Личная жизнь шпиона. Книга вторая. Глава 70

(Продолжение. Начало здесь)

Глава 70

Двухкомнатная квартира в Серпухове, которую на ночь отвели Колодному, оказалась неподалеку от гостиницы, чистая и теплая, в спальне две неширокие кровати со свежим бельем, в большой комнате диван и цветной телевизор «Темп».

Колодный отпустил провожатого, нашел в кухне чай, печенье и пакет пряников, подкрепился и прилег на диван, собираясь дождаться Орлова. Но после всей этой бестолковой суеты и долгой дороги, быстро задремал, проснулся за полночь, пошел в спальню, прилег и, укрывшись одеялом, снова заснул.

Орлов явился под утро, снял пальто и устроился на кухне. Колодный в трусах и майке вышел к нему, без единого слова понял, что оперативники ничего не дождались, но будущий день еще оставляет надежду.

Орлов закурил, глотнул заварки из носика чайника и сказал:

- В номере Эшланда нашли леску, рыбацкую. Опросили персонал гостиницы, говорят, что иностранец спрашивал о подледной рыбалке. Оказывается, он в этом что-то смыслит. Ему ответили, что на реке уже никто не ловит, лед местами вскрылся, опасно.

- И ты в эту туфту веришь? Что Платт пойдет черт знает куда, чтобы головастиков в реке ловить?

- Я уже давно ничему не верю, - ответил Орлов. - Иду и проверяю.

- Очередной его трюк. Черт… А ведь задержание Платта могло стать историческим событием советской контрразведки.

- В каком смысле?

- В самом, что ни на есть, прямом. Как ты знаешь, наша контора получила свое теперешнее название ‒ КГБ тридцать лет назад, в 1954-м году. Три прошедших десятилетия - время медленной деградации.

- Иван Андреевич, вы не забыли, что мы в гостях? И на чьей квартире чай пьем?

- Провинциальные оперативники никогда не посмеют писать мою болтовню просто так, из праздного интереса. Они могут сделать это только по приказу Председателя КГБ или его первого зама. А такого приказа никто не даст. Кстати, начальству моя точка зрения известна.

- Ну, слава богу, - усмехнулся Орлов. - Продолжайте тогда.

- Так вот, я сказал, что последние тридцать лет после смерти Сталина контора катится под гору. Но за рубежом у нас остается репутация сильной спецслужбы. Почему? Только потому, что существует первое главное управление, внешняя разведка. И только у этой структуры есть, как говориться, заслуги перед отечеством. У нас сильные позиции на главном направлении: в Америке, прежде всего. Как ты догадываешься, там работает лучшая нелегальная резидентура. Люди, которые годами живут под чужими именами, с фиктивными семьями и воруют из-под носа американцев их самую секретную политическую, военную информацию и научно-технические разработки.

- Да, я об этом догадывался, - Орлов приложился к носику чайника и сделал большой глоток заварки. - Смутно.

- Иногда наших людей ловят, сажают в тюрьмы. Но работа не прекращается. Мы делаем что-то полезное. Но кроме нашего, первого управления, есть еще восемь. Им есть, чем заняться. Так они сами считают. Они охраняют стариков из Политбюро ЦК КПСС и правительства, будто эти старики кому-то нужны, будто на их жизнь не сегодня-завтра откроют охоту цэрэушники. Еще комитетчики пасут иностранцев, всех подряд, кого надо и кого не надо. Слушают телефоны простых граждан, охраняют какие-то объекты, рассовывают по тюрьмам и психушкам кучку юродивых диссидентов. За что? За то, что эти чудаки читают не те книги, которые надо читать, и обсуждают прочитанное с женами на кухнях.

- Не сгущайте краски…

- Наоборот, краски я осветляю. Так вот, еще гэбэшники, как нас называют, мешают евреям уехать в Израиль, ловят и ставят к стенке или отправляют в концлагеря валютчиков только за то, что нашли у них сотню-другую долларов. Это важная работа, слов нет. Важней некуда. Штат конторы растет, увеличивается год от года, он уже перевалил за четыреста тысяч человек. Не считая армии стукачей и сочувствующих: честных коммунистов и беспартийных, которые пишут доносы друг на друга. К этим обязанностям теперь добавили поиск сексуальных маньяков и выявление воров из госаппарата и торговли. Скоро на КГБ повесят домушников и карманников. Боже мой… Ведь все эти обязанности – милицейские, а не госбезопасности.

