Андрей Кочетков: “Мы постараемся сохранить первоначальную архитектуру музея Алабина”

- В марте будет год как вы стали директором музея. Что за это время изменилось в его работе?

- Мы сразу стали уделять внимание более дружелюбному подходу в работе с посетителями. Если научно-фондовая сфера была организована на высоком уровне, то в плане работы с гостями музей немного отстал от времени.

Честно говоря, когда я начал смотреть на музей изнутри, он мне чем-то напомнил ВДНХ десятилетней давности, когда дорогой и талантливый архитектурный проект большой значимости оброс чуждыми наслоениями, как полипами. Сейчас хочется изменить эту историю — показать ценность здания, но сделать это сложно, так как уникальная постройка была завешана баннерами и застроена киосками и кажется пыльной непонятной конструкцией.

В музее необходимо продумывать комфортные сценарии для гостей. Чтобы они могли интересно провести время — не просто забежать на выставку на 15-20 минут, а найти себе еще какие-то занятия.

Например, на новогодние праздники посетители приходили сюда кататься на коньках, потом они заходили выпить кофе и погреться, затем отправлялись на выставку. В январе мы пришли к очень гармоничной программе: у нас большая красивая экспозиция "Пермские боги", детская интерактивная выставка "Живые системы" и краеведческое собрание "Константин Головкин. Как жить в провинции".

- Каток, кофейня… Кажется, что это выходит за рамки организации работы именно музея.

- В современности музеи конкурируют не друг с другом, а с торговыми центрами и другими подобными заведениями — за внимание, за свободное время горожан и туристов. Необходимо разнообразие предложений и возможностей провести время, чтобы люди могли рассматривать музей как вариант досуга вечером или на выходные.

- Как появилась идея с катком и кофейней и кто помогал реализовывать эти проекты?

- Каток появился благодаря спонсорам — журналу Legal.Report и АНО "Сота". Он будет работать всю зиму, до марта. Можно его назвать катком "для интровертов", потому что он кардинально отличается от масштабных развлечений на площади Куйбышева. В его центре мы установили специальные сиденья, чтобы можно было отдохнуть, и чтобы он не превратился в хоккейную площадку. В целом, это не территория музея, но нам пошла навстречу администрация Ленинского района.

Кофейня — это часть небольшой выставки "Сад Дианы". В этом пространстве мы разместили статую Дианы, которая раньше находилась в Струковском саду, а потом долго хранилась в запасниках музея. С концепцией этой выставки помогли архитекторы Храмовы.

Лучше обозначить это место не как кофейню, а как зону гостеприимства. Ведь раньше, когда люди приходили, в холле перед или после посещения выставки им даже посидеть толком было негде. Также сейчас там есть растения, небольшое количество экспонатов и сувенирка.

- Какие креативные идеи были взяты в работу для сувенирной линии?

- Пока мы сделали небольшую партию. Это линия с Петром Владимирович Алабиным, который будет представлен в не совсем привычном амплуа. Мы его графически отрисовали более-менее "человечно", в конце концов он должен ассоциироваться не только с бронзовым памятником, но и с тем, что он был, например, и дедушкой архитектора Петра Щербачева. В этой линии — сумки и футболки.

Мы проводили воркшоп по сувенирке, куда пришло очень много людей. Они помогли нам классными идеями, но мы далеко не всё сейчас пустили в ход. Пока будем пробовать вводить новые вещи. Например, у нас появилась линия сувенирки с игрушечным роботом, который выпускал завод "Прогресс". Мы связались с "Прогрессом", где предоставили чертеж этого робота, и на его основе сделали принты. И у нас еще продумана линейка мыла в виде дореволюционных кирпичей самарских заводов.

- Изменился ли подход в экспонировании проектов?

- Конечно. Мне кажется, мы за это время вышли на совершенно другой визуальный уровень. Те же самые "Живые системы" — это не просто расставленные в определенном порядке экспонаты, а архитектурное решение, которое стремится к гармонии с модернистским зданием музея.

Для разработки проекта мы обратились к архитектурному бюро Храмовых. Тут, с одной стороны, была чисто техническая задача — нам нужно было создать блэкаут — затенить наш светлый холл, потому что выставка подразумевала темноту. Но просто так завесив окна тряпками, мы бы не достигли нужного эффекта. Работа с профессиональными архитекторами помогла нам не просто решить сугубо утилитарную задачу, но и создать еще больше красоты.

