о двух мирах, в которых живёт сейчас российское общество
«Многим действительно непонятно, почему им приходится собирать на подгузники, на еду, на постельное бельё для беженцев из Курской области, когда, оказывается, в бюджетах городов лежат такие деньжищи, которые можно потратить на песни. И эта неясность деморализует многих из нас. Многим начинает казаться, что мы, собирающие помощь, живём в одном мире, а празднующие, поющие и веселящиеся — в другом и эти миры не пересекаются. Года, наверное, полтора после начала СВО общество постоянно спорило: а что теперь, праздники запретить, вообще не радоваться, одеться в траур и каждый день посыпать голову пеплом сожжённых городов и деревень или всё-таки не менять образ жизни?»
Режиссёр Карен Шахназаров в программе Владимира Соловьёва предложил ввести мораторий на праздники. «Я смотрю, у нас что ни день — праздник, — сказал он. — Праздник одного города, другого… Тут выступают, тут концерты. Слушайте, ну бывают ситуации, когда надо немножко понимать, что происходит. Понятно же, что на это идут средства из бюджета страны, из городских бюджетов. Давайте средства отдадим на фронт. Может, надо больше денег дать беженцам? Им мало игрушек и одеял. Слушайте… люди оказались в такой ситуации, им деньги нужны. Какую-то мобилизацию надо проводить — мобилизацию сознания».
Ясно, о чём не напрямую говорит он, — о невообразимо высоких гонорарах артистов за выступления на днях городов. Многим действительно непонятно, почему им приходится собирать на подгузники, на еду, на постельное бельё для беженцев из Курской области, когда, оказывается, в бюджетах городов лежат такие деньжищи, которые можно потратить на песни. И эта неясность деморализует многих из нас. Многим начинает казаться, что мы, собирающие помощь, живём в одном мире, а празднующие, поющие и веселящиеся — в другом и эти миры не пересекаются.
Года, наверное, полтора после начала СВО общество постоянно спорило: а что теперь, праздники запретить, вообще не радоваться, одеться в траур и каждый день посыпать голову пеплом сожжённых городов и деревень или всё-таки не менять образ жизни? Тогда выбор ощутимо был сделан в пользу того, чтобы не нервировать общество. Разнервированное общество нестабильно, а от его состояния много чего зависит: работа на производстве, поддержка морального духа армии, поддержание экономики. Кажется, было решено так: пусть уж лучше общество живёт своей привычной жизнью, не вибрирует, сильно не нервничает, а там, глядишь, и СВО закончится.
Но она не закончилась.
И то отсутствие вибрации, которое ценилось полтора-два года назад, уже начало перерождаться в новое состояние — в безразличие и равнодушие. В нездоровое спокойствие. А оно сейчас для общества опасно.
Монолитное спокойствие, когда даже прилёты по соседнему городу не колеблют в душах ничего, приведёт к тому, что общество легко и безболезненно сможет принять вообще всё. Включая несопротивление чужой, внешней воле. А сопротивляться после долгой и непробудной духовной лени, когда многое начинает восприниматься как должное, очень нелегко. «Ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» — Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис).
Иногда я иду по Москве и ужасаюсь толпам беззаботных, что-то празднующих на Никольской, на Патриарших людей. Может быть, и я сама, слившись с толпой, со стороны кажусь беззаботной, и мне сейчас кто-то возразит: «Откуда вы знаете, что у других людей на душе?!» Я не знаю, но в то же время уверена: не рождается атмосфера беззаботного бытия над толпой омрачённых людей.
А над Москвой, да и над другими городами, где певцы поют за десятки миллионов рублей на концертах, эта атмосфера висит.
А нам сейчас есть от чего омрачаться: у нас постоянные прилёты по Белгороду, у нас (извините, что напоминаю) часть людей в Курской области живёт под украинской оккупацией. ВСУ зверски убивали там наших людей, угоняли гражданских в плен. И зная всё это, лично я не просто не хочу включаться в праздник-каждый-день — я морально страдаю, когда меня в него пытаются втянуть. Мобилизация сознания должна быть.
Не военная мобилизация, которой, наверное, кто-то смертельно боится, не разрушение нашего привычного образа жизни. А именно жизнь с осознанием того, что нашим соотечественникам приходится жить под огнём. Но это не значит, что надо отказаться от радости. Просто в состоянии мобилизации она не безудержна. Она серьёзная и ответственная, и другой она просто не может быть, когда ты понимаешь: человек создан для радости, но вот в этот самый момент кто-то близкий страдает.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.