Не у всех советских моделей карьера на подиуме сопровождалась драмой или заканчивалась крахом. Нина Вагина, одна из ведущих манекенщиц Общесоюзного дома моделей одежды на Кузнецком Мосту в 1950-1960-е годы, прожила долгую и благополучную жизнь, покорила Европу и сердца трех мужчин. Она рано оставила карьеру ради семьи, вырастила внучку и правнука, но не изменяла своим привычкам и фирменному стилю до самой смерти. Родные Нины Вагиной — об успехе и личной жизни знаменитой манекенщицы в новом материале «Ленты.ру» из цикла о судьбах советских моделей.

«Писала письма, в которых говорила о своих чувствах к нему»

Будущая манекенщица родилась в 1925 году в Луганске. Родители назвали дочь Неонилой, но вскоре это имя сократилось до Нины: это был более «городской» вариант. Когда девочке исполнилось десять лет, ее отец, инженер Тимофей Руденко, перебрался вместе с семьей в Москву по личному приглашению наркома путей сообщения Кагановича.

Руденко изобрел и запатентовал особый вид насоса, использовавшийся в тормозной системе паровоза. Он так и назывался — компаунд-насос системы Руденко. Тимофей Григорьевич был настоящим техническим самородком: он появился на свет в селе под Луганском, в огромной крестьянской семье с 12 детьми и всего добился сам.

Еще в школьные годы Нина познакомилась с ярким и заметным юношей — Володей Панярским. Отношения молодых людей складывались неровно, их развитию помешала война. Володя, которому было всего 17 лет, подправил год рождения в своих документах (с 1924 на 1923) и ушел добровольцем на фронт, стал летчиком. Нина уехала в эвакуацию в Алма-Ату, где познакомилась с выздоравливающим в местном госпитале морским офицером Иваном Вагиным и вышла за него замуж.

По воспоминаниям внучки Нины Марьяны Панярской, будущая манекенщица совершила этот шаг не вполне обдуманно: «То ли с дедом поссорилась и на что-то обиделась… Но уже года с 1944-го, если не раньше, она писала деду письма, в которых говорила о своих чувствах к нему и завуалированно просила прощения».

На модном Олимпе

После войны Вагина развелась с мужем (этот брак не оставил весомого следа в ее биографии, за исключением фамилии, которую она больше не меняла) и стала женой Панярского. В 1947 году у них родился сын Виктор. Вскоре после этого Нина устроилась работать в Общесоюзный дом моделей одежды на Кузнецком Мосту.

Вагина участвовала в показах и снималась для журнала мод. Ее сдержанная славянская красота и природная элегантность сразу позволили ей войти в четверку первых «выездных» моделей в СССР. В 1953 году Нина вместе с манекенщицами Валентиной Яшиной и Антониной Маркушевой выехала в первую «модельную» загранкомандировку в Чехословакию.

Вагина была старше большинства своих коллег (в 1953 году ей исполнилось 28 лет), однако совершенно не тушевалась на их фоне и очень долго выглядела моложавой и подтянутой. Она отличалась внутренней дисциплиной и, несмотря на то, что любила и умела готовить, могла ограничивать себя в еде, чтобы сохранять стройную фигуру.

В 1961 году Нина вместе с другими моделями участвовала в дефиле ОДМО на выставке советской промышленности в Лондоне, где встретилась с первым космонавтом мира Юрием Гагариным. Об этой встрече подробно рассказывала Елена Изергина, с которой Нину связывали приятельские отношения. По воспоминаниям Елены, в кругу манекенщиц у Вагиной было забавное прозвище Клюква — так ее прозвали за то, что она морщила подбородок, когда о чем-то размышляла, словно клюкву ела.

В том же 1961 году Нина участвовала в показах в Париже. Журналист мюнхенской русскоязычной эмигрантской газеты герр Вебе, присутствовавший на дефиле, был так им впечатлен, что «контрабандой» прислал манекенщице в Москву вырезки из газет, а заодно — письмо с выражением восхищения. Немец сетовал, что не может попросить у Нины личные фото с семьей для большого репортажа о ней, потому что в советском «очень суровом (для нашего понимания) мире "связь с заграницей" не поощряется». «Когда-нибудь эти стены, которые разделяют "нас" с "вами", исчезнут!» — надеялся немецкий корреспондент.

«Прошла к месту пожара и быстро его потушила»

Нина Вагина оставалась одной из ведущих моделей ОДМО на Кузнецком мосту до конца 1960-х и продолжала выезжать за границу. В 1967 году ее фото с коллегами, приехавшими на показы мод, опубликовала одна из бирмингемских газет. А вот в ее личной жизни произошли изменения: Нина рассталась с Владимиром Панярским. Причиной расставания стал, как вспоминают родные Нины, характер Владимира: супруг давил на нее и ревновал, когда она уезжала в рабочие командировки.

