Рынок свободной любви: как экономика влияет на отношения, а отношения — на экономику

Чтобы понять, как сегодня устроены любовные отношения, не нужно посещать курсы пик-апа или подписываться на блоги поп-психологов. Достаточно один раз спуститься в берлинскую подземку. На станции Naturkundemuseum (не пытайтесь прочитать) висит реклама приложения Fiverr, соединяющего фрилансеров с потенциальными заказчиками. На плакате изображены две женщины, стоящие спиной друг к другу. Обе вопросительно и вдохновленно бросают взгляд куда-то в будущее — каждая в свою сторону. Как утверждает плакат, одной из них нужна СММ-стратегия и SEO, а другая разработает идеальное решение в течение 24 часов. На противоположной стене, строго напротив плаката Fiverr, радостно хохочет реклама Tinder — девушка, тонущая в мыльных пузырях и блестках, сообщает нам: «Single does what single wants» («Одиночки делают, что хотят»). Эти два рекламных плаката — доведенный до гротеска и чрезвычайно упрощенной схемы рассказ о жизни немалой части сегодняшнего городского населения: в Берлине ли, в Москве или Тель-Авиве. С 9 до 18 мы сидим в коворкинге и пишем код (статьи для Forbes, пресс-релизы для кинофестивалей и сценарии корпоративных праздников — подставить нужное). Или, если повезло чуть больше и удалось устроиться на работу по контракту, мы пингуем в слаке сотрудников на аутсорсе. Кофе мы делаем сами, но обед нам приносит «Яндекс.Еда». А вечером, закрыв окна всех рабочих мессенджеров, мы отправляемся на убере на свидания, организованные алгоритмом Tinder, Grindr или Bumble. Для той части общества, которая оказалась вовлеченной в экономику события, как рабочее, так и свободное время (включая время, проведенное в постели с кем-то) подчинено одной и той же логике: быть в нужное время в нужном месте с нужным продуктом. И кто не успел, тот опоздал. Поколенчески, классово, профессионально эта логика пока что касается лишь небольшой части наиболее квалифицированного молодого городского населения, но именно эти люди, имеющие доступ к наибольшим объемам капитала, создают сегодня в блогах, соцсетях и массмедиа стандарты «правильного» и «неправильного» поведения в интимной жизни. «Все на свете про секс — и только секс про власть» — гласит расхожая мудрость, и с ней сложно не согласиться. Еще к ней можно добавить не менее расхожее феминистское утверждение о том, что «частное — это всегда политическое». При этом для интимной сопричастности к той или иной политико-экономической формации необязательно подпирать подломившуюся ножку кровати «Капиталом» Маркса. Достаточно того, что каждый из нас проживает свою жизнь — трудовую, творческую, семейную, сексуальную, ориентируясь на ту или иную рациональность. То есть на представления о том, что работает, а что нет; что одобряемо, а что не очень; что приносит успех, а что поражение. И эту рациональность невозможно оставить за порогом спальни. Взаимосвязь интимного и политического может быть почти незаметной в относительно спокойные и сытые времена, но она мгновенно выходит наружу в эпоху перемен или кризисов. Свободная любовь в истории В России революция 1917 года породила революцию сексуальную. Задолго до европейских и американских волнений 1968 года большевистская Россия на определенное время превратилась в государство, где была возможна и поощрялась небывалая степень (гетеро)сексуальной свободы — свободы, основанной на отказе от частной собственности, в том числе от собственности и на свое и чужое тело. «Такой пестроты брачных отношений еще не знавала история: неразрывный брак с устойчивой семьей и рядом преходящая свободная связь, тайный адюльтер в браке и открытое сожительство девушки с ее возлюбленным, брак парный, брак втроем и даже сложная форма брака вчетвером», — утверждала Александра Коллонтай, автор революционных декретов, впервые сделавших разводы и аборты доступными. Если бы Tinder существовал в те времена, Коллонтай сделала бы его использование обязательным, а план пятилеток учитывал бы количество правых свайпов на душу населения. Впрочем, как и многие большевистские новшества. «Идеи Коллонтай были приняты лишь небольшой группой радикально настроенных коммунистов, и сексуальная революция двадцатых в итоге провалилась», — говорит Анна Темкина, профессор и содиректор программы гендерных исследований Европейского университета в Санкт-Петербурге. Более того, задор обнаженных парадов «Долой стыд!» и большевистская «полиамория» удивительным образом никак не отменяли патриархата. Строительство коммунизма, включая его сексуальные аспекты, было возможно только за счет покорности и сексуальной подчиненности женщин. Доктрина «стакана воды», приписываемая Коллонтай и приравнивавшая коитус к утолению жажды, подразумевала безоговорочную готовность женщин удовлетворить мужское вожделение, но не наоборот. Действительно, социалистическая