Природу народного признания Шаинского проще всего описать через кредит доверия: у автора песен "Голубой вагон", "Улыбка" и "Антошка" он настолько велик, что поколения советских и российских родителей легко оставляли, оставляют и будут оставлять своих детей с творчеством композитора наедине. По общему ощущению оно, как ничто другое, учит любви, верности и добру. Его правильные во всех отношениях песни идеальны и музыкально, и педагогически: они одновременно прививают вкус и воспитывают, увлекают и расставляют акценты. Остается дождаться, когда нейросети, которые в скором будущем придут на помощь мамам и нянечкам, будут опираться на корпус песен Шаинского, как на Big Data.
Отчасти это происходит уже сейчас: в тот момент, когда родители дают задание голосовому помощнику "включить мультфильмы", многие из них рассчитывают, что технологии не подведут и выберут "Крокодила Гену". Собственно, Шаинский и есть наш общий голосовой помощник из прошлого.
От уроков скрипки до "Лады"
Владимира Шаинского отдали в музыкальную школу в 11 лет. В 1941 году он вместе с мамой эвакуировался из Киева в Ташкент, в 1943-м его призвали в армию. Правда, на фронт он не попал: военное начальство, глянув на низкорослого худого скрипача, решило отправить его в часть, где был духовой оркестр. Шаинский служил в полку связи в Средней Азии, там же начал писать музыку.
После войны он поступил в Московскую консерваторию имени Чайковского. Музыкант по-прежнему жил с мамой, только теперь в коммуналке, и с трудом сводил концы с концами. "Я никогда и нигде не видел такой бедности, как у Шаинского. У них на обед был черный хлеб, постное масло, лук и картошка", — вспоминал друг и соавтор многих шлягеров композитора Юрий Энтин. В те годы Шаинский, по его словам, не брезговал ничем и зарабатывал как мог. Вечером играл на скрипке в ресторане, днем преподавал в музыкальной школе. Через несколько лет пришел в оркестр Леонида Утесова и занимался аранжировкой чужих мелодий.
В середине 1960-х Шаинский завершил свои последние "серьезные" академические произведения — струнный квартет и симфонию. Не пройдет и пяти лет, как он сочинит "Ладу" на стихи Михаила Пляцковского и его жизнь изменится навсегда. Уже в начале 1970-х его песни "Голубой вагон" и "Учат в школе" напевала вся страна. Он убедился в этом, когда поехал на гастроли по БАМу. "Как-то мы остановились в тайге. Выходим из поезда, митинг, просят что-то сказать. А что я скажу? — удивлялся композитор много лет спустя. — Ладно, давайте попробуем. И начинаю "Где-то багульник на сопках цветет…". Народ тут же подхватил песню. Это были одни из самых счастливых минут в моей жизни".
Энтин вспоминал, что Шаинский пришел в эстрадную редакцию фирмы "Мелодия" без каких-либо связей и даже приглашения. На нем были сандалии, протертые джинсы и "очень легкомысленная рубашка". Разглядеть в нем композитора с двумя консерваторскими дипломами было непросто. Однако уже там, прямо в редакции, Шаинский сочинил "Антошку" — в качестве тестового задания. Сходу наткнувшись на бриллиант, в следующие полтора десятка лет он будет самым востребованным детским композитором и соавтором шлягеров ("А он мне нравится", "Один раз в год сады цветут", "Травы-травы"). Его песни будут петь все суперзвезды от Эдуарда Хиля до Аллы Пугачевой.
Портрет композитора
Первая большая пластинка Шаинского "Песни" вышла, когда ему было уже за пятьдесят. На диковинной обложке — портрет в профиль рано облысевшего серьезного мужчины в полосатой рубашке, красном галстуке и оранжевой куртке. В самом центре — седой висок, ухо с большой мочкой и широкий "акулий" воротник. Представить, что внутри конверта были песни в исполнении "Самоцветов", Людмилы Зыкиной, Льва Лещенко, Муслима Магомаева и Анны Герман, сложно до сих пор. Какое отношение к ним имел потерянный человек на обложке? Кажется, он не относился даже к тем, кто мог ее купить. Однако визуально "Песни" ровно об этом и говорили: им не нужен зритель или критик, достаточно слушателя, которому нет никакого дела до образа композитора и его протокольных поз.
Едва ли Шаинского тяготил снисходительный статус детского композитора, говоривший не только о его репертуаре и аудитории, но и пределах воображения, однако во "взрослых" песнях он будто выдавал своей музе паспорт и подчеркивал ее совершеннолетие. Он выбирал для песен глубокую лирику, в которой были тоска, злой рок и безответная любовь. Даже в его парадных патриотических песнях вроде "Уголок России" или "Береза белая" находилось место мечте и трогательным строчкам.
Другая отдушина Шаинского тех лет — солдатские песни. "Не плачь, девчонка" и "Идет солдат по городу" формально обращены к родным и близким защитников родины, но на самом деле куда больше нужны самим служивым. С ними легче в казарме и проще на плацу: марши Шаинского отлично ложатся на строевой шаг и греют душу мыслями о далекой любимой, которая ждет. В конце концов, эти песни мобилизуют и быстро приводят в чувство.
