Обыкновенное чудо Евгения Шварца. Малоизвестная история любви великого сказочника

Почти вся творческая жизнь Шварца прошла в Ленинграде. Но уже в последние годы жизни, вновь и вновь погружаясь в воспоминания своего детства и юности, анализируя чувства и поступки, заново переживая свою первую любовь, он назовет родиной своей души Майкоп.

"Родина моей души…"

Майкоп сегодня — столица Адыгеи, а в годы детства Евгения Шварца это был уездный город Кубанской области. Об этом городке Шварц вспоминал с нежностью.

"Но вот наконец совершается переезд в Майкоп, на родину моей души, в тот самый город, где я вырос таким, как есть. Все, что было потом, развивало или приглушало то, что во мне зародилось в эти майкопские годы", — написано в его дневнике.

Шварцы приехали в Майкоп весной 1902 года, когда Жене было чуть более пяти лет. Больница, куда поступил на службу Лев Борисович, сняла им домик на Георгиевской улице неподалеку от городского сада, реки Белой и рынка — главных достопримечательностей Майкопа.

Чем же примечателен был этот "глухой северокавказский городишко" с выбеленными стенами домов, "весь в зелени, с желтыми хлебами за городом до самого горизонта", теплой зимой тонущий в черноземной грязи?

В течение нескольких десятилетий на рубеже двух веков в Майкопе поселились лишенные права проживать в губернских городах представители революционно настроенной интеллигенции. Соловьевы, Соколовы, Истамановы — Шварцы гармонично влились в эту среду. Здесь будущий писатель обрел самых преданных своих друзей — Юрия Соколова, Евгения Фрея, познал первую любовь, переживания от которой отразились на его дальнейшей судьбе и творчестве. Это сильное чувство длилось более 15 лет.

С Милочкой пятилетний Шварц познакомился вскоре после переезда семьи в Майкоп, встреча произошла на лужайке между городским садом и больницей.

"Недалеко от нас возле детской колясочки увидели мы худенькую даму в черном, с исплаканным лицом. В детской коляске сидела большая девочка, лет двух. А недалеко собирала цветы ее четырехлетняя сестра такой красоты, что я заметил это еще до того, как мама, грустно и задумчиво качая головой, сказала: "Подумать только, что за красавица".

"Вьющиеся волосы ее сияли, как нимб, глаза, большие, серо-голубые, глядели строго — вот какой увидел я впервые Милочку Крачковскую, сыгравшую столь непомерно огромную роль в моей жизни", — напишет Шварц в своем дневнике.

Слушая разговор старших, он узнал, что отец Милочки, учитель реального училища, умер, и мать Варвара Михайловна воспитывает одна четверых детей, причем у младшей дочери Гони — детский паралич.

"Послушав старших, я пошел с Милочкой, молчаливой, но доброжелательной, собирать цветы. Я тогда еще не умел влюбляться, но Милочка мне понравилась и запомнилась… Хватит ли у меня храбрости рассказать, как сильно я любил эту девочку, когда пришло время?" — спрашивает он самого себя.

Ему это удалось. Читая относящиеся к майкопскому периоду дневники, собранные в единое целое профессором Адыгейского госуниверситета Татьяной Степановой, не остается сомнений в искренности и глубине чувств юноши.

Шварц признается, что восхищавший и одновременно мучивший его образ он хранил в памяти всю жизнь. В детстве же он любовался ею с благоговением и робостью, боясь проронить слово. В 11 лет он встретился с Милочкой по дороге в реальное училище.

"Я нечаянно взглянул прямо в ее прекрасные, серо-голубые глаза. Мы встретились взглядами. Глаза Милочки, точно я поглядел на солнце, остались в моих глазах. <…> Причастие, разлившееся теплом по всем жилочкам, и этот мягкий, но сильный удар, глаза, отпечатавшиеся в моих, — вот чего я не переживал больше никогда в жизни".

