Музей под сенью мирового древа
Дом-музей тумского сказителя "Были-небыли" начал принимать гостей 13 июля 2021 года. В силу того, что необычное учреждение культуры расположено в деревянной неотапливаемой пристройке к дому, где живет его создатель Алексей Гушан, у него пока что график работы "сезонный": в теплое время года. Нынешней дружной весной Дом-музей тумского сказителя распахнул двери довольно рано: в выходные 8-9 апреля. Мне выпала честь стать одной из первых посетительниц музея в этом году. Здание музея. Экспозиция "Были-небыли" (удивительно точное название, к которому я еще вернусь!) располагается не только в "выставочном зале", но и под открытым небом. Эта территория отгорожена забором и имеет отдельный вход. Первый живой "экспонат" находится сразу за калиткой. Это еще молодой, но уже могучий дуб. Как и все его собратья, дуб "зацветет" и покроется листвой позже всех прочих деревьев. Но летом тень от его кроны покрывает, наверное, половину усадьбы. Дуб – самый убедительный отдаленный потомок "мирового древа" из многих религий и "покровитель" Тумы: по наиболее распространенной версии, подтвержденной многими учеными-этнографами, слово "тумо" на ряде финно-угорских языков означает "дуб". Название прозрачно указывает на самую типичную "флору" поселка. До 1917 года он был Николаевской Тумой, центром Тумской волости Касимовского уезда. Со свержением царя стал просто Тумой и утратил статус волостного центра. Сегодняшняя Тума входит в Клепиковский район Рязанской области. Дом-музей тумского сказителя "Были-небыли" продвигает дуб как символ Тумы и разработал уникальную линейку сувениров в виде дубового листа – магниты, мыло ручной работы и др. Созданный символ является авторским и представлен эксклюзивно в доме-музее! "Мировое древо". Тумский дуб увековечил себя не только в названии населенного пункта, но и в его архитектуре. В основание колокольни здешнего Троицкого храма – а это величественное сооружение, габаритами больше приличествующее уездному и даже стольному городу! – поставлены сваи из трехсотлетних дубов. Местная почва болотистая и очень подвижная. Не каждый фундамент такую махину выдержит. Поэтому проектировщики решили укрепить фундамент колокольни сваями из дубов. Эта древесина влаги не боится, напротив, под ее воздействием становится "мореной" и по твёрдости не уступает камню. Троицкая церковь. У подножия дерева в музейной усадьбе совершенно логично, как в историческом прошлом, оборудована зона "разбойничье логово". Разбойники, известно, жаловали дубы: крепкие, кряжистые, с толстыми прочными суками, на которых так удобно сидеть в засаде, скрытому резной листвой, поджидая ротозея-путника. До нашего времени дошла старинная поговорка: "Проедешь Туму да Окатово – доедешь до Саратова". Окатово – деревня в 40 километрах (по современной системе мер) от крупного торгового села, каким являлась Тума до революции. Село было трёхштатное: в его церкви служили сразу три священника – что для царской России редкость. В Туме устраивалось по пять ярмарок в год, торговали съестными припасами, изделиями местных ремесленников, скотиной, хлебом и различными "приметами цивилизации", предметами быта. После удачных торгов из Тумы разъезжались продавцы с тугими кошелями, покупатели с полными возами… Вот тут и наступал черед разбойников. "Озоровали" на протяжении сорока километров (видимо, когда-то здесь шумели самые густые леса). Проехав Окатово, можно было свечку Богу ставить за благополучное избавление от лихих людей. За Окатовым открывалась дорога до Владимира, который стоял на Волжском тракте (ныне трасса М-7). Вот потому и приговаривали: "доедешь до Саратова". А также до Самары, Казани, Астрахани… Год назад к Алексею Гушану приехали гости из Саратова – и очень умилились пословице, в которой, казалось бы, так далеко от Волги, упоминается их родной город. "Разбойничья" зона. Разбойничье прошлое местности оставило по себе и легенду