Мучительница
Муза и возлюбленная писателя Федора Достоевского, жена философа Василия Розанова, эта женщина умудрилась стать причиной глубочайших душевных страданий.
Аполлинария Прокофьевна Суслова родом была «из простых». Ее отец был крепостным крестьянином, «откупился» и поселился в Петербурге. С благой целью — дать двум своим дочерям высшее образование… Младшая, Надежда, стала медиком. А вот старшая, Аполлинария, образования так и не получила, зато прославилась как «роковая любовь» аж двух известнейших мыслителей России: Федора Достоевского и Василия Розанова.
Встреча
Петербург, 1860 год. Федор Михайлович Достоевский читал на студенческих вечерах свои «Записки из Мертвого дома». Ему 40 лет, он известен, талантлив, несчастен… Дома — не- любимая уже жена Мария Дмитриевна, тяжело болеющая, бледная, вечно грустная. Семейное счастье оказалось не таким, как представлял его идеалист Достоевский. И вот ему приходится избегать тяжелых разговоров, которые не о судьбах родины, не о философии, а все о прозаическом: о неоплаченных счетах, о таблетках и симптомах болезни, о неизбежной смерти… Достоевскому страшно. Он чувствует себя так, как однажды в детстве, когда катался по крепкому, казалось бы, льду. А тот возьми да и начни расходиться прямо под ногами! А там — черная, ледяная вода. Чуть не утянула… Так и сейчас: умирает Мария Дмитриевна, а в ледяную полынью с собой, кажется, утягивает и Федора Михайловича.
А тут — девушка-красавица. Рыжие, стриженные по моде волосы, высока, стройна, модно и дорого одета. Слушательница. Подошла, не отводя взгляда, смотрит прямо в лицо.
— Я вам письмо написала. О любви!
И засмеялась. Зубы белые, острые, как у зверька. Он растерялся, письмо взял, сунул в карман. Девушка повернулась на каблучках, ушла, шурша юбкой. Эмансипе. Такие сейчас попадаются — штучные экземпляры, вовсе не похожи ни на тихую, ласковую покойницу-маменьку, ни на вечно болеющую Марию Дмитриевну.
Взволнованный Достоевский письмо прочитал. В нем Аполлинария Суслова (так звали рыжую девушку) признавалась ему в любви. Она предложила ему — ни много ни мало — себя всю.
А он и не отказался. 20-летняя разница в возрасте не смущала. Наоборот — в их паре Аполлинария неожиданно оказалась куда более опытной и ловкой. В отличие от романтичного и зажатого Достоевского была она раскрепощенной нигилисткой, считала себя свободной от семейных, моральных, общественных, да и вообще любых уз.
Достоевский влюбился. И очень быстро Аполлинария стала вить из него веревки. В октябре 1861 года в журнале братьев Достоевских «Время» было опубликовано первое прозаическое произведение Сусловой — повесть «Покуда». Позже написала она рассказы «До свадьбы. Из дневника одной девушки», «Своей дорогой» — все опубликованы в журналах Достоевских. Проза была слабоватой, зато очень модной и современной: о возрождении от «духовного крепостничества» женщины. Достоевский к литературным потугам подруги относился снисходительно: ему так не хотелось, чтобы «Поленька сердилась». А сердиться она умела много и артистично! То клялась в любви, то грозилась покончить самоубийством, то напускала безразличное выражение лица, то, напротив, заходилась в рыданиях. Требовала от Федора Михайловича развода, потом вдруг намекала, что, помимо Достоевского, у нее есть и другие поклонники — статусом повыше… Она могла бить посуду, а могла целовать его руки. В ней было столько страсти и жизни! Достоевский был уже усталым человеком, обремененным сплошными безрадостными обязательствами.
Перед женой, угасающей от чахотки, перед приемным сыном. Перед братом, вместе с которым издавал, без особого финансового успеха, литературный журнал... А она, Аполлинария, давала... волны энергии, эмоции, слезы и смех, ревность и, главное, ощущение того, что жизнь продолжается. Впоследствии она признавалась, что не прочла ни одной его книги...