- Это вы к чему, Иван Андреевич?

- К тому, что главным управлением, охраняющим наше государство и его граждан от шпионов, вредителей, диверсантов было и остается второе управление – контрразведка. Твое управление. Так вот, скажи мне, друг мой, сколько шпионов, было поймано за последние тридцать лет? Я веду речь не о наших предателях и перебежчиках, вроде полковника Олега Пеньковского, не об американском летчике Пауэрсе, сбитом под Свердловском в 1960-м году. Я говорю не о цэрэушниках, которые маскируются под журналистов и дипломатов, сидят в американском посольстве. С дипломатами везде так, и у нас, и у них.

- Так о чем вы?

- О настоящих шпионах, о нелегалах, живущих под чужими именами, о профессионалах. Ты знаешь, сколько американских шпионов было задержано за прошлые тридцать лет? Ноль, - вот она, искомая величина. Ноль. Это и есть показатель эффективности контрразведки. Может быть, никакой шпионской сети внутри Союза вовсе нет? Ну, в этом случае мы можем расслабиться. Кстати, ты веришь, что в Союзе нет американских шпионов, кроме посольских?

- Это вопрос к председателю КГБ, а не ко мне. Но если вам интересно мое мнение, - да, шпионы есть. Первый раз я задумался об этом еще в 1976-м году, когда лейтенант военно-воздушных сил Виктор Беленко угнал строго секретный МиГ-25, - прошел нашу и японскую систему ПВО, как нож масло, и посадил истребитель в Японии. Если такое возможно, значит, что-то не так с госбезопасностью, - сказал я себе. И Беленко, я подозреваю, не тот парень, за которого себя выдавал. Слишком уж легко все получилось, как в кино, в жизни такого не бывает. И в его биографии слишком много нестыковок. А сейчас я бы вздремнул пару часов. Может, сегодня нам больше повезет.

- Ты не сердитесь, Виктор, моя критика к тебе лично не относится.

- И на том спасибо.

* * *

Разин вынул из холодильника «бирюса» недоеденные вчера бутерброды, бросил в железную кружку пару щепоток чая и позавтракал. Он хотел выпить вторую чашку, но в дверь постучали, на пороге стоял Платт, одетый в зимнюю куртку, черные штаны, вздувшиеся на коленках, и грубые башмаки. Он вошел и положил на дедову кровать фанерный чемодан, крашенный морилкой, снял с плеч небольшой рюкзак. Разин поднялся навстречу, протянул руки.

Платт улыбнулся, обнял Разина за плечи, скинул куртку и сел на табурет.

- Как ты думаешь, что в чемодане? - спросил он.

- Неужели получилось?

- Все записи Нины Карповой ‒ в этом фанерном ящике. Вот, что значит человек старой закалки… Она ничего не выбрасывала, берегла даже черновики. А у сына руки не дошли выбросить.

Платт умылся, перекусил и выпил чая.

Он рассказал, как с сыном Карповой посидели за столом, потом побывали в запущенном деревенском доме, где Нина Ивановна, по словам сына, скончалась. Нищета, тлен, запах мышей, пустые комнаты, кухня и чулан, забитый коробками и никчемными поломанными чемоданами. Сын сказал, что в чулане старье, которое никто не перебирал со смерти матери. Платт хотел спросить, можно ли покопаться в чулане, вдруг найдутся старые письма или фотографии, но не рискнул. Карпов не хотел оставаться там лишнюю минуту, ему было неприятно показывать чужому человеку неприкрытую нищету дома, где мать провела последние дни и часы. Интерес гостя к бумагам мог показаться подозрительным.

Платт возвращался в Серпухов, мечтая отоспаться, а на следующий день вернуться в тот дом и обследовать чулан. По привычке он, страхуясь, вышел из машины, не доехав до места пару кварталов. Мимо гостиницы он прошел по другой стороне улицы. Два мужчины стояли у парадного подъезда. Один торчал, как часовой, у самых дверей и листал записную книжку, второй прогуливался по тротуару.