Что касается ключевых выставок этого года — "Вопреки невозможному. Нерукотворные иконы Григория Журавлева" и "Пермские боги" — здесь мы сотрудничали с архитекторами Ренатой Насыбуллиной и Екатериной Деминой, что позволило сделать проекты высокого визуального уровня. Прежде при работе с выставками в музее не уделялось столько внимания оформлению пространства выставки.

На небольшие выставки мы тоже стараемся тратить больше сил с точки зрения дизайна и содержания. Ведь мы живем в визуальную эпоху, и оформление значит очень многое — от этого зависит до какого количества людей мы сможем донести материал.

- К 135-летию музея была организована большая археологическая выставка. Расскажите, кто над ней работал?

- У нас есть несколько выдающихся коллекций: археология — одна из них. Выставку мы делали с привлечением сотрудников музея. Конечно, среди них Дмитрий Алексеевич Сташенков и Анна Федоровна Кочкина. Также нам помогали Ирина Свиридова из Музея модерна и Николай Кислухин из самарского филиала Третьяковской галереи.

Выставка получилась очень эффектной, ведь у нас потрясающая археологическая коллекция. Мы много спорили вокруг этой выставки, ведь из тысячи предметов нужно было оставить для экспозиции только сто, чтобы акцентировать на них внимание.

Археологи работают очень много, и есть серия новых открытий, которые зачастую остаются известными только узким специалистам. На выставке мы показали много новых ключевых находок последних лет. Например, находки эпохи неолита. Здесь были представлены "голова утки" и "голова лося" из кости — это археологические памятники европейского уровня, найденные на нашей территории, которые меняют взгляд на эпоху. Эти открытия были сделаны в последние несколько лет.

- Из фондов будете что-то еще показывать?

- Мы делали серию "легких" выставок "Открытые фонды", где просто хотели показать и рассмотреть наши запасники. Некоторые вещи в фондах, например вся Лениниана, фактически не показывалась на свет с 1993-го года. В апреле мы представили экспонаты широкой публике, с акцентом на том какие художники работали над всем этим, и посмотрели как на это реагирует публика. Ведь в коллекции есть довольно интересные работы, которые требуют того, чтобы быть показанными публике.

У нас очень хорошая коллекция оружия, которую мы тоже показывали в рамках "Открытых фондов". Особенно мне импонирует холодное оружее, потому что это произведение искусства. Есть некоторая проблема, потому что эта коллекция не очень вписывается в краеведческий нарратив. Восточное и европейское оружее: японское, иранское, турецкое — попало в фонды музея разными путями, в том числе и из собраний местных купцов. Это очень хорошая коллекция российского уровня.

Еще у нас руки не дошли до выставки нумизматических коллекций, которые очень ценны. С ними тоже надо что-то придумать.

- В коллекции музея много чучел животных, они уже потрепаны временем и с ними явно надо что-то делать. Какие у вас планы по поводу этой коллекции?

- Это немного преждевременный вопрос, потому что основную экспозицию мы пока вообще не трогали. Когда музей уйдет на ремонт, экспозиция изменится, но об этом рано говорить. Сейчас мы ее "законсервировали" в том состоянии, в котором она и была. Более того, мы относимся к ней с пиететом и хотим, перед тем как ее демонтировать, полностью оцифровать — создать 3D-модель и рассказать о каких-то ключевых элементах.

Потому что краеведческий музей — это то место, где хотя бы раз в жизни были почти все. Соответственно, это момент идентичности, детские воспоминания. Мне кажется важным сохранение этой экспозиции в виртуальном виде. Хотя это и большая проблема, потому что музей за свои 135 лет переезжал много раз. Сейчас по фотографиям мы очень многое не можем восстановить.

- Какие еще современные технологии будут практиковаться в музее?

- Конечно, над этим надо работать. Когда у нас был общественный совет при минкульте и серия мероприятий с разными экспертами по поводу будущего музея, мы говорили в основном не о каких-то музейных фондовых технологиях, а больше о взаимоотношениях с посетителями. И один из моментов, который мы выяснили: виртуальные технологии очень быстро устаревают, и поэтому в постоянную экспозицию их вводить не рационально. Пока мы будем что-то вводить, это уже может оказаться устаревшим.

