«Нельзя говорить, что у нас нет протезов»: зампред СПЧ о помощи бойцам СВО

03 ноября 2023, 18:15

Заместитель председателя Совета при президенте России по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) Ирина Киркора рассказала NEWS.ru, как психологи помогают военнослужащим и их семьям справляться с травматическим опытом, зачем привлекать к этой работе сексологов и хватает ли в России протезов для участников СВО.

«Работает сарафанное радио»

— Ирина Владимировна, как сейчас ведется работа по оказанию психологической помощи участникам СВО и мирным гражданам, которые находятся под обстрелами?

— Над этим работают многие российские организации. Мы, например, проводим на территории Донбасса проект «Донбасс: психология жизни». Привлекли к участию 146 психологов. Некоторые говорят, что нет психологов. Это не так, они есть. С ними сложно работать: их сложно организовывать, с ними сложно взаимодействовать. Это очень непростая задача, но, когда это получается, дает очень хороший эффект. Например, только за прошедшую неделю по телефону горячей линии в Донецке обратилось 83 человека, еще 17 идут в групповую терапию и 63 — в индивидуальную. У нас бывают случаи, когда дом находится под обстрелом, и мы созваниваемся с человеком, чтобы он не выбегал на улицу, потому что там кассетные боеприпасы.

— Будет ли проект расширяться, чтобы покрыть и другие регионы РФ?

— Мои ресурсы и фонда президентских грантов, к сожалению, ограниченны. Если появятся предприниматели, готовые помочь нам, мы готовы. Понимание основ, как это делается, у нас есть. Но все равно проект в каждом регионе уникален. Даже проекты в Луганске и Донецке отличаются друг от друга: по запросам, по организации. В Луганске, например, популярны групповые встречи, в Донецке индивидуальных больше. Вроде бы это очень близкие регионы. Мы сейчас еще работаем в Мариуполе, Горловке, Дебальцево, Енакиево, Северодонецке. У нас в Северодонецке скоро психологические группы стартуют.

— А сами военные хотят получать психологическую помощь? Обращаются к вам добровольно?

— Военные приходят. Особенно по сарафанному радио. Это ведь вопрос доверия. Для многих мужчин поговорить с другом — это вроде бы проявить слабость, перед своей женщиной или детьми мужчина тоже не готов быть слабым. Но можно поговорить с психологом, который поможет найти инструменты в своей душе, опору в себе, возможности выстроить в своем окружении нужное и важное для себя. И когда один поговорил, потом второй, потом третий, они передают дальше информацию из уст в уста. И приходят все новые военные. Важно понимать, что есть некоторые психологические изменения, которые без помощи психотерапевта нельзя изменить.

«Привлекаем к работе сексологов»

— С семьями военнослужащих работаете?

— Да, это одно их важнейших направлений. Важно помочь окружению принять изменившегося военного в мирную жизнь. Потому что супруга, коллектив, близкие родственники были знакомы с другим человеком. Они не понимают тот опыт, который он пережил. Солдат, который вернулся из зоны боевых действий, переживает, его психика страдает. Очень много случаев, когда людям нужно полностью пересогласовывать свои семейные отношения. Много разводов происходит и много разных недопониманий возникает у военных с разными членами семьи и общества.

— Но помимо только психологических проблем, есть еще более сложные случаи, когда участник СВО, например, ранен.

— Мы работаем с женами, мамами, сестрами — с теми людьми, которые не понимают, как вести себя с лежачим военным, вернувшимся с СВО. Близкий человек, изменившийся физически, зачастую обгоревший, это тоже тяжелые эмоции. Еще помогаем мужчинам принять себя в новом теле, с новыми ограничившимися, изменившимися возможностями. Мы даже объясняем, как им жить интимной жизнью в новом изменившимся теле. Для мужчин это ведь важно. Мы привлекаем к работе сексологов, которые нам помогают работать с такими деликатными вопросами. Они рассказывают, почему у мужчины снизилась чувствительность, почему у него после полутора лет в окопах и блиндажах происходят другие процессы. И чтобы все наладилось, мужчине нужно время и понимание жены, а не вопросы, чем он там занимался.

— То есть по таким деликатным вопросам вы не только с военными, но и с их женами работаете?

— Да, по-другому не получится. Мы с пониманием относимся к тому, что могут возникать разные ситуации. Бывает, что у мужчин появляется несколько возлюбленных, потом жена с маленьким ребенком выясняет, что у него, извините, за три командировки по несколько месяцев возникли отношения там, на фронте. И что ей с этим делать? Мужчина ведь пытается выжать из жизни все, когда чувствует риск для жизни. И нужно понимать, как вообще вернуться в нормальную жизнь и в себе разобраться. Помогаем с этим семьям.

— Можно ли сейчас дать прогноз, сколько участников СВО после окончания боевых действий смогут вернуться к гражданской жизни, трудоустроиться?

— Подавляющее большинство. И даже без участия психологов. Наши мужчины сильные, крепкие, и у них рядом есть умные женщины, которые, даже если не обращаться к психологу, своей любовью и с помощью высших сил, господа, смогут интуитивно найти те пути, которые помогут гармонизировать семью.

«Мужчины носят переживания в себе»

— Сейчас участников СВО приглашают в школы на «Разговоры о важном». Они рассказывают детям о спецоперации. Правильно ли это? Ведь эти военные не прошли адаптацию к мирной жизни, они только из зоны боевых действий.

— Я считаю, что подготавливать таких людей, конечно, нужно. Но все очень индивидуально. Я очень бережно отношусь к мужчинам, они очень сильные, и зачастую свои переживания носят в себе. Вопрос в том, есть ли у них ресурс делиться этой информацией. Это зависит все-таки от человека. Но военные должны быть подготовленные. Они должны понимать, о чем могут говорить, чтобы повторно не травмироваться. Я надеюсь, что непосредственно человек в школе, советник по воспитательной работе или директор школы, занимается подготовкой, предварительным разговором с этим военнослужащим, чтобы понять, а готов ли он говорить на эту тему. Но в любом случае это травмирующая история.

— А детей к таким встречам нужно специально готовить?

— Мы не должны своих детей оберегать от совсем любых травм. Это в любом случае жизнь и адекватная оценка происходящих событий. Участники СВО не ходят к маленьким деткам, они ходят все-таки к осознанным старшеклассникам, для которых картина мира не является такой травматичной, у которых понимание тех вещей, которые обсуждаются, уже осознанное. Идти к молодежи точно нужно. Участники СВО — живые свидетели. Это живая энергия, переживания. Дети чувствуют честность и эти эмоции. Солдат может молчать, но дети все почувствуют. Воспитывать отношение к героям, защитникам — очень важная история.

«Говорить, что у нас нет протезов, нельзя»

— Как обстоят дела с протезами для военных, потерявших конечности? Производят ли их в России? В достаточном ли количестве?

— Я могу говорить только о том, что вижу своими глазами. Так вот, у нас есть бывший военный в Луганске, который с протезом Реутовского экспериментального завода средств протезирования на велосипеде приехал из Луганска в Москву. Самостоятельно. Поэтому говорить, что у нас нет протезов, нельзя. У нас есть ресурсы, есть возможности. Просто должно быть понимание, что на разное время нужны разные протезы. На первое время один, дальше — другой, с большей свободой передвижения. Технически у нас есть проблемы, но в этом направлении ведется работа.