Кожа и усы

Октябрьская революция перемолола судьбы миллионов, изменила ход всемирной истории и наделала еще немало всего (в том числе и хорошего — как бы ни уверяли нас в обратном последние четверть века). Среди самых неожиданных и обычно забываемых последствий взятия Зимнего и дальнейших событий — то, как изменилась массовая мода ХХ столетия. Революция отправила в небытие пышные придворные костюмы, фраки и визитки правящих классов; последовавшие Гражданская война и разруха и вовсе перевели заботу об одежде для большинства жителей бывшей империи в сугубо утилитарную плоскость: было бы чем прикрыть наготу, чтобы не замерзнуть. И все же уже в первые недели после переворота новые хозяева жизни начали вырабатывать собственный стиль. Улицы замерзавших (зима тогда выдалась холодной, а топливо вдруг куда-то исчезло) Москвы и Петрограда внезапно заполонили люди в кожаных куртках и пальто. Одежда из кожи — практичная, прочная и в те времена дешевая — считалась до революции уделом низших сословий и отдельных профессионалов, к примеру, пилотов и шоферов (было даже отдельное понятие шоферского шика — кожаная куртка-реглан, перчатки с раструбами и галифе из того же материала). Носили «кожаны» и мужчины, и женщины — при этом нередко надевали их на себя люди, никакого отношения к ревкомам не имевшие; просто для мимикрии. Благо запасы такой одежды были весьма велики — большинство комиссаров, и настоящих, и поддельных, обзаводились куртками с разграбленных армейских и флотских складов. Морские офицеры носили кожаные штормовые зюйдвестки (или, как их тогда называли, шведки) еще с 1860-х; во время Первой мировой легко отчищающуюся от окопной грязи одежду полюбили и армейские офицеры. Кроме того, кожанки полагались и новым родам войск: автомобилистам полагались коричневые с невысоким стоячим воротником, а летному составу — черные двубортные с отложным суконным воротником. Новая элита, конечно, не всегда довольствовалась интендантским старьем. Как гласит популярная легенда, председатель Реввоенсовета и наркомвоендел Лев Троцкий заказал для себя и всей своей свиты регланы из кожи революционного красного цвета. Впрочем, документальных подтверждений этого экстравагантного fashion statement, увы, не нашли. А сам вождь мирового пролетариата товарищ Ленин долгое время оставался в одежде глубоким консерватором: костюм-тройка, галстук; разве что рубашка не с крахмальным, а с демократичным мягким воротничком. Единственной уступкой новому миру была, пожалуй, лишь знаменитая кепка — головной убор, зарезервированный исключительно за пролетариатом (судя по дореволюционным парадным фото рабочих, впрочем, сами они все же предпочитали вне заводских ворот цивильные шляпы). Образ Ленина в костюме настолько вошел в массовое сознание, что даже на хрестоматийных картинах «с бревном на субботнике» вождя рисовали при галстуке и в жилетке — хотя, судя по сохранившейся фотографии, трудовому порыву он предавался в более подходящих для повода косоворотке и укороченном зипуне, явно с чужого плеча. Остальные вожди, впрочем, активно осваивали стиль милитари — Сталин уже тогда выбрал в качестве повседневной формы свой знаменитый френч. Френч, кстати, носил и свергнутый большевиками Керенский — даже на карикатурах его неизменно изображали именно в этой одежде. Китель с четырьмя накладными карманами и хлястиком получил свое название в России от британского фельдмаршала Джона Френча — на родине героя термин не прижился. Забавно, что в обиход его ввели вовсе не боевые офицеры, а так называемые земгусары — сотрудники Земгора, комитета по снабжению армии. Входили в него в основном увильнувшие от фронта буржуа, а деятельность была окружена коррупционными скандалами. Для Земгора была разработана специальная форма, довольно дикого вида (нечто напоминавшее гибрид старорусского кафтана и офицерской шинели), но сами земгусары предпочитали щеголять в пошитых по образцу английской армии френчах защитного цвета. Удобный и практичный китель настолько вошел в оборот, что в 1920-е на него перешел и Ленин (видимо, доносивший последний