Эмили Ратаковски: "Почему в нашем обществе принято разделять ум и сексуальность?"

В первый год учебы в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе я записалась на курс, посвященный гендерным исследованиям. Уже тогда, в 18, я считала себя феминисткой и думала, что на лекциях смогу узнать больше об истории движения. Вместо этого занятия открыли мне глаза на множество идей, которые на тот момент были для меня абсолютно новыми: квир-теория, сексуальная флюидность, разница между полом и гендером... Именно тогда я и заинтересовалась собственными отношениями с гендером в целом и концепцией женственности в частности. Тут надо отметить очевидную вещь: я цисгендерная белая женщина и отлично понимаю, в каком привилегированном положении нахожусь. Не буду даже делать вид, что моя внешность и мое самоощущение не помогали мне в определенных ситуациях. И все же считаю возможным и важным поделиться своим опытом – таким, какой он есть. Два года назад, когда мы отдыхали в общей компании, одна моя подруга вскользь заметила: «Ты прямо девочка-девочка». Меня это сильно резануло: сама я не думаю о себе в категориях феминности и маскулинности и услышать такое категоричное определение от близкого человека было откровенно неприятно. Я робко попыталась возразить: «Ну подожди, я же не всегда такая». В ответ подруга театрально закатила глаза. Тем вечером, лежа в постели, я задумалась о том, что же меня на самом деле так задело в ее словах. Ведь если честно, мне очень нравится быть «девочкой». Уже в 12-13 лет я тянулась к кружевным лифчикам и липким блескам для губ – все это казалось страшно крутым. Да, мой интерес был в какой-то мере обусловлен стереотипами, которые нам навязывает патриархальное общество. Скажу больше: даже на то, как я демонстрирую свою сексуальность сейчас, наверняка повлияла мизогинная культура. Но если мне правда так комфортно – это же мой выбор? И разве феминизм – это не история про самоопределение? Меня часто упрекали и даже травили за якобы слишком откровенные проявления сексуальности – но мне нравится выражать ее именно таким образом. Так почему я не восприняла слова подруги как комплимент? Думаю, проблема как раз в культуре шейминга. Бессчетное количество мужчин и женщин долгие годы твердили, что, если я буду определенным образом одеваться, меня как минимум перестанут воспринимать всерьез. В ушах до сих пор звучит предупреждение школьной учительницы: «Даже не жди от людей уважения». Но несмотря на все мрачные прогнозы, мне всегда было комфортно играть со своей сексуальностью. Именно эта игра позволяла мне чувствовать себя сильной. А главное, чувствовать себя собой – то драгоценное ощущение, о котором мечтает каждый из нас. И сейчас, в 2019-м, я продолжаю удивляться тому, как наше общество унижает женщин, осмеливающихся нарушить общепринятые представления о том, что они могут или не могут делать со своей сексуальностью. Когда меня арестовали в Вашингтоне во время марша против назначения Бретта Кавано (протеже Дональда Трампа обвинялся в попытке изнасилования в студенческие годы. – Прим. HB) в Верховный суд США, журналисты предпочли сфокусироваться не на моих политических убеждениях, а на том, во что я была одета. Даже женщины, разделявшие мою точку зрения, язвительно комментировали факт, что у меня под топом без рукавов – о ужас! – не оказалось бюстгальтера. По их мнению, возможность увидеть мое тело дискредитировала состоятельность моего политического высказывания. Но почему? Почему в нашем обществе принято разделять ум и сексуальность? С самых давних времен в мифах и культурах народов мира женщина ассоциируется с ненадежностью и опасностью. Медуза превращала мужчин в камни, Ева соблазнила Адама. В книге «Личины сексуальности» Камилла Палья пишет: «Непостижимая сокровенность женского тела касается всех аспектов отношений мужчин к женщинам. Как у нее все там устроено? Испытывает ли она оргазм? Мой ли это ребенок? Кто на самом деле был моим отцом? Тайна окутывает женскую сексуальность. Эта тайна – главная причина того заточения, которому мужчина подвергает женщину. Только заточая свою жену в гарем, охраняемый евнухами, он может быть уверен, что ее сын – это и его сын». Мы боимся силы, которой обладает женская сексуальность. Женщина начинает представлять угрозу ровно в тот момент, когда превращает свой пол в оружие. И тут в качестве защиты общество использует шейминг, утверждая, что женщина что-то теряет, когда подчеркивает или просто принимает свою сексуальность. Лично я считаю, что все ровно наоборот. Я чувствую себя сильной, когда чувствую себя хорошо. Иногда я чувствую себя хорошо в мини-юбке. Иногда – в худи и трениках. Иногда я чувствую себя особенно свободной, когда не надеваю бюстгальтер под топ. Все зависит от конкретного момента. Та же история с эпиляцией: это просто еще один шанс сделать выбор, который в любом случае будет верным. Обычно я бреюсь, но бывают дни, когда волосы на теле кажутся мне чертовски сексуальными, и я оставляю ноги и подмышки в покое. Только не подумайте, что я призываю всех сжечь лифчики и выбросить бритву. Речь о другом: любое решение о том, как выглядеть и во что одеваться – в хиджаб или крошечное бикини, – женщина должна принимать самостоятельно. И неправильного ответа тут быть не может. Сейчас, в эру соцсетей, совсем юные девушки сталкиваются с критикой буквально на каждом шагу. Хватит: дайте женщинам возможность быть такими разными, какими они хотят.И плевать на стереотипы. Фото: МАЙКЛ АВЕДОН (MICHAEL AVEDON) Стиль: МИГЕЛЬ ЭНАМОРАДО (MIGUEL ENAMORADO) ПРИЧЕСКИ: PETER GRAY FOR KÉRASTASE; МАКИЯЖ: HUNG VANNGO; МАНИКЮР: JINI LIM FOR DIOR

Эмили Ратаковски: "Почему в нашем обществе принято разделять ум и сексуальность?"
© Harper’s Bazaar