Первый детский омбудсмен
Патентованный инфантилизм песен Шаинского работал в двух направлениях: возвращал взрослых в детство и давал детям возможность почувствовать себя старше и разумнее. Кажется, это шло из самой натуры композитора: он был на поколение старше тех, кто исполнял его первые песни, но сохранял образ жизни, давно ими забытый. Долгие периоды холостяцкой жизни между браками, свободный график, разъезды, первый ребенок в 45 лет — у иных уже были внуки, а он продолжал жить как студент. Нагляднее всего эту двоякость подчеркивал стиль маэстро: короткие джинсы могли быть из "Детского мира", твидовый пиджак от старинных богемных друзей.
Современный мир с его культом молодости и растягивающимся год от года допускаемым периодом взросления — это мир Шаинского, в котором он отвоевывал свое право вести себя как ребенок, быть капризным и уязвимым, а главное — до последнего несерьезным. Если не человеком, то хотя бы артистом.
Привычка Шаинского обставлять выступления как утренник и импровизированный урок хорового пения, на котором не ставят оценок и хвалят за непослушание, превращала зал любых размеров в летний пионерлагерь. На огромную сцену мог выйти Большой детский хор Гостелерадио СССР и перепугать сам себя пафосом и ценой ошибки на глазах миллионов, но если рядом был Шаинский, то все менялось. Вот он, первый детский омбудсмен СССР. Тайный агент, официальный представитель и друг всех честных пионеров в мире оборотистых комсомольцев. Когда они пели про крокодила, мамонтенка, собаку, кузнечика и улитку, за ними будто вставал будущий "Зверополис".
Мелодии Шаинского исподволь одушевляли не самые теплые стихи бережной интонацией и переключали регистр излишне назидательной советской песни на светлую печаль. Его мажор всегда с грустинкой, а минор возвращается эхом. При всей ясности его музыки она передавала сложную гамму чувств от жалости до эйфории иногда в рамках одной песни. Как, скажем, правильно реагировать на песню "Облака"? Она грустная или веселая? Чего в ней больше, порыва ввысь или тяжести земной жизни? Как минимум в припеве это — истерика. Если бы парой к мему "Старик кричит на облако" из "Симпсонов" шла песня, то ей бы точно была ода белогривым лошадкам.
И, кажется, только Шаинский мог написать гимн КВН, во время исполнения которого ветераны клуба не могут сдержать слез, а еще "зеленые" игроки чувствуют, что проживают на сцене свои лучшие дни.
Творческий пик Шаинского пришелся на тепличные для детских авторов застойные годы. Это не могло не сказаться на мотивах и даже структуре песен, в которых все большая роль отводилась хору, а солист заметно терял в правах. О чем, в сущности, песни "Вместе весело шагать", "Когда мои друзья со мной" и "По секрету всему свету"? Для детей — после обязательного разъяснения родителями — про дружбу и важность общего дела. Для взрослых — про тотальность социальных отношений и порицание индивидуализма. Семидесятые Шаинского — эпоха хоров, оваций и единодушного согласия, где самое важное — это коллектив.
Бродвейский композитор
Уже в 1980-х было ясно, что в его ученики можно смело записывать всех младших коллег, даже если они стартовали с ним почти в одно время: Евгений Крылатов ("Умка", "Крылатые качели", "Три белых коня"), Алексей Рыбников ("Приключения Буратино"), Геннадий Гладков ("Песни бременских музыкантов") и многие другие если не равнялись на Шаинского, то точно держали его в уме. Послушайте "Прекрасное далеко" Крылатова: без "Песни Чебурашки" его бы просто не было. Остроумнее всего на эту преемственность указал сам Шаинский, гениально сыграв в детской передаче "Будильник" "Песенку Крокодила Гены" на мотив "Песенки Красной Шапочки" Рыбникова.
Чтобы оценить, как Шаинский исполнял свои песни, лучше выбрать записи без оркестров и даже ансамбля — только он и пианино. Чтобы понять, как он их сочинял, сгодится хроника, где маэстро оставался без инструмента и выстукивал ритм на коленях или по столу.
С 2000 года Шаинский жил в Израиле, позже переехал в Америку и последние дни жизни провел в Калифорнии. Там, перешагнув за девятый десяток лет, он написал музыку к двум американским мюзиклам. К удивлению его более молодых коллег, оставшихся в Москве, авторы бродвейских постановок прекрасно знали, с кем имели дело. К тому времени песни Крокодила Гены и Чебурашки были переведены на основные языки мира.
Несмотря на редкие приезды, Шаинский не терял связь с родиной до последних дней, и прежде всего в творчестве. "В основном я все-таки пишу для России. При всем желании, что бы я там ни выкамаривал, но все равно — для России", — признавался маэстро и разводил руками.