дореволюционный костюм). Любопытно, что Ленин предпочитал френч с отложным воротником, а Сталин — со стойкой. Кавалеристские брюки-галифе (снова память о генерале, только французском — Гастоне Галифе) обычно дополняли образ советского активиста, причем, как и кожанку, носили их и мужчины, и женщины. Создав архетип стиля милитари на век вперед, революционная мода не остановилась и переключилась на этнику. Мужские рубашки в то время шились с отстегивающимися воротничками, но в условиях разрухи для стирки и замены не было ни рук, ни времени, ни зачастую обычного хозяйственного мыла. Ходить же с открытой шеей считалось абсолютно неприличным — с этим ничего не могла поделать даже революция. Нормой стали застегивающиеся под горло солдатские гимнастерки и крестьянские косоворотки навыпуск (именно их в то время именовали толстовками, памятуя о пристрастии к ним Льва Николаевича). Но ближе к концу Гражданской войны, с нормализацией жизни в моду внезапно вошли совсем уж экзотические кавказские рубашки. Интересно, что и на самом Кавказе они появились лишь перед Первой мировой войной. По сути, они представляли собой гибрид бешмета и сорочки, из тонкого сукна или плотного ситца, с воротником-стойкой и застежками на петельках. В европейской России их, впрочем, предпочитали шить с обычными маленькими пуговицами и из яркого, нередко революционно-красного сатина. На Кавказе их принято было заправлять в брюки, а в остальной части Страны Советов носили на манер косовороток, навыпуск. Мода на кавказские рубахи продержалась до середины 1930-х (возможно, не без влияния культа личности Сталина) — особенно полюбили их советские бюрократы. «Совслуж [в длинной кавказской рубашке с баллонными рукавами] вздрагивал, индифферентно оправлял на себе поясок с серебряным набором, каким обычно украшают сбрую ломовых лошадей», — вполне точный портрет, данный Ильфом и Пектровым в «Золотом теленке». Френчи и кожанки, конечно, вспоминаются в связи с революцией любому, кто видел хоть один советский фильм об октябре 1917-го и последовавших событиях. А вот другой — маленький, но важный — переворот в моде остается не столь очевидным. Именно благодаря революции (по крайней мере, во многом благодаря) нынешние модники щеголяют в толстых шарфах навыпуск. Шею мужчинам полагалось прикрывать в любом случае — стереотип, что «грудь нараспашку», есть признак принадлежности в лучшем случае просто к дну общества, а в худшем — к уголовному миру, продержался аж до конца 1930-х. Рубашки-апаш с отложным воротничком, появившиеся в 1910-е, были признаком крайнего нонконформизма — само название они получили от жаргонного имени парижских сутенеров и бандитов. Кстати, и кинематографические мушкетеры-гардемарины в расстегнутых до пупа кружевных рубахах — не более чем вымысел костюмеров; даже знаменитых преступников и пиратов на гравюрах XVII-XVIII веков хоть и изображали иногда и босыми, но непременно в шляпах и с замотанной галстуком шеей. В начале ХХ столетия галстуки уже приобрели сугубо декоративную функцию, а шею защищали по большей части пристойными кашне. Длинные вязаные шарфы были уделом рыбаков, уличных торговцев, строителей — всех тех, кто проводил много времени на холоде. Человеку с мало-мальским положением в обществе утепляться так было просто неприлично. Характерно, что чеховского «человека в футляре» Беликова начали рисовать с шарфом только в советский период; на дореволюционных иллюстрациях он одет просто в пальто с громадным поднятым воротником. После 1917 года стало уже не до условностей, тем не менее табу на открытую шею упорно не хотело уходить даже из нового социалистического мира. Можно вновь вспомнить Ильфа и Петрова: Великий комбинатор входил в губернский город N с замотанной шарфом шеей вовсе не из-за погоды (дело было весной) и не от особого махинаторского шика (как можно подумать по советским фильмам с Арчилом Гомиашвили и Андреем Мироновым). Читателю конца 1920-х было совершенно очевидно: у товарища Бендера просто не было даже пристойной косоворотки, и приходилось прикрывать «срам» при помощи подручных средств.