Настоящие и ненастоящие мужчины в произведениях Захара Прилепина

Предмет он знает досконально. Он сам мужчина, и его биография когда-нибудь обязательно станет сюжетом увлекательного романа. Он живёт в одно с нами время, в одной с нами стране и не прячется ни от каких «вызовов» времени и страны и не только реагирует, но и лично участвует во многих событиях. Он, может, единственный обитатель современного Олимпа русской литературы, не оторвавшийся, не отказавшийся от народа. Он не элитарный писатель. Он антиэлитарный. Прочитав все его произведения, я, кажется, хорошо знаю этого человека. Он пишет о себе. Он не меняет своих взглядов. Он говорит в интервью ровно то, что пишет в своих книгах. Он честен. Он на виду. Он говорит и пишет правду, поэтому не может «запутаться в показаниях». Он называет себя нацболом* и противником либералов. Он защищает нуждающихся в защите: нашу историю, наших стариков, наших военных (им самим некогда себя защищать от игнора, а то и презрения общества), наш последний, ускользающий шанс на будущее. Прилепин – это на хорошем русском языке о простых русских людях. Не о сказочном быте олигархов, их жён и любовниц, не о проделках «золотой молодёжи», не о том, что заполонило наш телеэфир. И я отдыхаю, читая его. Отдыхаю от того, что мне чуждо, что мне навязывается, что будит во мне раздражение. Он говорит со мной о том, что я понимаю и о чём – в литературе – не с кем больше поговорить. Про мужские персонажи Итак, о том, что заявлено в заголовке. Мужчины. При прочтении произведений Прилепина становится ясно, кого он уважает, а кого – не очень. Егора Ташевского – уважает. Сашу Тишина – уважает. Артёма Горяинова не то чтобы уважает – разделяет его муки и радости, что ещё проникновеннее. Каждого героя из «Взвода», каждого сослуживца из «Некоторые не попадут в ад» – уважает. Откровенно описав в рассказе «Шер Аминь» несколько горьких детско-юношеских обид, Прилепин пишет: «С какого-то возраста, допустим, с пятнадцати лет, в любой компании я тихо решал для себя: “Мужчина здесь я”; и если нужно было принять решение – принимал его я. Чаще всего по той причине, что больше никто ни на что не решался». И герой замещает взрослыми победами детские поражения. Правда, в конце рассказа философски замечает, что эта замена не равнозначная, «но что поделаешь.» Настоящий Мужчина равен сам себе, пишет Прилепин. Это не тот, кто мечтает о «фото с автоматом», а имеет такое фото в своём альбоме, или тот, кто не мечтает о таковом, потому что состоялся на своём поприще и является тем, что он есть, а не пытается «жить за чужой счёт, или оболгать того, кем он сам хотел бы стать, но не смог». (Эссе «Фото с автоматом»). Прилепин уверен: «если ты хочешь выглядеть, как викинг или ковбой, – будь викингом или ковбоем. А если ты хочешь просто выглядеть – то ты понторез, и ничего более.» (Там же) Эссе «Ополченец, монах и некоторые другие» и «Живущие так» из тех же «Историй из лёгкой и мгновенной жизни» продолжают тему и «подсвечивают» её со стороны военнослужащих. Роман «Санькя», рассказ «Спички и табак, и всё такое» – со стороны молодых борцов с властью. Про очень важное для Прилепина и неотъемлемое от Настоящего Мужчины отцовское чувство – в рассказах «Лес», «Любовь», «Ближний, дальний, ближний», в эссе «Несколько неважных слов в течение дня»… Эта тема возникает практически во всех его произведениях: где-то больше, где-то меньше. Здесь пора сделать переход. Приведу цитату из Маяковского: «Слава! Слава! Слава героям!!!/ Впрочем,/ им/ довольно воздали дани./ Теперь/ поговорим/ о дряни.» Мужчины – вроде, тоже мужчины, но… какие-то потерявшиеся, не сумевшие стать тем, кем хотели, забывшие о том, что вообще кем-то хотели стать. Очень показательны в этом плане рассказы «Петров» и «Допрос». По ходу повествования о жизни и каких-никаких приключениях Петрова автор вбрасывает характеристики этого персонажа, из которых выстраивается вот что: «Женой Петров не обзавёлся, хотя ему было уже 35.» «…он предавался этому занятию нехотя – словно так было положено» (это о сексе) «Курить – не курил…» «…к рефлексии Петров склонен не был и, если задумывался иногда о себе, считал, что всё впереди.» «Мысль о том, что он не станет работягой, оказалась