эмансипация была полна противоречий. Женщина в середине 1950-х одной рукой писала диссертацию по физике, а другой сцеживала грудное молоко для новорожденного ребенка в стеклянную бутылочку. Тысячи советских женщин работали, получали зарплату, ездили в командировки и выступали на научных конференциях — но пеленки они стирали руками. Гендерные исследователи называют это состояние «двойным контрактом» — это когда после работы ты бежишь варить борщ. Или едешь в набитом троллейбусе на очередной аборт, потому что именно аборт стал в СССР основным средством контрацепции. Но и на Западе было не лучше. В Западной Германии, например, еще в 1970-е требовалось письменное разрешение мужа, чтобы устроиться на работу. Детские сады в ФРГ закрывались в полдень, школьники приходили днем домой обедать. Любовь на раскладушке в коммуналке, но при дипломе о высшем образовании и должности начальника отдела лучше ли, чем любовь в степфордской спальне, но при доступных контрацептивах и в хорошем белье? На этот вопрос нет однозначного ответа. «Когда женщины не ограничены финансовыми возможностями, у них появляется выбор, в том числе сексуальный. Экономическая независимость в целом обуславливает качество сексуальной жизни. Чем выше первая, тем лучше вторая. Во второй половине XX века женщины в Восточной Европе были более независимы, чем в Западной. Это позволяет некоторым авторам говорить о том, что при социализме женщины были более удовлетворены своей сексуальной жизнью», — говорит Катерина Лискова, профессор Университета Масарика в Брно, автор книги Sexual Liberation, Socialist Style. «К концу 1960-х и к началу 1970-х сексология и в особенности исследования женской сексуальности стали все больше распространяться в восточноевропейских странах, в том числе в Венгрии и в Польше, — говорит Лискова. — Появились публикации о том, как строить отношения в браке — и рекомендации по поводу сексуальных практик стали неотъемлемой этой литературы. Фокус делался не только на техниках секса, но и на удовлетворенности партнеров. Именно сочетание доступности экспертного знания и экономической независимости создавало у женщин при социализме условия для большей удовлетворенности сексуальной жизнью». Действительно, в 2018 году социолог Кирстен Годзее ошарашила читателей New York Times утверждением о том, что «при социализме секс доставлял женщинам больше удовольствия». Основываясь на интервью с бывшими жительницами ГДР, Годзее формулирует одну важную гипотезу: при социализме секс находился вне системы товарно-денежных отношений, а женщины, будучи экономически независимыми от мужчин, чувствовали себя свободнее и увереннее при выборе партнера как в брачных, так и во внебрачных отношениях. «Сексуальность при социализме не являлась предметом рыночного обмена, — пишет Годзее, — и потому становилась опытом, который мужчины и женщины делили на равных». Более того, при социализме, по мнению Годзее, секс был частью дружеских отношений, способом проявления тепла и симпатии, а не системой доминирования мужчин над женщинами. Увы, Кирстен Годзее явно писала свою книгу, не снимая розовых очков — или не выходя с восточногерманского нудистского пляжа, где, действительно, до сих пор можно увидеть пожилых хиппи, играющих в обнаженном виде на губной гармошке. Во всяком случае, ее выводы невозможно экстраполировать на опыт женщин в бывшем СССР — не только жившем куда беднее, чем другие страны соцблока, но и не имевшем доступной системы сексуального просвещения. «Бесконечный дефицит всего играл огромную роль в том, как женщины в СССР относились к сексу. В особенности это касалось методов контрацепции, — говорит Мишель Ривкин-Фиш, профессор Университета Северной Каролины в Чепел Хилл, автор книги Women’s Health in Post-Soviet Russia. — Буклеты о „половой гигиене», выпущенные в период с 1960 по 1985 год предлагали, в том числе, спринцевание лимонной кислотой или раствором борного спирта. Женщинам также предлагалось собственноручно изготавливать контрацептивные тампоны, которые нужно было пропитывать специальным раствором и вводить минимум за полчаса до соития. Секс, обусловленный такими обстоятельствами, был, скорее, все-таки сомнительным удовольствием». Ривкин-Фиш подвергает сомнению и тезис о полной бескорыстности секса при социализме: в системе, где блат и неформальный обмен услугами играли громадную роль, секс тоже становился разменной монетой. И всю ответственность за его последствия, как всегда, несли женщины. Свободная любовь сегодня Сегодня, бесспорно, секс стал существовать отдельно от совместных хозяйственных отношений (семейных и им подобных). Качество интимной жизни все меньше измеряется качеством взаимного обслуживания и все больше — степенью эмоциональной удовлетворенности. «Женщины стали выбирать партнера и договариваться об отношениях, которые приобрели черты сделки и взаимовыгодного