о закопанном где-то в этих краях кладе аж из дюжины бочек золота. Одна местная жительница поведала тумскому сказителю, что ее прадед своими глазами видел разбойничью карту, где обозначена дорога и место, где хранятся драгоценности. Разумеется, перекопана не только эта точка на карте, но и все окрестности, однако заветные бочки, подобно "золоту партии", так и не нашлись. Но предание живёт!.. Не все тумские легенды столь кровожадны – но колоритны все. Следующая тематическая зона, украшенная деревянным медвежонком, немного напоминающим Олимпийского мишку, и расписными ульями, воспроизводит пасеку в знак того, что исторически тумские места назывались "Бортная земля". Здесь было чрезвычайно развито бортничество; отсюда больше всего мёда поставляли к царскому двору. Впервые от Алексея Гушана я узнала, что здешняя пчела так и называется "мещёрка". Стало быть, сама Мещёра – в некотором роде земля пчелы. Не скрою, я удивилась. Хозяином Мещёры традиционно считается другое насекомое – комар. В этом убеждаются грибники, рыбаки, туристы, путешественники и местные жители из года в год. В не очень далеком от Тумы Музее деревянного зодчества имени В.П. Грошева в деревне Лункино есть деревянное изваяние "хозяина Мещёры" (насекомые в тысячекратном увеличении выглядят бр-р-р!). Но, говорят, в Туме комаров чуть поменьше. Лункино окружено водоемами, а в Туме одна не очень крупная речка Нарма. У поселка нестандартный ландшафт: его разрезает пополам не река, а железная дорога-узкоколейка, воспетая еще Константином Паустовским и в обновленном виде существующая до сих пор. Так что комары здесь уступают пальму первенства пчёлам – и "медовому аромату" живой истории. "Бортная" зона. Что касается узкоколейки, здесь такая ситуация. Полотно от Тумы до Рязани, по которому ездил Константин Георгиевич, разобрали. Этим занимались все начало нового тысячелетия, и к 2011 году дело закончили. Но узкоколейка от Тумы до Владимира сохранилась благодаря тому, что в 1924 году ее "перешили" на широкую колею. Сейчас от Владимира до Тумы и обратно ходят пригородные поезда. Осенью прошлого года были запущены комфортабельные вагончики по типу "ласточек" со скоростным электровозом. Раньше дорога до Владимира (130 километров) занимала около четырех часов. Сейчас ее можно преодолеть за два с небольшим часа. Поэтому сегодня музей "Были-небыли" нередко посещают гости из Владимира. Да и из других близлежащих городов – Рязани, Иванова, даже Москвы и Подмосковья – приезжают посмотреть на оригинальную экспозицию. Тем более, что проект практически некоммерческий – небольшую плату взимают только за экскурсии. То, что Тума искони являлась транспортным узлом, отражается в еще одной тематической зоне, посвященной ямщикам, дореволюционным "такси". Её центральный экспонат – колесо. Инсталляция называется "Живем в лесу, молимся колесу". "Молящиеся колесу", своему кормильцу, ямщики не приветствовали появление конкурента в лице железной дороги и пытались ее испортить. Бывало, что отвинчивали гайки от рельсов, пробовали выкорчевать фрагменты полотна… В точности как в рассказе Чехова "Злоумышленник". Наверняка Антон Павлович с его богатым опытом газетной работы знал о подобных случаях и положил их в основу злоключения Дениса Григорьева, любителя рыбной ловли. Как мы помним, мужичонка снимал гайки с рельсов и использовал их в качестве грузил: "Чёрт ли в нем, в живце-то, ежели поверху плавать будет! Окунь, щука, налим завсегда на донную идет, а которая ежели поверху плавает, то ту разве только шилишпер схватит, да и то редко...". "Живем в лесу, молимся колесу". Сегодня уже вряд ли кто-то портит железнодорожные рельсы ради окуня или щуки. Но вот качество автомобильных дорог, увы, не сильно отличается от грунтовок, по которым ездили в начале прошлого века. А может быть, и уступает ему. Региональная трасса от Рязани до Тумы по весне оказалась вся изрыта яминами – асфальт сошел вместе со