Поэтому сейчас мы скорее видим возможности в использовании дополненной реальности, когда к физическим предметам через гаджет можно получать какую дополнительную информацию, применять эффекты — информационное обеспечение легче и дешевле обновлять, чем перестраивать каждый раз композицию.

- Собрание регионального краеведческого музея на каком периоде истории должно заканчиваться?

- Конечно, это большая проблема, что в коллекции и в экспозиции отсутствует связка с современностью. По сути дела, у нас все заканчивается на периоде Великой Отечественной войны, а потом как будто бы ничего и не было. С этим предстоит работать и, может быть, мы в формате каких-то выставок обратимся к послевоенной истории.

Мы много обсуждали на каком моменте должна заканчиваться экспозиция музея. Есть два разноплановых предложения: с одной стороны, была мысль, что история должна заканчиваться в настоящем, а с другой, что должна уходить в предполагаемое будущее.

Но если мы все-таки оперируем какими-то научными данными, то нужно понимать факторы субъективности. Настоящее очень трудно оценивать объективно. Надо еще подумать, на каком моменте истории стоит остановиться, но то, что 50-90-е необходимо вводить хотя бы в экскурсионные программы, пока нет тематических экспозиций, это однозначно.

- Вскоре музей закроется на ремонт. Уже есть представление, что здесь изменится?

- Сейчас идет проектирование, проводится обследование здания, решаются какие-то технические нюансы. У здания есть определенные конструктивные проблемы — это видно даже по фасаду. Например, с витражным остеклением на первом этаже, из-за чего дует ветер, неправильно проникает свет.

В общем, есть ряд проблем, которые требуют дополнительного обследования, чтобы понять какие ситуации нужно решать серьезными вмешательствами, а где достаточно просто хорошо помыть мрамор или плитку. Но в любом случае, мы действуем в той логике, что мы постараемся сохранить первоначальную архитектуру, насколько это возможно в рамках современных норм.

- Ходили разные слухи о том, что здание может полностью преобразиться. Насколько они оправданы?

- Были какие-то концепции. Но, во-первых, мы сейчас делаем только капремонт. Капремонт не предполагает никаких пристроев или надстроев. Это не реконструкция, мы просто ремонтируем существующее здание. Мы очень надеемся, что у нас получится это сделать так, чтобы сохранить наиболее ценные его элементы и существующие материалы, и во внешнем виде здания не изменится ничего, разве что будет почище.

Но многое зависит, например, от новых пожарных нормативов. Есть моменты, касающихся каких-то материалов, с которыми невозможно работать. Сначала будет сделан проект, а потом уже весной мы узнаем точную стоимость сметы.

- Вы много внимание уделяли и уделяете градозащитной деятельности. Эти ваши профессиональные навыки как-то отражаются в новой должности?

- У нас большой областной краеведческий музей и я думаю, что неправильно затачивать его под одну тему. Наша задача — собрать здесь разные сообщества и раскрывать разные темы. Потому что это и большое здание, которое нужно наполнить людьми, и здесь должно быть какое-то событийное программирование. Это не маленький музейчик, который должен быть посвящен одной теме, например, деревянной архитектуре. Соответственно, здесь это просто одна из сторон.

- Некоторые директора берут на себя только менеджерские функции и стараются особо не вникать в творческий процесс. Насколько вы погружаетесь в креативную работу музейной команды?

- Да, я вникаю в творческие процессы работы команды музея. В зависимости от того насколько я вижу необходимость развить какой-то момент, я могу вникать до самых мелочей. Мне важно разобраться как все работает, как это сделано.

Например, меня волнует оформление выставок. Не то чтобы я курирую этот процесс, но я в него вмешиваюсь. Надеюсь, что от ручного режима управления это перейдет в систему. Мое дело сейчас скорее разобраться и показать людям референсы, и рассказать как правильнее и лучше что-то сделать, в рамках моих компетенций.

- Были ли вами приняты какие-то категоричные кадровые решения?

- У нас идет обновление команды. Но это не какой-то революционный процесс. Все потихоньку и полегоньку меняется. В основном сотрудники, которых что-то не устраивало, уходят сами. Я думаю, что это связано с новым темпом работы и с требованиями. Потому что музей, конечно, начал активную жизнь. У нас нет других вариантов, нам нужно шевелиться очень быстро.