. Скульптору Ольге Мануйловой позировали простые рабочие со строительной площадки театра. В декоре больше всего проявились отличия между сталинскими зданиями в разных республиках.
«В пластике фасадов богато применена лепнина, декор, национальная символика, ковка, колонны на центральном входе в мраморе белоснежном, торжественные. Все, что отвечает замыслу стиля ампир – торжественность, помпезность, монументальность – все в этом здании присутствует. В начале галереи с одной стороны скульптура мужчины, с другой стороны скульптура девушки – все это придает торжественность зданию. Все здание решено в классических приемах, но с национальным колоритом. Творчество Гапара Айтиева широко отображено в изображении народа Кыргызстана, это отражено в росписи потолка», – комментирует руководитель сектора топонимики и регистрации памятников МП «Бишкекглавархитектура» Юлия Моисеева.
Архитекторы сталинской эпохи не жалели декора даже для обычных жилых домов. Жилой дом на Моховой, Москва. Архитектор Иван Жолтовский. Год постройки – 1934-й.
«Дом на Моховой стал реализацией увлечения Жолтовского Италией, архитектурой Палладио, а с другой стороны, мы здесь видим параллели с американской неоклассикой, с актуальной в те годы архитектурой, в которой в те годы застраивался Вашингтон», – говорит Андрей Бархин.
Жилой дом ученых, Баку. Архитекторы Садых Дадашев и Микаэль Усейнов. Год постройки – 1946-й.
«Там колонны не в виде карибского ордера или дорического и ионического, а были использованы мотивы именно азербайджанской архитектуры. Например, капители колонн делались в виде сталактитов. Потолки высокие были, интерьеры отделывались на высоком уровне, качественный паркет», – рассказывает Низами Нагиев.
Полы из настоящего дуба, потолки до четырех метров, лепнина и роскошные люстры в подъездах – все это признаки «сталинок». Жить в таких домах мечтали все. И особенно престижными считались легендарные высотки.
Северный речной вокзал в Москве, дом на Крещатике в Киеве, Академия наук в Тбилиси и многие другие. Здание со шпилем, со звездой на верхушке – одна из примет сталинской архитектуры.
Политехнический техникум, Фрунзе (Бишкек). Архитектор Евгений Писарской. Год постройки – 1954-й. Шпиль обильно украшен орнаментами, колоннами лепниной. Считается, что здания украсили шпилями, чтобы они больше походили на небоскребы Америки. На самом деле в США не так уж много высоток со шпилями.
«Здесь скорее архитекторы ориентировались на историческое наследие, на пятикупольные храмы, которые имели примерно такую же структуру и такой же силуэт. Сама архитектура ориентируется на архитектуру Детройта или Чикаго, но там небоскребы имеют прямоугольное завершение», – рассказывает Мария Лавренченко.
С одной стороны, после войны США – идеологический враг СССР. С другой – всегда были тесные связи с Америкой, туда не раз ездили советские ученые, инженеры, перенимали опыт. У заокеанских небоскребов позаимствовали каркасную конструкцию, технологию облицовки плиткой. Но уже дома столкнулись с другими трудностями.
«В Нью-Йорке базальтовая скала, которая является основанием, может выдерживать большие нагрузки и практически там отсутствуют тектонические сдвиги, в то время как в Москве очень неустойчивые глинистые почвы, подземные ручейки, реки. В этот период работали потрясающе инженеры. Были очень сложные решения. Например, высотка на Красных воротах. Были сложности с почвами и пришлось ввести тонкие цилиндры с хлористым кальцием. Они заморозили полностью почвы, но само здание пришлось строить под небольшим наклоном. Потом их вытащили, почва растаяла, и здание само встало ровно», – говорит Мария Лавренченко.
Московский государственный университет имени Ломоносова. Архитектор Лев Руднев. Годы постройки – 1949-1953. На строительство МГУ выделили 2,5 млрд рублей – больше, чем на восстановление всего Сталинграда. Это самое высокое здание столицы – 240 метров со шпилем.
«Там есть ярусная пятибашенная структура, которая восходит к традиционной русской допетровской архитектуре с одной стороны. С другой стороны, там есть и неоклассические мотивы – мощный входной портик, ротонды, завершающие башни. Таким образом, в архитектуре МГУ Руднева мы видим некую эстетику сплава самых разных традиций и это хорошо иллюстрирует послевоенное развитие сталинской архитектуры», – отмечает Андрей Бархин.
МГУ – не просто здание. Это город в городе, объединенный единым стилем и смыслом.
«Особенностью московских высотных зданий стало то, что все они стояли на великолепно спланированных площадях. Они доминировали над кварталами. В этом их особенность, отличие их от американских высоток, которые всегда стоят на узких перекрестках и совершенно в иной структуре, поскольку небоскребы в Нью-Йорке были частными коммерческими зданиями, а московские высотки были государственными. К ним было обращено особое внимание, они планировались как некие ансамбли», – комментирует Андрей Бархин.
Гостиница «Украина», Москва. Архитектор Аркадий Мордвинов. Годы постройки – 1953-1957. Эту сталинскую высотку построили последней, уже после смерти вождя. Название ей придумал новый генсек – Никита Хрущев. Он же и положил конец сталинскому ампиру.
«Хрущеву было очень сложно на самом деле противопоставить себя предыдущей эпохе с точки зрения архитектуры. Как вы знаете, везде снимались бюсты Сталина и ставился снова Ленин. Ленин снова стал единственной сакральной фигурой. Но при этом вернуться к авангарду, характерному для ленинской эпохи, было невозможно, потому что Хрущев авангард не понимал. Поэтому он сказал, что тогда у нас вообще не будет архитектуры, а у нас будет просто строительство. То есть мы ни копейки народных денег не будем тратить на декор на поиски стиля. А мы просто будем строить жилье», – говорит Мария Лавренченко.
Когда-то сталинский ампир объединил всю страну в уникальное архитектурное пространство. Одна его часть находилась на Земле, а другая – в восхищенном воображении народа. Общий смысл, общие цели, общие мифы… От них остались красивые здания, широкие площади, удобные проспекты, и это уже немало.