снегом. Алексея Гушана качество дорог огорчает. "Хотелось бы, чтобы ответственные органы транспортную инфраструктуру создавали, потому что гости вкушают всю "прелесть" здешних дорог! – мечтает он. – А самое интересное, что вот эта дорога, которая идет мимо музея и дальше на Владимир, входит в федеральную трассу "Золотое кольцо"!.. Можете себе представить?" Отчего же не могу… О российских дорогах все сказал еще Николай Михайлович Карамзин. Только он ушел из жизни те же 200 лет назад, а дороги остались, как при нем были… Пока тематических зон "опен-эйр" в музее "Были-небыли" всего три. Но, думаю, это ненадолго. Экспозиция продолжает создаваться, автор не считает ее полностью завершенной. Новые идеи и новые зоны будут появляться. А пока мы от колеса проследовали в сени Дома-музея тумского сказителя. В них оборудована экспозиция "Тума литературная", которая и внесена в энциклопедию "Литературные музеи России". Экспозиция посвящена писателям, которые оставили свой след в истории Тумы: либо жили тут, либо писали о Туме. Писательские "витрины" оформлены внутри резных деревянных наличников. Эти образцы народного искусства – гордость Тумского края (кстати, название это – не народное, а вполне официальное, ходившее еще до революции). О наличниках еще будет сказано отдельное слово. Информация о писателях изложена на стендах вперемежку с витринами. Но гораздо интереснее слушать, как рассказывает Гушан. Например, он сообщил, что под Тумой живут (имеют дачи и проводят лето) два крупных современных писателя, живых классика – Анатолий Ким и Владимир Личутин. С обоими Алексей Гушан поддерживает связи. Возможно, и нашему изданию поможет связаться с замечательными авторами. Границы Тумского края. Но большая часть экспозиции "Тума литературная" – ретроспективная, обращенная к былому. Её сопровождают и фотографии старой Тумы. Среди них – Троицкий собор, построенный полностью на средства местных жителей. Между Тумой и соседним селом Гусь-Железный, где подвизался знаменитый "олигарх" Баташов, основатель железоделательных заводов, существовало негласное состязание. Амбициозный и богатый Андрей Баташов (фигура, окруженная многими зловещими легендами, но о них как-нибудь в другой раз) любил выделяться во всем. Он построил в Гусе-Железном в конце XVIII столетия храм тоже во имя Пресвятой Троицы. Очертания храма уникальны для средней полосы России и даже напоминают… собор в университетском Оксфорде в Англии. Размеры его поражают: он двухъярусный. Но тумчане были уверены, что их церковь не хуже. А чтобы "утереть нос" Баташову, заказали для тумской Троицкой церкви резной мраморный иконостас. А вот и изобильные тумские базары!.. Они проходили еженедельно, а пять ярмарок в год созывались на крупные церковные праздники: на Благовещение, на Вербное воскресенье, на Николу Вешнего, Николу Зимнего, и на день Ильи пророка. А так Тума выглядела до построения узкоколейки: она сводилась к единственной улице, до Октября – Касимовскому тракту, после – улице Ленина. Собственно, центральная улица сейчас выглядит почти так же, как на тех снимках. Но когда сюда дотянули узкоколейку, а это произошло в 1897 году, поселок разросся за счет улиц, примыкавших к железнодорожному полотну. На них селились люди, "обслуживающие" узкоколейку. Дома строились справные: каменный низ, деревянный верх. Многие улицы получили характерные названия: Локомотивная, Вагоноремонтная. В инфраструктуре старой Тумы было 95 "бизнес-предприятий": бакалейных лавок, питейных заведений, чайных, постоялых дворов, работавших как для местных, так и для проезжих. А по узкоколейке порой прибывали в мещёрский поселок лица с мировыми именами… - Вы, конечно, знаете, что Александр Солженицын жил после лагеря в Гусь-Хрустальном районе, деревне Мезиново, написал там знаменитый рассказ "Матренин двор", – сказал Алексей. – Мне удалось установить, что, живя в Мезинове, он как минимум два раза бывал в Туме, ездил на