"Пришло чудо — моя первая любовь"

Позже драматург напишет: "Произошло чудо, пришла моя первая любовь". Девочка, столь замкнутая и недоступная, стала обращаться к нему на "ты", ласково и просто, с едва заметным кокетством, и это тем больше кружило ему голову.

Он по-прежнему благоговел перед ней, долго не осмеливался назвать "Милочкой" — "так устрашающе ласково звучало это имя". Научился рассчитывать время, чтобы повстречать ее перед началом занятий. "Была она хорошей ученицей, первой в классе, никогда не опаздывала, перестал опаздывать и я", — вспоминает Шварц.

Теперь его настроение целиком зависело от того, насколько приветливо ему кивнут при встрече головой.

Шварц в дневниках констатирует, что отношения в его семье были очень сложными. Мать сильно изменилась после рождения брата Вали, всю свою любовь и заботу обратив на младшего сына — он был нездоров. А Женя, вспоминая себя 14-летним, пишет, что раздражал всех — учителей, родителей и особенно отца.

"У них решено уже было твердо, что из меня "ничего не выйдет". И мама в азарте выговоров, точнее, споров, потому что я всегда бессмысленно и безобразно огрызался на любое ее замечание, несколько раз говаривала: "Такие люди, как ты, вырастают неудачниками и кончают самоубийством". И я, с одной стороны, не сомневаясь, что из меня выйдет знаменитый писатель, глубоко верил и маминым словам о неудачнике и самоубийстве".

Близкий друг драматурга, Юрий Соколов, "по своей манере начиная и отдумывая, и снова набирая дыхание, сказал наконец по зрелом размышлении: "У вас нет семьи. Поэтому ты ищешь ее у нас или у Соловьевых". И Шварц действительно искал гармонии в гостях у друзей, проводя там большую часть времени. Там он встречал и Милочку, к которой по-прежнему относился как к божеству.

"Если бы Милочка была другой, если бы держалась она доступнее и понятнее, если бы она не была так прекрасна — был бы и я другим. И всю жизнь влюблялся бы иначе. И не пьянел бы так от любви, и весь мир не казался бы мне бесцветным, когда я трезвел. Это не точно. Последнее — не точно. А точно вот что: я без этой любви не привык бы считать праздник обыкновенным состоянием человека", — пишет Шварц.

За шесть лет до своей смерти, 21 июня 1952 года, он вспоминает, что ровно сорок лет назад, 3 июня по старому стилю, собрался с духом и объяснился в любви. Но попытка робко поцеловать девочку обернулась неудачей — она отшатнулась и убежала, и история с несостоявшимся поцелуем надолго определила его дальнейшее поведение.

"Я был немыслимо почтителен к Милочке. Я не смел "назначать ей свидание", самая мысль об этом приводила меня в ужас. Поэтому я бегал по улицам, искал встречи. Я не смел сказать ей ласкового слова. Но любил ее все время. Всегда. Изо всех сил".

Страшная сила любви

Эти поиски, особенно когда он видел вдалеке ее отливающие золотом косы, он считал немыслимым счастьем, а через год наконец получил от нее ответ. Милочка призналась, что разделяла его нежные чувства.

"При каждой встрече я брал Милочку за руку. Ее чуть полная по-детски кисть, чуть надушенная духами, которые я узнаю и теперь, серо-голубые глаза, ореол светящихся надо лбом волос — вот что заслоняло от меня всю жизнь. И однажды я обнял Милочку за плечи… И много-много времени прошло, пока я осмелился поцеловать ее в губы. И то не поцеловать, а приложиться осторожно своими губами — к ее. И все. За все долгие годы моей любви я не осмелился ни на что большее", — говорит драматург.

О его любви знали все друзья, знакомые, учителя, не было это секретом и для матери Милочки Варвары Михайловны. Женю Шварца она "терпеть не могла — просто потому, что обожала дочь и каждого, кого считала возможным женихом, каждого, кто влюблялся в нее, начинала ненавидеть всеми силами своей измотанной, сердитой души".