самой поэтичной в его жизни.» «В армию Петров не попал.» «Влюбиться он не умел.» «Детей Петров, признаться, не понимал и смысла в них не видел.» «Петров даже не стрелял ни разу. И желания не было.» «…особой реакцией не отличался: спорта не терпел, драться не любил.» «Музыки Петров не любил и ехал в машине молча. Природа его не волновала, поэтому он смотрел вперёд.» «Он щёлкнул замком капота – и пошёл смотреть, что там есть. Ничего там не было. Петров всё равно не понимал ни черта.» Если убрать все «не» из этого списка, то получится портрет Настоящего Мужчины. А так – просто некто Петров, ему даже имя не присвоено. Никто Петров. И я смеюсь, читая, как он борется со своим жизнелюбивым котом, как вырывает бардачок в салоне автомобиля, как он засовывает пальцы в торт, как он глупо-глупо-глупо...гибнет. На последней странице мне становится немного жутко. Но всё равно Петрова не жаль. Он сдал свою жизнь без боя. Он отказался от неё задолго до роковой новогодней ночи. Так нельзя жить. Так нельзя умирать. В «Допросе» персонажи показаны менее отстранённо: мы каждую минуту с главным героем, с его слабостями и страхами. Он (Новиков) почти неотличим от Петрова, но обладает некоторыми, скажем так, недоразвившимися мужскими качествами. Он считает себя вполне себе мужиком и оскорбляется, когда милиционер называет его «голубком». У Новикова есть друг Лёша, есть девушка Лара, есть родители (он не безотцовщина, в отличие от Петрова), есть работа в «не самом крупном книжном» магазине. Но отец не уважает сына, и сын это чувствует. Мать допекает заботой. Сестра насмехается. Девушка то и дело пытается манипулировать. Выходит, ближе друга у него никого нет. На этом «парочку» и ловят полицейские. Друзей привозят в отделение и происходит тот самый допрос, который дал название рассказу, а также разделил жизнь Новикова на «до» и «после». Полиция задерживает друзей средь бела дня, потому что на них ошибочно указала свидетельница убийства. В участке их оскорбляют и избивают. «Как почти всякий не служивший в армии и не сидевший в тюрьме человек, он [Новиков] очень боялся физической боли». Новиков испытывает самый сильный в своей жизни страх и самое сильное унижение (потом ему вспомнится и первое, детское, которое перенёс от школьного хулигана Гарика). Ребят отпускают, убедившись в их невиновности, но Новиков не может жить дальше, не восстановив чувство собственного достоинства. Он не находит себе места, не находит утешения ни у родителей, ни у девушки, ни у друга, который разделил с ним унижение и теперь так же раздавлен. Не помогает новый конфликт с опером, превысившим свои полномочия: «Я знаю, кто ты такой, – вдруг сказал опер. – «Ты мокрица. Такие как ты – вы не воюете, у таких, как ты, нет рук, вы ни черта не имеете делать, … живёте с мамками, вы сидите у всех на шее.» Мент излагает «свою правду», и эта правда «колет глаза» Новикову. В итоге, чтобы всё-таки почувствовать себя мужиком, Новиков решает сплавиться на лодке по реке. Для этого просит у отца всё: денег, лодку, рюкзак, нож, спиннинг. Происходит диалог: «– Съездил бы хоть раз со мной – ничего б тебе объяснять не пришлось, – сказал отец. – Ты меня никогда не брал, – ответил Новиков спокойно. – А по-моему, ты никогда и не хотел, – сказал отец с желчным вызовом.» Кто же виноват, что сын вырос «мокрицей»? Сплавиться по реке у Новикова получается метров на сто: он теряет весло, топит мобильный, ранится об отцовский нож, ругается в одиночестве, и его прибивает к берегу. А когда возвращается в город, узнаёт, что Лёша и вовсе пытался повеситься. Впрочем, тоже неудачно: его спасли. Концовка такая: близкие обступили Новикова, усердствуя с заботой, но он в отчаянии. Его, в отличие от Петрова, жалко. Про это Любовь в книгах Прилепина тоже дана в мужском смысле слова. Он придерживается схемы: «секс – насилие – секс – насилие», но у Прилепина она отнюдь не отвратительна. В «Обители» между главами о страшном лагерном быте, драках, пытках находим главы о любви – с её физическим выражением. Примерно то же в «Саньке»: драки, секс, пытки, секс, драки. Ещё размышления о судьбах Родины. В «Патологиях» главы с описанием военных действий чередуются с главами о любви. Парень и девушка