узкоколейке в Рязань. Вот как раз одна из тех фотографий, когда Солженицын едет на узкоколейке. На узкоколейке и в "сфере услуг" работала почти половина населения Тумы. "Зависимость" населенного пункта от железной дороги сохранилась и в том факте, что и сейчас день поселка отмечается в день железнодорожника, в первое воскресенье августа. И, на минутку, численность населения Тумского края в 1911 году составляла 81 тысячу человек!.. По узкоколейке через станцию Тумская проезжало 56 тысяч человек в год, провозилось до 1500 тонн грузов. Спустя сто лет здесь чуть больше 5 тысяч жителей, а дорога сохранилась наполовину… Другой знаменитый гость Тумы – уже упомянутый Константин Паустовский. В книге "Мещёрская сторона" писатель указывает, что начал знакомство с Мещёрой со стороны Владимира, сойдя за Гусем-Хрустальным на тихой станции "Тума" с вагончика узкоколейки. Под Рязанью есть памятно-познавательный объект "Тропа Паустовского". Она начинается от "баньки Паустовского" в саду дома-музея Ивана Пожалостина, где писатель живал порой годами. Но исторически и фактологически "Мещёра Паустовского" берет начало с другой стороны, от Тумы. В честь этого в прошлом году по инициативе музея на одном из перекрестков неподалеку установлен памятный знак. Тихая, на первый взгляд "заштатная" Тума была перекрестком многих дорог и судеб. Оказывается, к ней имел прямое отношение дядя Бориса Пастернака Иосиф Исидорович Кауфман (Осип по-русски). Ранее "Ревизор.ru" писал про "Касимовское лето Пастернака" . Но, как выяснилось, врач Осип Кауфман работал не только в "красной" больнице города Касимова, но и в Тумской больнице с 1902 по 1910 год. Восемь лет доктор здесь жил и оставил очень добрый след в памяти местных жителей – хотя, казалось бы, сменилось уже несколько поколений и не осталось в живых никого, кто лечился у дяди великого поэта. Мэри Рид. Особая витрина посвящена американской журналистке, писательнице, поэтессе Мэри Рид . В фондах музея есть сразу несколько фотографий Мэри (при том, что их сохранились считанные единицы). На одном снимке Мэри Рид 30 лет: идет 1927 год, и она только приехала в Советский Союз, захваченная коммунистическими идеями и желающая лично помогать строить социализм. На другом – блокадный дневник женщины, основное доказательство в ее обвинении. Третья – типовая фотография из уголовного дела, анфас-профиль. Фотографии документов и рукописей Мэри. Она работала в советских газетах и, соответственно, знала русский письменный язык. Но стихи и злополучный блокадный дневник Мэри писала по-английски. Стихам требовались переводчики на русский. Одним из них был Ефим Шкловский. Писатель Константин Симонов имел к Туме косвенное отношение: генерал Серпилин, герой его эпопеи "Живые и мертвые", которого Анатолий Папанов играл в экранизации, по сюжету родился в Туме, его отец работал на узкоколейке фельдшером. Писатель Борис Можаев , автор первого советского романа о коллективизации "Мужики и бабы", тоже проезжал Туму по дороге в Мещёру. Да и вообще его родное Пителино находится не то чтобы близко, но в этих примерно краях. И, разумеется, прославил Туму Александр Иванович Куприн, написав страшный рассказ "Мелюзга", дело которого происходит в селе Большая Курша неподалеку от Тумы. Я не знала, что недалеко от Тумы жила сестра писателя Зинаида Ивановна Куприна, в замужестве Нат. Её супруг Станислав Генрихович Нат по материнской линии был внуком знаменитого врача Боткина. Он работал лесничим и был направлен в Рязанскую губернию, в эту самую Большую Куршу, в 1897 году. В два последующих года Александр Куприн частенько наведывался к сестре и зятю. Затем Наты переехали в Коломну, тамошний их дом является мемориальным объектом, а вот в Туме есть только упоминание в экспозиции Алексея Гушана. Помимо "Мелюзги", Куприн написал о Туме рассказ "Попрыгунья-стрекоза". Здание, в котором развиваются события рассказа, цело до сих пор. В литературную