Варвара Михайловна стремилась уничтожить его в глазах дочери: доказывала, что он неряха — брюки в грязи, волосы растрепаны, танцует плохо, а учится еще хуже. "Боюсь, что Милочке доставалось от матери сильнее и чаще, чем я думал. А она, Милочка, жалела ее и любила".

Отношения с Милочкой осложнялись дикой ревностью, которой он изводил ее, видя то впечатление, которое юная красавица производила на молодых людей. Поэтому в том, что их небо постепенно заволокло тучами, считал виноватым именно себя: ото дня в день он становился все придирчивее и требовательнее.

"И я ужаснулся, когда наконец довел Милочку до того, что она просто перестала разговаривать со мной. Довел своими придирками, обидами, сценами ревности". Со всей своей правдивостью девочка сказала, что больше, должно быть, не любит его.

Но это не было концом их отношений. Впереди было еще много таких счастливых и таких волнительных событий в жизни Жени Шварца. Анализируя в конце жизненного пути эти годы и пытаясь дать ответ, что мешало им наслаждаться первым чувством, он напишет: "Я был прямо и открыто влюблен, да и только. А Милочке хотелось, чтобы я главенствовал, был строг и требователен. А я, дурак, молюсь на нее, выпрашиваю чуть-чуть любви, не смею даже спросить, в каком часу она пойдет в библиотеку. <…> Но от понимания до действия у меня было так далеко! Я был связан по рукам и ногам страшной силой своей любви. Или своей слабостью?"

Затем будет окончание реального училища и переезд в Петроград, где Евгений Шварц учился на юридическом факультете. Начало войны и желание сбежать от перипетий сложных любовных отношений на фронт.

На вопрос, почему же не сбылись его детские мечты навсегда связать свою судьбу с Милочкой, зрелый Шварц в своих дневниках не дает прямого ответа. Эта тема была очень болезненна для него. Но причиной разрыва их отношений, конечно же, не был влюбленный в девушку юнкер Третьяков, как писали о драматурге.

"Место, которое занимала она в душе, осталось…"

Со временем, когда ослепление от детской влюбленности сошло, он стал отчетливо замечать и другие моменты, и Милочкины недостатки. "Она была не вполне нашей, не понимала того, что легко схватывали я, Юрка, из Соловьевых — Варя. Юрка рассказал мне, как в музее Милочка, глядя на какую-то картину, прошептала: "Хорошенькая головка!" <…> То, что она говорит, не слишком умно. Слушай! Она не понимает того, что понимаем мы".

С удивлением он заметил, что любит "Милочку для себя. Мне легче было бы пережить ее смерть, чем измену. Я никогда не жалел ее. Я любил ее свирепо, бесчеловечно — но как любил! То, что в других меня разочаровало бы, вызывало только боль, когда я замечал это в Милочке. Я не жалел ее, странно было бы жалеть бога", — говорит он.

В минуты страданий и метаний в Петрограде он случайно прочитает дневниковые записи Милочки, где она пишет о зарождающемся чувстве к Третьякову. Юнкер исчез, не захотев мешать. Но поворотный момент в любви Шварца, не простившего даже такой измены, уже наступил.

Не прощает он ей и еще одного. В конце 1914 года он получил от Милочки написанную в "спокойном и суховатом" тоне открытку, где среди прочего она написала: "Ты, вероятно, знаешь, что Наташа Соловьева умерла от брюшного тифа. Похоронили ее на Смоленском кладбище". Это было первое в его жизни сообщение о смерти близкого человека, в которое как он сам, так и все его окружение поверило. "Мне и в голову не пришло проверять, так ли это. Да если я и теперь не понимаю, что могло заставить Милочку пошутить так страшно…"

В последнюю его поездку в Майкоп, совершенную перед Рождеством, Евгений Шварц получил последний удар. Варвара Михайловна написала ему письмо, начинавшееся словами: "Когда Вы, наконец, оставите мою дочь в покое?"

