Музей архитектуры отмечает 150-летие Алексея Щусева большой ретроспективой
Экспозиция "Алексей Щусев. 150" в Музее архитектуры, носящем имя Алексея Викторовича Щусева, продолжает череду юбилейных выставок, которые начала в ноябре прошлого года Третьяковская галерея. Эти выставки, естественно, перекликаются: если в Третьяковской галерее Щусев был директором, а затем и архитектором, спроектировавшим и построившим новый корпус в Лаврушинском и предложившим проект нового здания галереи на Волхонке, то Музей архитектуры в бывшей усадьбе Талызиных - его детище. Музей был создан, и его коллекции начали формироваться именно благодаря Щусеву. Неудивительно, что для той и для другой выставки разговор о наследии Щусева оказывается не только разговором о прошлом, но и о будущем.
Это может показаться странным, когда речь идет об огромной ретроспективе в Музее архитектуры, объединившей почти 600 проектов, рисунков, фотографий, архивных материалов из 18 музеев и частных собраний. Ретроспективе, которая заняла два здания. Под сводами Аптекарского приказа можно увидеть проекты церковной архитектуры, созданные Щусевым в начале ХХ века, от воссоздания храма XII века Св. Василия Великого в Овруче на основании археологических раскопок, руин древней церкви и изучения памятников домонгольской Руси до проектирования и строительства Марфо-Мариинской обители. А в анфиладе залов главного здания разворачивается панорама ключевых работ Щусева: от Казанского вокзала, которому он отдал 38 лет трудов, до трех проектов Мавзолея Ленина, шедевра архитектуры конструктивизма; от проекта памятника Колумбу с маяком на берегу океана до проектов Дворца Советов на Фрунзенской набережной; от градостроительного плана "Новой Москвы" 1929 года до продуманного до деталей плана превращения сожженной и разрушенной Истры в курорт типа "северного Сочи", центром которого оказывается восстановленный из руин Воскресенский храм монастыря в Новом Иерусалиме. Если учесть, что Щусев делает этот план в 1942 году, и рисунки домиков для туристов соседствуют с акварелью с образом разрушенного храма, то весь этот проект выглядит отчаянной утопией.
Но Алексей Викторович не был утопистом. Тому доказательство - фотографии построенных зданий рядом с их чертежами и рисунками (их много - от Павильона России на Венецианской биеннале до станции метро Комсомольская - кольцевая). К слову, фотографии тут являются как маркеры: сразу понятно, какие проекты воплотились в жизнь, а какие остались на бумаге. Скорее, он был визионером. Для него архитектура, похоже, была способом разворачивания времени, его становления. В этом смысле в его проектах архитектура выглядит искусством не только пространственным, но и временным. Отнюдь не только в том смысле, что она живет во времени. Справедливости ради надо сказать, что, когда строительство длится несколько десятилетий, несмотря на пару-тройку войн, пару революций и переформатирующуюся по ходу империю, история самолично вносит поправки в архитектуру. Но случай Щусева к этому не сводится. Как заметила однажды Ирина Шуманова, "коллекционируя и компонуя стили, (...) он превращал любую его постройку в своеобразную авторскую историю архитектуры или музей, независимо от ее изначального предназначения".
И точно так же, как он играючи сочетал элементы разных исторических и национальных стилей, он сочетал элементы европейской классики и восточной архитектуры. Про то, что Казанский вокзал - это как раз гимн встрече востока и запада, башни красавицы Сююмбике Казанского кремля - с московским нарышкинским барокко, известно. Но сходные мотивы встречи западной и восточной архитектуры очевидны также в щусевском проекте Театра оперы и балета им. Алишера Навои в Ташкенте.
Переклички между разделами экспозиции выстроены тонко и ненавязчиво. Но в разделе о годах учебы Щусева в Императорской академии художеств и первых работах мы вдруг видим титульный лист издания Императорской археологической комиссии "Мечети Самарканда". Оказывается, в 1897 году молодой архитектор участвовал в экспедиции по изучению памятников Узбекистана под руководством профессора Н.И. Веселовского. Любовь к архитектуре Востока, которая появилась, по признанию Щусева, когда он обмерял ворота мавзолея Тамерлана, осталась у него на всю жизнь. И надо ли говорить, что проект Театра оперы и балеты им. Алишера Навои вырос и благодаря этой любви?
Если главные разделы выставки повествуют о Щусеве-архитекторе, сценографе, ученом, защитнике старинной архитектуры, музейщике, то документы и фотографии приоткрывают драмы времени и характер мастера. Один из самых впечатляющих документов - напечатанное на машинке письмо Щусева в защиту Петра Дмитриевича Барановского. Он пишет его в момент, когда Барановский находится уже больше двух лет в концлагере в Западной Сибири в городе Мариинске. Пишет, доказывая, что "архитектор Барановский П. Д. является одним из наиболее выдающихся специалистов по русской архитектуре допетровского периода, посвятивших делу ее исследования свыше 25 лет". Он доказывает, что знания, опыт Барановского должны быть переданы нашим кадрам строителей и искусствоведов. Надо ли говорить, какое мужество было нужно, чтобы выступить в защиту коллеги, отправленного в лагерь?
Это не единственный документ, которые приоткрывает характер мастера. Фотографии, визитные карточки, документы из семейного архива можно увидеть в витринах одного из залов экспозиции. Эта выставка требует "медленного чтения" и неспешного взгляда. И тогда, может быть, образ одного из ключевых архитекторов ХХ века - Алексея Викторовича Щусева, визионера и строителя, архитектора и директора, художника и исследователя - станет чуть понятнее и ближе.
