Ровно 132 года назад родился народный художник СССР Аркадий Пластов

Сегодня исполняется 132 года со дня рождения Аркадия Пластова. В Ульяновске по этому случаю, как всегда, возложат цветы к памятнику художника на бульваре его имени, а в его родном селе (под Ульяновском) откроют выставку "Село Прислониха и его жители", где покажут работы не только самого Аркадия Александровича, но и его сына Николая Аркадьевича, который многое сделал, чтобы его отца не забыли и чтобы многие мечты Пластова-старшего сбылись. Например, советский художник, успевший окончить до революции семинарию, мечтал восстановить церковь в родном селе. В 90-е годы сын вернул храму его первоначальный вид. Сегодня в этой церкви тоже вспоминают художника добрым словом.

Ровно 132 года назад родился народный художник СССР Аркадий Пластов
© Российская Газета

В день рождения Аркадия Пластова "РГ" вспоминает пять его самых известных, но так и не прочитанных до конца шедевров.

"Фашист пролетел", 1942 год

Как художники откликнулись на Великую Отечественную войну? Были ли те, кто говорил: я - творец, я занимаюсь искусством, а война меня не касается? Возможно, что были. Но история их помнит едва ли.

Уже в июне 1942 года в пяти залах Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина развернулась выставка в поддержку советской армии. 500 произведений живописи, графики, скульптуры… Это здесь впервые были выставлены картины, ставшие символами борьбы с фашизмом - "Ленинградское шоссе" Нисского, "Где здесь сдают кровь?" Кончаловского, "У Белорусского вокзала" Люшина. Здесь же можно было увидеть и последние работы Аркадия Пластова - "Пленных ведут" и "Один против танка"… Образы мощные, но пока не настолько, чтобы их тут же заметили газеты и искусствоведы.

А вот уже осенью того же года, когда в столице открылась первая военная Всесоюзная выставка, Пластов оказался в центре всеобщего внимания. "Среди множества картин, обличающих преступления нацизма, картина "Фашист пролетел" - одна из самых драматических", - напишет газета "Литература и искусство".

Мы знаем эту картину по репродукциям из учебников.

На лесной осенней опушке на пожухлой траве - сраженный пулей мальчишка. Это пастух. Рядом с ним собачка, она лает вслед вражескому самолету. Все. А больше, как оказалось, ничего и не надо, чтобы показать "облик чудовища".

Вот как сам художник вспоминал работу над этой картиной: "Жил тогда дома, в своем родном селе Прислониха. Наслышавшись с начала войны о всяких фашистских зверствах над беззащитным населением, я довольно живо стал представлять себе, как бы это могло иметь место и в нашей Прислонихе. Как всякому художнику, мне, естественно, хотелось показать все изуверство как бы воочию нашему зрителю".

А как Пластов описывает то творческое возбуждение, что помогало ему работать над картиной! "И вот шло что-то непомерно свирепое, невыразимое по жестокости, что трудно было даже толком осмыслить и понять даже при большом усилии мысли и сердца, и что неотвратимо надвигалось на всю эту тихую, прекрасную, безгрешную жизнь, ни в чем не повинную, чтобы все это безвозвратно с лица земли смести, без тени милосердия вычеркнуть из нашей жизни навек. Надо было сопротивляться, не помышляя ни о чем другом, надо было кричать во весь голос…"

Свой крик на холст Пластов "излил" всего за 5 дней. И едва картина высохла, художник повез ее в Москву, предварительно свернув в рулон, разумеется. И тут-то чуть было не произошла трагедия…

Дело в том, что поезда тогда ходили забитыми до отказа. Большое везенье, если сумел на станции вскочить на подножку. Пластов - вскочил, держась одной рукой, в другой - была картина. Долго ли так проедешь? Надо перебираться хотя бы на площадку. Пластов попытался, но оказалось - рулон за что-то зацепился, "и я ни в зад, ни вперед". Нужно было выбирать - бросать картину или падать самому?

В последний момент Пластов нашел выход. "Прошу солдата, бери, говорю, рулон, везу секретные чертежи, спасай, если потеряют - засудят… Тот, спасибо, ухватил, помог… Скажи ему, что, мол, это картина, еще подумал бы…", - вспоминал позднее художник.

Так неизвестный солдат спас одну из самых известных картин о Великой Отечественной войне.

"На Сталинградских дорогах", 1943 год

Советские художники писали войну не на расстоянии. Командировки на фронт уже признанных мастеров были делом обычным. Под самый 1943-й Пластов выехал под Сталинград, Новый год встретил в поезде. Та ночь разделит его жизнь на до и после. "На рассвете земля в больших и малых кратерах встретила нас. Вокруг - разбомбленные эшелоны, разбитые железнодорожные постройки. Тем более поразила среди хаоса разрушений четкая работа без суеты и сутолоки. Спокойно выгружались эшелоны с людьми и боеприпасами. Чистилось оружие. И отряд за отрядом уходили "туда". Тронулись и мы…"

Пластов своими глазами видел главное сражение Второй мировой войны. И там, на Волге, которую отделяла смерть от жизни, мир от хаоса, художник работал не покладая рук. И все вглядывался, вглядывался "туда", где "все запряталось, ушло в землю, в руины города".