После развода с Панярским Нина вышла замуж за известного в те времена артиста, режиссера и телеведущего Александра Левенбука, который был моложе ее на восемь лет. В 1970-е Вагина завершила карьеру манекенщицы (хотя ей продолжали поступать предложения, в частности, от Славы Зайцева) и посвятила свое время семье, друзьям и любимым занятиям. Лето она проводила на даче в Абрамцево. В 1973 году у Нины родилась внучка Марьяна, которая часто составляла ей компанию на природе.

Нина любила принимать гостей — своих подруг, приятелей и друзей мужа, готовила простые вкусные блюда, пекла пирожки. К концу 1970-х брак Вагиной с Левенбуком распался, но Нина и Александр остались в хороших отношениях. Вагина сохраняла приятельские отношения и с бывшим мужем Владимиром Панярским.

До глубокой старости Нина Вагина оставалась элегантной, подтянутой, в любой ситуации сохраняющей самообладание и чувство юмора. Она самостоятельно перешивала вещи, добавляя им оригинальности, отлично подбирала аксессуары и бижутерию.

Нина Вагина умерла в 2011 году, когда ей было уже далеко за восемьдесят, окруженная любовью и заботой своей семьи. Родные и близкие вспоминают о ней с большой теплотой.

«Возникла взаимная симпатия, без ярких вспышек»

Александр Левенбук, актер, режиссер, радиоведущий, сценарист, третий муж Нины Вагиной

Мы познакомились с Ниной в Свердловске. Я был там на гастролях, манекенщицы тоже там были в командировке. На подиуме Нина Вагина была красивой, стройной и одновременно скромной, без каких-то лишних «особенных» движений. Мы познакомились как-то мирно, тихо, без эксцессов — просто возникла взаимная симпатия, без ярких вспышек.

Когда мы вернулись в Москву, наши отношения продолжились, и вскоре мы поженились. Жили мирно, никогда ни одного конфликта у нас не было. Спокойные, прочные чувства. С пасынком Виктором тоже сразу сложились хорошие отношения. Нина была скромной, очень трудолюбивой женщиной, хорошо готовила. Изысками мы не баловались, еда была простая, но всегда вкусная.

Жизнь тогда была скромная, никто богато не жил. Манекенщицы, даже ведущие, такие как Нина, получали всего по десять рублей за показ. Рестораны — наперечет, театров значительно меньше, чем сейчас, шоу-бизнеса в современном понимании не существовало. Даже если мы что-то привозили из-за границы, то себе Нина покупала минимум одежды. Она говорила: «За границей покупать дорогие вещи — плохая примета». Она еще подрабатывала, кроме Дома моделей на Кузнецком Мосту, в трикотажном доме моделей на Сретенке (Всесоюзный дом моделей трикотажных изделий Минлегпрома СССР — прим. «Ленты.ру»).

Я тоже очень много работал, эстрада занимала все мое время. Нина иногда приходила на мои выступления, но это было редко. Чаще мы общались с артистами и режиссерами лично, принимали гостей или ходили в гости. Приятельствовали с Бруновым, Радовым, Таничем, Камовым, Хайтом. Как-то Нина пригласила семью Хайтов пожить с нами на даче в Абрамцеве (дача досталась Нине от ее родителей), и как раз там мы с Аркадием Иосифовичем написали «День рождения кота Леопольда». Все это было давно, но я сохранил о Нине самые теплые воспоминания. Она была замечательной женщиной.

«Сигаретку и рюмочку коньяку она позволяла себе до самого ухода»

Марьяна Панярская, юрист, внучка Нины Вагиной

Сколько себя помню, никогда не называла ее «бабушка», только Нина. Да и сложно было назвать так стильную, всегда прекрасно выглядящую женщину, которой на момент моего рождения было всего 48 лет. Родители достаточно часто привозили меня к ней в гости в ее небольшую квартирку в центре Москвы, и у меня начинался праздник. Мне позволялось рыться в ее шкафу и шкатулочках, примерять все ее наряды и бижутерию.

Самые ценные вещи, как я поняла, когда уже подросла, она хранила в менее доступных местах, чтобы не волноваться, что я потеряю какую-нибудь дорогую ее сердцу мелочь. Но мне было где разгуляться. Из своих поездок по миру и она, и Алик, ее муж, привозили очень стильные и необычные вещи.

Другое яркое воспоминание моего дошкольного детства — поездка в Дом моделей на Кузнецком. Я совершенно не помню показ, зато на всю жизнь запомнила атмосферу за подиумом, закулисье, или, как теперь говорят, бэкстейдж. Невероятная концентрация красивых женщин, ярких вещей (скорее не тех, что показывали, а тех, в которых модели ходили сами), эмоции и в то же время четкость действий. И моя Нина, которая чувствовала себя там как рыба в воде.

С Ниной было очень легко. Она не поучала, не налагала бессмысленных запретов, она просто требовала соблюдения нескольких четко установленных правил, а в остальном предоставляла полную свободу. Поэтому я обожала оставаться с ней летом на даче. У нас были грядки, поскольку Нина очень любила зелень и фрукты, но она никогда не проводила в огороде много времени.

