о материнской любви к Родине и людям

«А что делает человека русским?» — спрашивала она себя. Любовь матери, конечно, отвечала самой себе. Любовь матери ко всему — к России, к просящим бабушкам, мимо которых Елена не проходила без того, чтобы не вложить в руку каждого своего ребёнка монетку и не отправить их отдать просящей... И жука-солдатика просила не давить, потому что он солдатик и его дома тоже ждёт мама»

Елена из Белгорода — та, что мать семерых детей, — печёт пирожки для фронта. Сотни пирожков в день уезжают к солдатам за ленту. Солдаты так любят её пирожки, что где-то в Белгородской области, у трассы, стоит билборд с её фотографией, подписанной «Герои среди нас». А дети у Елены белые и темнокожие. То есть троих она родила от русского мужа, с которым потом развелась, четверых — от африканского, который теперь работает хирургом в зоне СВО.

Несколько месяцев назад, когда губернатор Гладков попросил вывезти детей из-за участившихся обстрелов, Елена увезла своих в Свердловскую область, где у её матери в посёлке маленькая квартира. Сама вернулась в Белгород, объяснив своё возвращение так: «Пекла-пекла солдатам два года, а как стрелять начали, испугалась? Предала?» Вернулась Елена в Белгород вместе со старшим сыном — 13-летним Матвеем, который отказался оставлять мать одну. И с тех пор пекла пирожки каждый день. Но после звонка матери она пекла их с тяжёлым сердцем.

Мать рассказала, что в посёлке обижают младших детей Елены, обзывают их «черномазыми» и сын Елены Максим — а он чёрненький — каждый день прибегает домой и плачет. Елена хотела сорваться в посёлок сразу, но в пекарню как раз пришёл новенький солдат и сказал, что они с бригадой стоят неподалёку в лесочке, еды нормальной нет, до магазина не добраться и, если бы Елена могла и на их бригаду печь пирожки, они были бы счастливы.

Елена и её помощницы согласились. «Да мы хоть на армию можем пирожков напечь», — пошутила она. Но мать позвонила снова: Максима мальчики бьют, девочек обижают. Елена оставила пекарню на помощниц, погрузила в свой автобусик детские велосипеды, которые дети бросили дома, убегая из-за обстрелов, и поехала разбираться.

Максим обрадовался маме и велосипеду, сразу вскочил на него и уехал кататься по посёлку. Но быстро вернулся в слезах.

— Мама! — кричал он. — Как они мне надоели! Они каждый день меня обзывают черномазым! И ещё плюются! А сейчас я ехал, они просили дать им покататься, я не дал, мне камень бросили в спину.

Елена, побелев от злости, побежала искать мальчишек. На бегу она вспоминала, как однажды, когда Максим был совсем маленьким, рассердилась на него и сказала: «Ты что, не русский?! Русского языка не понимаешь?!» Максим заплакал и закричал: «Русский я! Не говори больше так!»

Елена нашла компанию ребят на остановке.

— Тебя как зовут? — она подошла к старшему.

— Дима, — нехотя ответил тот.

— Так почему же ты, Дима, моего сына обижаешь? Мы приехали из Белгорода. Ты понимаешь, война идёт. И приехали мы с миром. Никого не обзываем, не обижаем, со всеми хотим дружить. А ты почему себя так ведёшь?

Дима молчал, смотрел на Елену исподлобья.

— Никого я не обижал, — буркнул он.

— Вот и не обижай, — ответила Елена.

— А Россия сама войну начала! — крикнул другой мальчишка.

— Ты ещё маленький, многого не понимаешь. А мой Максим в госпиталь к нашим солдатам ходил, — повернулась к нему Елена и пошла домой.

Она шла и теперь сама очень сильно обижалась. «Мои дети русские, — думала она. — Максим любит рассказывать стихи о России. И девчонки мои русские. А как Адриана запевает, ещё и в русском сарафане. Мои дети, в отличие от этих, ходят в церковь, знают главные молитвы наизусть, в Белгороде они учились в православной гимназии. Мои мальчики — и белые, и чёрные — служили в алтаре по воскресеньям, их и на клирос забирали петь».