Его картина "На сталинградских дорогах" - абсолютный шедевр живописи, но это и послание миру - фашизм здесь не пройдет. На картине поверженные пленные немцы, в отрепье, с закрытыми лицами, их дорога - в ад, а рядом - в кузове полуторки едут наши солдаты, едут на Запад, куда же еще… И в то же время в город возвращаются мирные жители, "значит будем жить"…

"Сенокос", 1945 год

Еще одна известная картина Аркадия Пластова - "Сенокос", созданная в первое послевоенное лето. Кстати, с нотками любимого им импрессионизма. Это его гимн свету и жизни. "Я, когда писал эту картину, все думал: ну, теперь радуйся, каждому листочку радуйся - смерть кончилась, началась жизнь", - вспоминал Пластов. Он же весной 1945 года говорил: "Какое же искусство мы, художники, должны взрастить сейчас для нашего народа? Мне кажется, искусство радости".

Именно с искусством радости он остался в истории мировой культуры.

Сюжет "Сенокоса" прост. От опушки березового леса четверо косарей идут в ряд. Принято считать, это одна семья - старик с сыном, снохой и внуком. Мужчины средних лет среди них нет. Понятно, где он, "ничего не поделаешь, война".

"Но несказанно прекрасное солнце, изумруд и серебро листвы, красавицы березы, кукование кукушек, посвисты птиц и ароматы трав и цветов - всего этого было в переизбытке", - говорил Пластов. Все это мы и сегодня слышим и чувствуем, глядя на его "Сенокос".

"Весна", 1954 год

Сегодня это один из главных хитов Новой Третьяковки. Но сколько же обвинений пришлось выслушать Пластову, когда он показал эту картину публике. Мол, нагота женщины здесь "жизненно не оправдана", надо бы женщину одеть, и вообще, почему это баня топится по-черному, а ребенка одевают на улице - внутри нет электричества?

Название картины тоже было непонятно современникам художника. Ну, какая еще "Весна", если женщина тут у вас голая…

На подобные обвинения Пластов всегда отвечал: "Название и идея картины, замысел, его облик рождаются одновременно, неотделимо друг от друга. Но только на холсте я пишу цветом, а на бумажке, что под картиной, пишу как бы подстрочный перевод… Но, давая свой подстрочник, я втайне рассчитывал, что он попадет в руки поэта или просто умного человека, и этого ключа хватит ему открыть твой ларец с немудреными сокровищами".

Известно, что на картине изображена собственная баня художника, а натурщицей для маленькой героини была деревенская жительница Нина Шарымова. За это мастер подарил ей отрез нарядного шелка на платье.

"У дворца Дожей ночью", 1956 год

Эту картину, как и многие другие "итальянские" работы мастера, "знатоки" из социальных сетей часто по безграмотности приписывают европейским художникам. Ну никак не могут диванные искусствоведы поверить, что советские художники выезжали в Европу и даже там работали. А как же железный занавес?!

Впервые Пластов выехал в Италию в 1956 году, чтобы принять участие в Международной художественной выставке "Биеннале ди Венеция", в тот год здесь экспонировалось 264 работы семидесяти четырех советских художников. Да, и такие были времена.

Пластову тогда было уже за шестьдесят, он гулял по Венеции, беспрерывно писал этюды и изучал в подлинниках искусство великих итальянских мастеров.

Пластов рассказывал в своих письмах и воспоминаниях, что в ту поездку он словно помолодел:

"Как будто долгие натужные годы спали с плеч, как в молодости жизнь развернулась впереди бесконечностью, ни капельки не разворованная, не растраченная, без единой червоточинки, но непрестанно наполняемая, как водоем фонтана, хрусталем сверкающей влаги".

Пластов вместе с другими советскими художниками прожил тогда в Италии месяц. В следующий раз Аркадий Александрович побывал в Италии осенью 1963 года. И снова - десятки этюдов, снова "новая молодость"…

Однако - и это важно - ни один итальянский пейзаж не мог заменить Пластову родные ульяновские равнины. И никогда западную культуру он не ставил выше русской.

Интересно, что в те же годы писатель Константин Паустовский, - он тоже путешествовал по Европе, - скажет фразу, что станет впоследствии крылатой: "Всю нарядность Неаполитанского залива с его пиршеством красок я отдам за мокрый от дождя ивовый куст на песчаном берегу Оки или за извилистую речонку Таруску - на ее скромных берегах я теперь часто и подолгу живу".

Пластов отвечал Паустовскому с берегов Волги: "И сегодня, когда встал я после работы над последним этюдом… и оглянулся кругом на драгоценнейший бархат и парчу земли, на пылающее звонким золотом небо, на силуэты фиолетовых изб, на всю эту плащаницу вселенной, вышитую как бы перстами ангелов и серафимов, так опять в который раз подумал, что наши иконописцы только в этом пиршестве природы черпали всю нетленную и поистине небесную музыку своих созданий, и нам ничего не сделать, если не следовать этими единственными тропами к прекрасному…"