обмена. Сделка, соответственно, может быть пересмотрена или прекращена при возникновении более выгодных вариантов», — говорит Анна Темкина. Образованному городскому жителю — как женщине, так и мужчине — уже давно не требуется сожительство в хозяйственных целях. Мы стремимся обеспечить себя всем необходимым сами, и в развитых странах количество домохозяйств из одного человека неуклонно растет — как и количество семей с одним родителем. Экономика события предлагает огромное количество решений для удовлетворения практически любых потребностей: от доставки на дом горячих пирожков до перестановки тяжелой мебели. Более того, на аутсорс сегодня можно поставить и так называемый эмоциональный труд, традиционно выполнявшийся в семье женщинами: задушевные разговоры, домашние обеды и даже банальный телесный контакт — для всего этого есть рынок спроса и предложения. «Человек не остров», — писал поэт Джон Донн триста лет назад, имея в виду невозможность полной независимости людей друг от друга. Но сегодня континенты больших городов переживают тектонические сдвиги и превращаются в конгломераты островов, находящихся друг с другом в активной торговле, каждый под своим флагом. Казалось бы, вот мы и достигли истинной эмансипации, когда никто никому ничего не должен по неизвестно кем сформулированной норме и у каждой услуги есть цена, заказчик и исполнитель. Для обеспеченного городского населения эмоциональная и хозяйственная составляющие отношений оказались сегодня максимально разделены, и вопрос о равенстве полов в отношениях должен быть решен окончательно: выбирай кого хочешь, да и делай с ним/ней все, что дозволено Уголовным кодексом и не выходит за рамки взаимного согласия. Однако все не так просто: когда все ставки делаются на эмоциональное удовлетворение, цена отношений и риски, связанные с ними, становятся невероятно высоки. Сколь доступным ни казался бы сегодня тот самый «стакан воды» — для стареньких родителей или в его коллонтаевском смысле, — патриархат пока никуда не делся. Правда, вместо того чтобы жить по его правилам, мы теперь можем имитировать их соблюдение за (относительно) небольшие деньги. При помощи приложения для смартфона можно нанять не только бебиситтера или сиделку для больного, но и двухметрового парня, готового сопроводить вас на свадьбу двоюродной сестры. Целая индустрия коучинга предлагает женщинам жениться на самих себе, дает рекомендации о том, как провести свидание с самой собой, и — в более утилитарном изводе — как организовать здоровое и полноценное питание у домашнего очага, состоящего из одной конфорки. «Эмоциональные вложения становятся все более рискованными, ибо в них сохраняется гендерное неравенство — женщины традиционно вкладывают больше», — говорит Анна Темкина. При этом стабильность отношений уже никак не гарантируется социальными институтами. Действительно, даже либеральная эпоха 1990-х сегодня уже не может служить образцом норм в отношениях. «Секс в большом городе» — сериал, на котором выросло как минимум два постсоветских поколения, — продукт капитализма производительного, а не событийного. Если первый основан на идее продолжительного контракта, то второй — на идее всегда доступного выхода. Водруженные на лабутены и оттюнингованные мелированием, Кэрри Брэдшоу и ее подруги являются образцовым пролетариатом любви: до кровавого пота они работают над отношениями — с тем же рвением и представлением о линейности прогресса, с которым они работали в адвокатских конторах и галереях. Мечта Кэрри об одном, постоянном Mr. Right сегодня выглядит наивным атавизмом. Героини сегодняшних сериалов («Дрянь» (2017–2019), «Любовь» (2016), «Мастер не на все руки» (2015)) — это, по меткому выражению социолога Анны Шадриной, уже не сексуальный пролетариат, а прекариат: возможные потери всегда превышают возможную прибыль, прогресса нет, но есть спорадический и крайне неустойчивый успех. Неудивительно, что любовь, секс и отношения в глазах миллениалов все больше связаны с рисками, а не с удовольствием. Движение #metoo поставило под вопрос границы насилия и согласия; экономика лайков в Tinder и Instagram создает новые формы неравенства (где узкая прослойка хорошеньких или хорошо работающих над своим обликом доминирует над массой среднячков); императив отличать секс от привязанности создает страх возникновения этой самой привязанности и, соответственно, зависимости от партнера. Сегодня физиологический риск «залететь» сменился эмоциональным риском «залипнуть» — так же как риск непосредственной бедности сменился риском кредитной зависимости. Если «стакан воды» стал так же доступен через смартфон, как пицца или поездка на такси, то в чем его ценность? Возможно, то, что каждый из нас сегодня может ответить себе на этот вопрос самостоятельно, и есть лучшее, что нам может предложить сексуальная свобода. Иллюстрации: Анна Ксенз