экспозицию музея включены и книжные издания, в том числе книги Куприна. Малоизвестный ныне советский поэт (хотя и лауреат Сталинской премии!) Виктор Полторацкий посвятил пребыванию Куприна в Туме стихи. Они тоже приведены в музее. Может быть, это единственный текст, по которому сейчас вспоминают того литератора… Кстати, Полторацкий был родом из Гуся-Хрустального, то есть о Туме знал не понаслышке. Алексей Гушан в помещении музея. Ткацкий станок необычной конструкции. И, наконец, мы прошли в основной зал Дома-музея тумского сказителя. Он посвящен Туме мастеровой, то есть к литературному музею примешивается этнографический. Как во всех краях с неплодородной землей, в Тумском крае жили в основном ремеслами и отхожими промыслами. Классический для северной Рязанщины отхожий промысел – плотницкий. Плотники были высококвалифицированными резчиками по дереву. Наличники, смастеренные ими, – подлинные произведения искусства!.. Когда я увидела в музее угол, оформленный деревянными резными наличниками, у меня вырвался неприличный вопрос: - Вы их что, специально отдирали?!.. - Спасал! – серьезно пояснил Алексей Гушан. – С домов, которые стояли и разрушались. Вот этот наличник, с орнаментом в виде цветов белой сирени, уже собирались распилить и сжечь на дрова. Я уговорил отдать мне. Какие-то наличники удалось только сфотографировать… Деревянные наличники – это не только редкая красота, но и целая мифология. О ней можно писать диссертации (что многие и делают). Гушан не пишет исследований, но прочел некоторые из них и освоил начатки символики. Узоры наличников обычно восходят к природной сфере. Полукружия наверху называются "Небесные хляби", из них "стекает вода", переданная вертикальными узорами. В центре орнамента обычно ставилась стилизованная фигура "Матери-природы", символ женского начала. В рисунок обязательно вписывался солярный знак, потому что солнце дает силу Матери-земле, которая изображалась понизу. Таким образом, в якобы просто декоративном узоре содержалась картина природного цикла жизни на Земле. Проявление так называемого "народного христианства", которое тесно сращено с язычеством и не выбивается ни просвещением, ни карами церковников. Экспонатов, которые проникнуты языческим духом, в Доме-музее предостаточно. Предмет "народного христианства" - "двурогий" женский головной убор. Почему он такой, вам расскажут в музее. Помимо резьбы по дереву, в Тумском крае были распространены такие ремесла: кузнечное дело, особенно почитались кузнецы двух семей, Кузнецовы (естественно!) и Христовы, которые метили свои изделия крестами; выделка кулей из рогожки (рогоза, камышового волокна) для упаковки товаров; изготовление деревянных, обитых железом сундуков. Швейное дело не то чтобы было профессионально поставлено на поток, но в зажиточных домах водились швейные машинки заграничного производства, и несколько из них досталась музею тумского сказителя. Есть и ткацкий станок редкой "вертикальной" конструкции – по словам хозяина музея, в рабочем состоянии. Экспонатами служат не только вещи, но и народные пословицы. Алексей Гушан подошел к наполнению музея серьезно. Он поднимал архивы, знакомился с местными жителями, записывал все тумские байки и предания. Но, к сожалению, много информации уже утрачено безвозвратно. В заброшенных домах были найдены фотографии, на которых уже ни один человек не способен сказать, кто запечатлен. В других руинах сыскался рисованный портрет мужчины – и о нем неизвестно ни имени, ни рода занятий… Да и архивные и литературные данные могут быть неполны… Поэтому музейное пространство заполняется сказами наряду с выверенными фактами. Об этом и гласит название Дома-музея "Были-небыли". Но и к небылицам нельзя относиться свысока. Если их не сохранять, то целый пласт прошлого уйдет в небытие. А надо, чтобы воспоминания "Были"!.. С этого и начинается Родина. Кто изображен на этих фото и портрете, уже сказать невозможно.