Содержащее угрозы и оскорбления, оно заканчивалось фразой: "Подписываться считаю для себя унизительным". "Это было до такой степени незаслуженно, так не соответствовало самому существу моей любви и так страшно! Да, любовь моя умерла, но меня обожгло это поруганье над умершей. Я до сих пор не встречался с открытой ненавистью, да еще при этом взрослого человека…"

Затем будут письма от Милочки и ее признания в любви, но в его сердце осталась лишь пустота. "С уходом любви словно пружину вынули из души. И я стал через недолгое время ничем. Трудно теперь подвести итоги, "с расходом свесть приход". До сих пор вижу я Милочку во сне, все на майкопских улицах. С неделю назад видел ее с гладко зачесанными волосами, и она просила, чтобы я не гладил ее по голове — она бережет новую прическу. Я не понимал — теперь я с ней встретился или в те дни. Позавчера же увидел ее постаревшей, но не очень. Но по улыбке ее — она не разжимала губ — догадался, что выпал у нее передний зуб. Любовь ушла, но место, которое занимала она в душе, осталось…"

"Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно"

Последние строки о Милочке Евгений Шварц напишет, когда уже будет счастливо женат на Екатерине Обух. С доброй, ласковой и мудрой своей Катей он стал мастером, создал все свои шедевры: "Красную шапочку", "Снежную королеву", "Дракона", "Голого короля" и прежде всего — "Обыкновенное чудо", которое даже критики назовут гимном всех влюбленных.

Когда Шварц начал работать над этой пьесой, они с Екатериной Ивановной вместе прожили уже 15 лет. "Ее шаги… Пятнадцать лет я женат, а влюблен до сих пор в жену свою, как мальчик", — говорит Волшебник в "Обыкновенном чуде". Пьеса, которую он писал десять лет, только в те часы, "когда чувствовал себя человеком", стала его признанием в любви жене.

"Я всю жизнь плыл по течению, меня тащило от худого к хорошему, от несчастья к счастью. Я уже думал, что ничего интересного мне на этом свете не увидать. И вот я встретился с тобой. Это очень хорошо. Что будет дальше, не знаю и знать не хочу. До самой смерти мне будет тепло, когда я вспомню, что ты мне говоришь <…>". В Катерине Ивановне с первых минут знакомства он почувствовал родственного душой человека, которого узнают по шагам и мысли которого читают по глазам.

Последние годы Евгения Шварца прошли на утопавшей в цветах даче в Комарово. Перед смертью он, успешный драматург, в пьесах которого непременно был счастливый финал, все чаще задавался мыслью — а сделал ли кого-то счастливым? Он умер на руках у жены в 1958 году от очередного инфаркта.

Екатерина Ивановна, несмотря на начавшуюся антирелигиозную кампанию, поставила на его могиле крест из белого мрамора, издала том его пьес, включавший запрещенного "Дракона", привела в порядок архив. Спустя пять лет после смерти Евгения Львовича она приняла смертельную дозу снотворного. Жена драматурга похоронена рядом с мужем на Богословском кладбище Санкт-Петербурга.

Любовь в пьесе "Обыкновенное чудо" побеждает заклятие. Но чтобы чудо свершилось, любить должны оба, убежден сказочник. Важны доброта, искренность, самопожертвование, человечность.

"Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте — и вы будете так счастливы, что это просто чудо!" "Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто бы они бессмертны".

Оксана Гамзаева

Использованная литература: Евгений Шварц. "Из дневников", Татьяна Степанова. "Родина моей души" — "Майкопская юность писателя. Из дневников разных лет". Редакция сайта tass.ru благодарит за помощь, оказанную при написании текста, заведующую научно-методическим отделом научной библиотеки Майкопского государственного технологического университета Ирину Константинову и внучку Евгения Шварца Марию Крыжановскую.