Измена
Париж, 26 августа 1863 года. В этот раз за границу собирались ехать вместе, но Федора Михайловича задержали издательские дела: надо было закрывать журнал. Аполлинария поехала одна, договорились встретиться в Париже. И вот долгожданный день настал. Сейчас он увидит ее.
Сейчас обнимет и вдохнет любимый запах приторно-резких духов… Как этот аромат шел ей, его вздорной Аполлинарии! Она резко поднялась навстречу, и он задохнулся от волны холода, которым его обдал взгляд ее светлых глаз.
— Я думала, ты не приедешь, — сказала Аполлинария, предупредительно — «не подходи!» — выставив вперед руку в шелковой перчатке. — Я послала письмо, чтобы ты не приезжал… Разве ты его не получил?
— Письмо… — Он вдруг заволновался, начал одергивать рукава, полез зачем-то за носовым платком. — Бог с тобой, что случилось? Какое письмо? Почему — не приезжал? Ангел мой…
Он вдруг вспомнил, совсем некстати, как с братом-погодком, Мишей, летом ловили бабочку и накалывали булавкой, чтобы сделать коллекцию. Как потом он, Федя, рыдал всю ночь и подходил поглядеть на бабочку — умерла или жива? А она все была жива, и все била крыльями, и от этого было страшно и горько.
Вот и он, как та давняя бабочка. Сейчас Аполлинария вонзит ему иголку прямо в сердце…
— Потому что поздно. Я полюбила другого. Ты сам виноват: не разводился с этой…
Достоевский заплакал: «Ангел мой, Поленька, а как, скажи, мог я развестись с женой, которая вот-вот отдаст Богу душу… Я не люблю ее, люблю тебя, хотя нет, и ее люблю — но по-другому… Она больна, тяжело больна, как же брошу я ее в этот страшный час, она и так обо всем знает. Но что я без тебя — дрожащая бабочка, проткнутая булавкой… Расскажи мне все — я так люблю, что прощу…» И она рассказала, уже не таясь и даже злобно усмехаясь, про красавчика, испанца Сальвадора, студента.
— Я люблю, но я несчастна, потому что он, Сальвадор, не любит меня! — резюмировала Аполлинария. Не жалела ни Достоевского, ни себя. Она ведь тоже, оказывается, нелюбимая.
Она смотрела на Достоевского не просто как на бабочку — как на гусеницу, которую можно легко раздавить туфелькой. Достоевский зарыдал, упал к ее ногам… Дави, дави…
— Ты не найдешь другого сердца, как мое, — разобрала Аполлинария сквозь рыдания. — А ты — ты пойдешь с ним на край света?!
— Я? На край света? Не пойду. Я… уеду в деревню!
Тогда, в августовском солнечном Париже, ей вдруг показалось это таким эффектным, таким правильным решением: уехать в деревню, обнимать русские березки, ходить за грибами, петь вечерами печальные песни… Покончить со страстями.
Больная эгоистка
Знала бы бедняжка Аполлинария Суслова, что не мы выбираем себе роли, а лишь играем те, что предписаны нам свыше!.. Их роман с Федором Достоевским еще не достиг своего дна — впереди была и смерть в апреле 1864 года Марии Дмитриевны, жены писателя, и потом предложение руки и сердца вероломной Аполлинарии… Да, Достоевский простил, принял измену. Но рыжеволосая «фам фаталь» неожиданно отказала ему; униженный, он был ей более не интересен. В 1864 году она записала в дневнике: «Я его (Достоевского) просто ненавижу. Он так много заставлял меня страдать, когда можно было обойтись без страдания…» Были страдания, ревность, но была и любовь. Не этим ли подпитываются писатели, тем более гении? Образ Аполлинарии Сусловой, своенравной красавицы с дурным нравом, страстной натуры, волевой, противоречивой, для Достоевского оказался источником целой плеяды его героинь. Настасья Филипповна, Грушенька, Полина… Достоевский все понимал о хищнице Аполлинарии, все видел. Но при этом — обожал.
