«Копировать историческую застройку — дурной вкус». Как проект нового гастрокластера поссорил москвичей

Архсовет Москвы единогласно утвердил проект нового гастрокластера на Тверском бульваре. Здание на углу Сытинского переулка, между сквером и театром имени Пушкина, начнут строить уже в этом году. В соцсетях проект сразу же раскритиковали и сравнили с торговым комплексом «Наутилус» на Лубянке. Чтобы выяснить, украсит город новое здание или оно станет очередным страшилищем, «Мослента» поговорила с архитекторами проекта — Александром Цимайло и Николаем Ляшенко.

Вы наверняка уже привыкли, что стоит проекту пройти утверждение, как на него тут же обрушивается вал критики в соцсетях. И пишут, что ничего хуже придумать было невозможно.

Александр Цимайло: Ко всему уже привыкли. В архитектурном бюро мы с Николаем Ляшенко партнеры. И когда несколько лет назад утвердили нашу концепцию жилого комплекса White Khamovniki, нас тогда сразу назвали «эти геи-варвары». Такой вот эпитет был в нашу сторону. Так что нас уже сложно удивить.

Вот свежий пример критики вашего проекта. Дизайнер Стас Жицкий пишет в Facebook про гастрокластер на Тверском бульваре: «И хотелось бы помягче выразиться, но это эстетический п...ц, какими бы обтекаемыми эвфемизмами его ни комментировали. Но почему?! Заполучил ты кусок лакомой земельки, и вот бы выстроить на нем нечто пристойное, радующее изможденный глаз. Почему надо не плюнуть даже, а прямо-таки на...ть в вечность? Список остро необходимых Москве разрушений пополнился. На первом месте — феноменальный по уродливости ТЦ «Наутилус» на Лубянской площади. Каждый раз, проезжая мимо, удивленно содрогаюсь: как же такое могло возникнуть?»

Николай Ляшенко: Думаю, нет такого проекта, по которому бы не нашлось недовольных. И это не только у нас, с такой проблемой архитекторы сталкиваются во всем мире. Понятно, что найдется какое-то количество людей, которые скажут: «Ваша работа — адское г**но».

Здесь сложно комментировать, это же личное мнение. Есть люди, которые так считают, они имеют на это право. Я не знаю, является ли этот человек экспертом и насколько он знает тему.

Это напоминает историю, как в начале пандемии обсуждали меры, которые принимало правительство Финляндии. Все сразу стали врачами и написали, что финнам надо делать. Или когда в центре Москвы шла программа реконструкции, выставили заборы, и все в соцсетях написали: «Это же ужас! Жизнь превратили в ад, почему нельзя было сделать по-другому»? Работы закончили, заборы убрали, и все теперь по новым тротуарам с удовольствием ходят, ездят на великах, сидят в кафе и радуются жизни. Спасибо никто не сказал, все новое восприняли как будто так и должно было быть. Но когда работы начались, поднялся хайп.

Вы сами проектом довольны?

А.Ц.: Да.

И главному архитектору Москвы, Сергею Кузнецову, проект тоже понравился, он написал: «Очень рад, что на таком знаковом месте появится такая крепкая работа». Но не все с ним согласны. Вот, смотрите, Сергей Мироненко пишет в обсуждении в Facebook: «Пустейшее компромиссное решение без претензий. Картонная архитектура. Удивляет похвала Кузнецова, знакомого с лучшими образцами».

А.Ц.: Если бы проект был компромиссным, я бы об этом честно сказал. Объяснил бы, что было сложно. Нас мучили, душили, пытались чего-то своего добиться, и вот, получился гибридный вариант. Но в данном случае это не так.

Давайте тогда разберем конкретные детали. Например, почему вы выбрали такое оформление и материалы для фасада? Это же бетон, а не кирпич и штукатурка, как у зданий вокруг.

Н. Л.: Бетон — современный материал. Мы не хотели копировать историческую застройку. Потому что считаем, что любое копирование исторической архитектуры — это плохой вкус. И если ты так делаешь, то делаешь фуфло.

Нам ближе другой подход. При котором исторический облик зданий, которые были на этом месте раньше — это контекст, который нас вдохновляет. Когда эти признаки присутствуют в проекте, и в то же время отчетливо можно понять, что перед тобой современное здание, построенное в 2020-х годах. Поэтому мы используем латунь, бетон и стекло, а не кирпич, штукатурку и лепнину.

Так же и декор на фасаде. Чертежи исторического здания, все эти линии карнизов, обрамление окон превращаются в офсет, если говорить языком архитектурных программ. Когда откладываешь на одинаковых расстояниях одни и те же формы, получается большое количество параллельных линий в разных направлениях. Доводя до какого-то абсурда линейность декора, мы получили такое обрамление окон. Они либо прямоугольные, либо арочные.

Урбанист Григорий Ревзин пишет: «Между прочим, архсовет прошел единогласно. У нас в Екатеринбурге был градсовет, когда договорились с председателем и после полного разгрома секретарь подытоживает: "Ну что, резюме — доработать". А тут видать со всеми членами совета договорились».