«А что делает человека русским?» — спрашивала она себя. Любовь матери, конечно, отвечала самой себе. Любовь матери ко всему — к России, к просящим бабушкам, мимо которых Елена не проходила без того, чтобы не вложить в руку каждого своего ребёнка монетку и не отправить их отдать просящей.

И потом говорила своим детям, что теперь бабушка сможет купить себе хлеба и молочка. Потом началась СВО, старшие дети ездили с Еленой по выходным в военный госпиталь — там Елена мыла солдатам ноги, а Вова и Максим читали им стихи. И даже мусор на дорогу Елена учила их не бросать, а когда кто-то из детей мусорил, жалостливо восклицала: «Ой, бедная наша матушка-земля!»

И жука-солдатика просила не давить, потому что он солдатик и его дома тоже ждёт мама. Её дети — русские! Елена пожалела, что не оттаскала того Диму за ухо. Но тут же она сказала себе: «Ты уедешь, а детей твоих снова будут травить. Надо искать другой выход».

Несколько дней после того случая поселковые мальчишки не задирали Максима. А когда Елена с Максимом в один из дней шли из магазина, сын спросил у неё: «Мам, почему в Белгороде меня никто никогда не обзывал черномазым, а тут обзывают?» Елена молчала: она не знала, что сказать. Она думала: действительно, все её дети в Белгороде всегда были в центре внимания и в садике, и в школе, их все там любили.

— Я побью его в следующий раз, если будет обзываться, — пообещал Максим.

— Бить ты никого не будешь, — ответила Елена и поняла, что ей самой надо что-то предпринять, как-то решить ситуацию без кулаков, чтобы она могла спокойно уехать в Белгород и продолжать печь солдатам пирожки.

На другой день Максим снова вернулся домой злой. Елена как раз ставила тесто на пирожки. Максим спросил: «Мама, можно я всё-таки их побью?» Он рассказал, что хотел покататься на велосипеде возле сараев, но подбежали мальчики, столкнули его с велосипеда и снова обозвали черномазым.

— А ты не катайся возле сараев, — сказала Елена.

— Мама, а почему я не должен кататься возле сараев? — Максим серьёзно посмотрел ей в глаза.

Елена оставила тесто и, как была, не вытирая рук, пошла к сараям. Она нашла там тех же мальчиков и закричала на них.

— Почему вы толкаете моего Максима?! Я вас предупреждала! Если ещё раз вы обзовёте его черномазым, я буду с вами разговаривать по-другому! И что это вы тут бардак устроили?! — Елена обвела взглядом территорию и увидела кучи мусора у сарая, сваленные доски, какое-то старьё и ветки. — Взяли бы лучше грабли и веники и прибрали бы тут вместо того, чтобы обзываться. Смотреть было бы приятнее! Максим, а ты чего стоишь? — Елена упёрла руки в боки. — Неси грабли!

Максим быстро сбегал за сёстрами, и они все вместе вернулись к сараям с граблями и мётлами. Дима взял у Максима грабли. А Елена побежала домой — она поняла, что мальчишек надо накормить пирожками.

Когда Елена снова вышла к сараям с большим тазом пирожков, возле сараев было прибрано и красиво. Мальчики вместе с её детьми даже лавочку соорудили из доски и двух колёс. Она села на эту лавку и сказала: «Подходите, ребята, берите пирожки». Пока все ели, Елена показывала им видео на своём телефоне: как Максим читает раненым в госпитале стихи, как солдаты приходят забирать пирожки, как солдаты с фронта передают Елене привет и благодарят за очень, очень-очень вкусные пирожки. Она рассказала мальчикам, как Украина бомбит Белгород и как от обстрелов погибли дети.

— Видишь, — сказала она Диме, — мы не от хорошей жизни сюда приехали. Надо дружить. Мы в Белгороде очень ценим мир.

Дима жевал пирожок, сопел, отвернувшись. Елена ушла, оставив тазик с пирожками.

Вечером домой вернулся радостный Максим и крикнул: «Мама! Дима сказал, что ты супер! Ты просто суперпекарь!»

И тогда Елена с лёгким сердцем собралась назад в Белгород — печь пирожки солдатам.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.