Кстати, о еде. В силу профессии Нине приходилось следить за фигурой. Она рассказывала, что иногда, после шикарных приемов, на которых невозможно не попробовать все, что было на столе, дома ей приходилось прибегать к народному способу «два пальца в рот». И недели на кефире и листьях салата тоже случались. Это не мешало Нине отлично готовить вкуснейший новогодний оливье, холодец и маленькие, совершенно не диетические пирожки.

Нина с середины 1950-х ездила за границу, видела разные страны и разный образ жизни, носила импортную одежду, пользовалась французской косметикой и парфюмерией — но очень естественно, без апломба и превосходства. Несмотря на ее непростой характер, с ней было очень легко общаться. Именно ей я могла совершенно спокойно рассказывать про свои отношения с мальчишками, а затем и молодыми людьми, не боясь услышать: «Тебе рано, не о том надо думать». Позже, когда Нина окончательно переселилась из Москвы на дачу, я и мои подруги обожали приезжать к ней — посидеть вечером за бокалом вина или рюмочкой коньяку. Она с удовольствием слушала наш треп, иногда что-то рассказывала сама.

Мне кажется, Нине везло в жизни на мужчин. Да и им с нею тоже. Она показала мне, что не обязательно расставаться врагами, можно сохранять нормальные отношения и даже «дружить семьями». Нина продолжала общаться с моим дедом, с которым развелась, когда ее сын (мой отец) еще учился в школе, и со второй женой деда. При этом Нина очень любила деда — недавно я случайно нашла ее письма, которые она писала ему во время войны, что не помешало ей с ним развестись через несколько лет.

Как-то Нина поведала мне одну романтическую историю, которая мне чем-то напомнила эпизод из фильма «По семейным обстоятельствам». Речь шла о ее поклоннике, как она сказала, грузинском режиссере, который несколько лет за ней ухаживал, а потом решился сделать предложение. Но ему нужно было улететь на какую-то плановую операцию в Тбилиси. Надо ли говорить, что эту операцию он не пережил. Не думаю, что Нина все это придумала. Фантазии были не в ее стиле, и мне до сих пор любопытно, кто же это был. Но имя я спросить не решилась.

Уже десять лет, как ее не стало, а я до сих пор, подъезжая к даче, так и вижу на крыльце красивую ухоженную женщину с тонкой сигареткой в руке. Она курила всю жизнь. Чтобы руки не пахли сигаретами, пользовалась мундштуком, что меня с детства восхищало. Маленькие радости жизни вроде сигаретки и рюмочки коньяку она позволяла себе до самого ухода.

«Не помню ни одного дня, когда она не выглядела бы красиво»

Виктор Панярский, выпускник школы бизнеса, правнук Нины Вагиной

К своей прабабушке Нине я ездил чаще всего летом. Вместе с нами на даче жили наши собачки, французские бульдожки: сначала старенькая Мотя, потом появились Дуня и Бася. Я до сих пор помню Нину как самого теплого человека, которого я когда-либо видел. Она никогда ни о ком плохого слова при мне не говорила. Если у нее все-таки с кем-то возникал редкий спор, то как только ее соперник выходил из комнаты, она тут же его хвалила.

Нина очень элегантно одевалась, но это не бросалось в глаза. Ей нравились огромные стильные очки. Помню, как в этих очках и красной шляпке она сидит и курит на крыльце, как французская модель середины прошлого века, а рядом с ней лежат ее верные бульдожки.

Не помню ни одного дня, когда она не выглядела бы красиво. У нее было невероятное чувство легкости — это переносилось и на общение. Все, кто знал Нину, любили ее за заботу и теплоту. Она с удовольствием проводила время со всеми, кто хотел с ней общаться, независимо от ситуации, в том числе и со мной, своим правнуком.

Помню, как поздно ночью мы с ней смотрели по телевизору фильм про Джеймса Бонда. С веселым смехом она поддерживала все мои идеи, даже взбалмошные. Как-то раз я перетащил ее диван в вертикальном положении из одного конца дома в другой: там телевизор ловил нужную волну, и я мог ей показать сериал «Клиника» (он ее сильно рассмешил).

Несмотря на возраст, Нина никогда не теряла азарта и авантюризма. Когда мы собирались всем домом с соседями поиграть в карты или в лото, она всегда приходила с радостной детской улыбкой и с фиолетовым бархатным мешочком, в котором хранила монетки, — такой личный стильный банк-кошелек на все случаи жизни.

Ее авантюризм распространялся и на гастрономию. Еще лет в десять я привозил ей контрабандой всякую необычную еду, которую она ждала с нетерпением. Так она на девятом десятке продегустировала чизбургеры из «Макдоналдса», южнокорейскую лапшу и ее любимое гастрономическое открытие — креветки тэмпура.

Нина была щедрым, любящим, красивым, стильным, понимающим, теплым человеком. Владела редчайшим качеством — вдохновляла всех окружающих стремиться к ее высокому нравственному уровню, легко относилась к своим проблемам и с пониманием — к чужим.