А.Ц.: Я не договаривался.

Н. Л.: Я тоже, хотя многие из там присутствующих — мои товарищи или подруги. Это определенный круг, и многих людей лично я очень хорошо знаю. А они знают меня и Николая Ляшенко. Но говорить о том, что это «договорняк»... Так себе заявление.

Если есть какие-то доказательства — иди в прокуратуру. А если их нет, то и на тебя можно подать в суд за клевету. Обидно, когда факта нет, но все начинают делать предположения о том, как это могло бы быть.

Вы сами с каким настроем шли на архсовет? Волновались?

А.Ц.: Я, честно говоря, не был спокоен по поводу этого проекта. Потому что само место значимое, важное, и у меня были сомнения по поводу того, насколько все хорошо пройдет.

Я рад, что все было гладко и архсовету очень благодарен, что проект поддержали. Для нас он очень важен.

Как давно вы начали над проектом работать? Через какие этапы он прошел, пока оформился в то, что можно увидеть на рендерах презентации?

Н. Л.: С 1998 года это место стояло полупустым, полузаброшенным. Там какое-то время был ресторан «Хлопок» Саши Оганезова, но и он закрылся. Это была огороженная территория в центре города, которая никак не использовалась.

На участке, в глубине, стоит памятник архитектуры, объект культурного наследия «Главный дом, XVIII-XIX века». Есть проект реставрации, и согласно ему там будет общественное пространство. Пока до конца еще не решено, какое именно.

И есть прилегающая территория, по которой Департаментом культурного наследия была проведена большая работа. В итоге непосредственно вокруг здания выделена охранная зона памятника, а дальше уже идет незастроенный участок. Вот и думали, что с ним делать.

Было много размышлений, и появилась мысль сделать там гастрономический центр.

Там же и так много ресторанов: и Патрики, и кафе «Пушкин», и «Турандот». Решили сделать в центре место с демократичными ценами?

Это место очень емкое и достаточно активное. Было ощущение, что там нужно дополнительное общественное пространство, где собирались бы абсолютно разные категории людей.

То есть там не будут сплошь дорогие или, наоборот, только супер-демократичные рестораны. Идея в том, чтобы создать большое пространство, где сможет собираться очень разная публика, с разными запросами и потребностями.

Это вы говорите про функциональное назначение места. Расскажите, пожалуйста, как оформлялась архитектурная составляющая проекта.

А.Ц.: Когда с функционалом определились, надо было решить, какой у этого здания будет архитектурный образ. Как к этому подойти с точки зрения градостроительной и эстетической. И мы выбрали достаточно понятный путь.

Там до 1930-х годов была довольно плотная застройка: квартал на месте нынешнего сквера, переулок и еще один квартал на месте нашего проекта.

Весь квартал состоял из плотно сблокированных зданий с довольно мелкой парцелляцией. Типичный урбан-блок того времени. После того как был снесен впереди стоявший квартал, выходивший на Тверскую, у этого места сразу появился новый статус. Оно стало началом бульвара. По идее, там должно было появиться знаковое для города сооружение.

Поэтому в рамках регенерации пространства мы пытались сохранить исторический дух и ощущение старомосковского квартала. С плотной застройкой, с тем же масштабом. Потому что существуют режимы и регламенты, прописанные для этой территории Департаментом культурного наследия. Там есть отметки карнизов, максимальная высота здания и так далее.

И мы взяли за основу застройку, которая когда-то там существовала. То есть это не придуманная, не интерпретированная, не нами сочиненная история о том, где находятся окна, какой они формы, какое соотношение окна и стены. Это все взято из тех исторических материалов, которые нам удалось найти на этот квартал.

Стена, если отдельно рассматривать на проекте именно ее, копирует стену, которая была там до 1930-х годов. Впоследствии мы чуть-чуть интерпретировали декор. Мы никогда не воссоздаем историческую застройку.

Вы об этом уже упоминали, но можете подробнее объяснить, почему?

Нам кажется, что это не очень верно. Надо либо реставрировать, либо делать новое. При взгляде на фасад должно быть понятно, когда здание построено.

Так что в рамках этой регенерации мы не старались воссоздавать или копировать застройку, которая там была. Взяли ее как базу, и весь дизайн интерпретировали современно.

Впоследствии была спроектирована типичная для московского двухэтажного особняка кровля. Единственное, что необычно, — она не металлическая, а стеклянная. Сделано это для того, чтобы эффективнее использовать внутреннее пространство. Чтобы москвичи, любуясь на город, могли коротать там холодные зимние или теплые летние вечера. В здании будет минус первый этаж и просторная парковка на 83 места.

Соответственно, появилась а-ля фальцевая кровля наверху, которая состоит из латунных ламелей и стеклянных дополнений. Потом был спроектирован внутренний двор.

Нам показалось важным, чтобы со стороны сквера можно было попасть в такой «секретный» дворик, который находится внутри, на втором этаже. Таким образом, находясь в общественном пространстве, можно будет поменять формат и попасть в укромное, тихое место в самом центре города.