молоды, влюблены, счастливы, они упиваются своей близостью. Автор мастерски пишет о простейших вещах, которые приносили им радость, дарит множество запоминающихся деталей, понятных всем. Счастье этой пары заразно, оно светится на страницах книги. Герой обожает свою девушку, она физически необходима ему, он страдает от одного предположения о том, что у неё мог быть другой мужчина. Что касается сцен собственно секса – они очень сочные, но при этом эстетичные. Как пела когда-то Вайкуле, «не промолвив даже слово, ты всё сказал». Ни одного похабного слова, ни одного околопохабного, а читатель, так сказать, погружается в полотно повествования. Физическое выражение любви у Прилепина – это одна из сторон мужской жизни, одна из составляющих персонажа, и она изображена так, что писателю никогда не придётся испытывать неловкость перед своими четырьмя детьми, которые прочтут его книги. Это не про похоть вообще. В общем, любовь в этих книгах – «это не вздохи на скамейке», не разговоры и мечтания, а вполне конкретное занятие, наполненное для героя каждого произведения чувством полного родства и единства. Про юмор Юмор, по-моему, – это самое трудное для пишущего человека. У Прилепина мало смешных произведений, но те, что есть, показывают: с юмором у него тоже всё в порядке и юмор тоже мужской. Например, про то, что бывает «по пьяни». Примерно в духе шукшинского «А по утру они проснулись» или даже «Иронии судьбы, или С лёгким паром!» Очень смешной «Бл****ий рассказ». Как и описанное в нём пьяное приключение, рассказ сначала смешной, прям угарный, а потом затрагивается какая-то высокая нотка – динь! – и всё заканчивается слезами. «Собачатина» – умеренно смешной, без высокой нотки. «Рыбаки и космонавты» особенно веселит с момента пробуждения героя на речном берегу: «Я никогда не допивался до такой степени» и дальше, до самого конца, когда жена с новорожденным сыном забирает похмельного и обобранного мужа из РУВД и говорит младенцу, что папа будет о нём заботиться. Про важное «Россия не очень богата на добрых писателей. У нас много страстных, много обидчивых, много мрачных, много саркастических… а добрых мало, да.» (Эссе «Никто не проклят, даже если убит»). Прилепин единственный на нашем литературном Олимпе, кто по-доброму смотрит на наше прошлое и наших предков, да и на современников – без ненависти. Он не сводит счёты с прошлым, он пишет, как было. А было по-разному, но чаще замечательно. Сила Прилепина в его доброте и любви к нам, грешным. Оттого и приятно читать Прилепина, что у него всюду – любовь. Не модный цинизм, не желчь многолетней выдержки, не безнадёга. Любовь к женщине – в полузвериной страсти и преданности, к детям – в желании обучать и защищать, к друзьям – в сопереживании и чувстве братства, к Родине – в готовности сражаться за неё, в стремлении снова и снова возвращаться в родные места. Как описана деревня в «Грехе» – это же и мои залитые солнцем детские воспоминания, в «Саньке» – это и моя боль о том, что деревня вымирает. Это и моё чувство Родины. И мне тоже хочется насадить это чувство в собственных детях. «И ты жмёшь на газ, и ты подмигиваешь сыну или дочке в зеркало заднего вида: сейчас ты увидишь, сейчас ты узнаешь. И происходит чудо: вдохновлённое твоим вдохновением дитя ... находит эти заросли лопухов совершенно упоительными; что там горы “Властелина колец” и планеты “Звёздных войн” – лопухи!» (Эссе «Без предела») И мне понятно, почему Саша Тишин долго и отчаянно рвал сорняки на полоске пляжа, где когда-то в детстве отдыхал с отцом. У Прилепина конструктив – в пику надоевшему читателям деструктиву. Прилепин – добрый. А вы много знаете мужчин, которые не стесняются быть добрыми? «И заново, в молитве, начал всех перечислять, кого помню – и сильных, и слабых, и расслабленных, и одержимых, и трезвых, и похмельных, и род позабывших, и выродившихся вовсе, – а я всех помню, всех.» («Семь жизней»). Это он про всех своих персонажей, это он про нас с вами. Автор: Ольга Типайлова, к.и.н., доцент каф. англ.яз. СПб ГУП * Межрегиональная общественная организация «Национал-большевистская партия» (НБП) признана экстремистской решением Московского городского суда от 19 апреля 2007 года и её деятельность запрещена.