В 1865 году, через год после отвергнутого предложения руки и сердца Аполлинарии, он написал очень откровенное письмо ее сестре Надежде Прокофьевне: «...Аполлинария — больная эгоистка. Я люблю ее еще до сих пор, очень люблю, но я уже не хотел бы любить ее. Она не стоит такой любви. Мне жаль ее, потому что, предвижу, она вечно будет несчастна. Она нигде не найдет себе друга и счастья. Кто требует от другого всего, а сам избавляет себя от всех обязанностей, тот никогда не найдет счастья...»
Впереди у Федора Михайловича был счастливый брак с Анной Сниткиной: в нем он получил внимание, любовь, покой, рожденных детей, совместные потери… Но главное — понимание. А впереди у Аполлинарии Сусловой был яркий брак с неординарным человеком. Было у нее удивительное чутье на гениев.
Новая жертва
В 1880 году (за год до смерти Достоевского) 40-летняя Аполлинария Суслова вышла замуж. За человека значительно моложе себя, значительно талантливее и образованнее… Это был Василий Розанов, которому исполнилось в то время 24 года. Его ослепляющая любовь к уже зрелой женщине во многом была обусловлена тем, что «ее любил сам Достоевский». Замечательное ее описание оставил потомкам Розанов.
«С Суслихой я первый раз встретился в доме моей ученицы А. М. Щегловой... Вся в черном, без воротничков и рукавчиков, со «следами былой» (замечательной) красоты — она была «русская легитимистка»... Взглядом «опытной кокетки» она поняла, что «ушибла» меня — говорила холодно, спокойно. И словом, вся — «Екатерина Медичи». На Катьку Медичи она в самом деле была похожа. Равнодушно бы она совершила преступление, убила бы — слишком равнодушно... Еще такой русской я не видел. Она была по стилю души совершенно русская, а если русская, то раскольница бы «поморского согласия» или еще лучше — «хлыстовская богородица»». Впрочем, Суслова была вполне земная и всегда умела «преподнести себя».
Удивительная самоуверенность, королевские повадки, заставляющие окружающих вдруг почувствовать себя ничтожными подданными… И юный Розанов вдруг обернулся новой бабочкой, пришпиленной булавкой.
И так же бил крылышками, пытаясь освободиться. И так же, как его кумиру Достоевскому, ему это не удалось.
Шесть лет брака оказались шестью годами унижений и слез для величайшего ума России. Может быть, именно брак и сделал его философом? Закончилось все плохо: Суслова бросила в итоге Василия Васильевича, укатив в закат с его приятелем. Он умолял жену вернуться, на что получил жестокое: «Тысяча мужей находятся в вашем положении и не воют — люди не собаки». Но и Розанов, отплакав и отстрадав, смог встретить другую женщину, Варвару Дмитриевну Бутягину, вдову священника, учителя елецкой гимназии. Это была совершенно другая любовь: не страсть, но понимание и забота. Уязвленная Аполлинария Прокофьевна двадцать лет «из принципа» не давала развода Розанову, обрекая Варвару и совместных детей на унизительное положение в обществе.
Невозможно забыть
А провидец Достоевский оказался прав: Суслова «нигде не нашла себе друга и счастья». Эпоха многочисленных романов закончилась. Она поселилась в доме у старика-отца, который писал о ней: «Враг рода человеческого поселился у меня теперь в доме...» Она писала мемуары о своей жизни, о романе с Достоевским. Последние годы провела в Севастополе, где умерла в полном одиночестве в 1918 году.
«С ней было трудно, но ее было невозможно забыть», — сказал Василий Розанов об Аполлинарии незадолго до своей смерти.
Читайте также: Арно Бабаджанян. Его свет и боль