Он обошел гостиницу, встал с той стороны, куда выходили окна его номера. Он некоторое время стоял, наблюдая. И ясно увидел в окне темную человеческую фигуру. Постояв у подоконника, мужчина ушел вглубь комнаты и пропал из вида. Конечно, Платт мог ошибиться, но есть в жизни моменты, когда надо верить не глазам, а опыту. Он был уверен, что в номере его ждали комитетчики. Возможно, они уже нагрянули к Карпову, а оттуда поедут в деревенский дом матери, там все перекопают.

Он завернул в магазин, который попался по дороге, купил бутылку водки, батон хлеба и пару банок рыбных консервов. Поймал служебную машину, водитель в рабочее время подрабатывал извозом.

Он вылез, не доехав до деревни километра полтора. Окольным путем, по краю леса, добрался до дома. Казалась, будто люди не жили в деревне с прошлого лета, с другого края поднимались к небу два столбика печного дыма. Он разбил окно фонарем, залез в дом и отрыл кладовку. Фанерный чемодан со сломанным замком хранил в себе все записи Нины Ивановны. Платт выложил это богатство на пол, светя фонарем, читал страницу за страницей. Потом он выпил стакан водки, свалил все тряпки в одну кучу, зарылся в них и пропал до рассвета. Запутав следы, ушел той же дорогой.

Разин не стал приставать с расспросами, решив, что с этим успеется. Напившись чаю, Платт вытянулся на раскладушке и мгновенно заснул. Дядя Ваня так и не появился, видимо, привалила работенка, а он отказывать не умел. Еще через час Платт проснулся. Они сели в «волгу» и отправились в путь.

* * *

Съехали с шоссе на грунтовую дорогу и километра полтора ехали до затона. Слева был холм с ровными склонами, берег нависал над водой, сколько хватало глаз. Справа берег был пологим, между землей и ледяной коркой узкая полоска воды. Там из воды и льда торчали камыши.

На берегу стояла палатка, рядом с ней тлел костерок, на земле остывал закопченный чайник. Неподалеку от берега, на металлическом ящике, сидел рыбак в светлом тулупе, валенках и черной вязанной шапке. Мужчина снял рукавицы, закурил и помахал приезжим рукой. Разин помахал в ответ и сказал:

- Только его нам не хватало.

Через полчаса на дороге показались голубые «жигули». Машина подъехала и встала сбоку метрах в шести. Гарус, сидевший за рулем, не выходил, делая вид, что занят с магнитолой. На самом деле, надвинув на глаза козырек кепки, он осматривал окрестности и что-то решал про себя. Картина не радовала. Платт в замызганной куртке и простых штанах был похож на работягу с торфяных разработок или бродягу, но не на иностранца. Разин стоял, опустив руки в карманы потертого пальто. Но больше других Гарусу не понравился рыбак. Откуда он взялся этот третий, зачем он тут…

С пассажирского места катапультировался Валерий Гриценко, немного бледный и утомленный дальней дорогой. В своем теплом ратиновом полупальто и джинсах он выглядел на миллион рублей. Косо глянув на Разина, он размашистым шагом, почти бегом, подошел к Платту, стал его тискать, как ребенка, потом руку трясти. Через запотевшие очки он заглядывал в глаза американца, изображая радость встречи.

- Дальняя дорога, но что делать, - Гриценко нервно поеживался. - Рад вас видеть. Чертовски рад. Уж сколько не встречались… Даже не помню. Ну, как добрались?

- Спасибо, все хорошо, - сказал Платт. - А вы как, без приключений?

- Мы тронулись пораньше, покрутились по Москве. Надо было точно знать, что нет слежки. Я предупреждал, со мной водитель. Сам плохо ориентируюсь, когда за рулем. А что это там за человек на льду?

- Это не наш, - ответил Платт. - Видимо, мужик из местных. Бумаги привезли?

Облака разошлись, ненадолго выглянуло солнце.

- Да, все при мне, - кивнул Гриценко. - Я насчет денег хотел сказать… Вы не поймите превратно, что я незаслуженную надбавку выпрашиваю. Я свои деньги сто раз отработал. Я рисковал каждую минуту, когда собирал и хранил архив. Столько риска, сколько бессонных ночей…

- Ладно, с деньгами все решили, - скороговоркой ответил Платт. - Двадцать тысяч со мной.

(продолжение здесь)