Эксперты выступили против покраски монолитного "Рашпиля" на проспекте Ленина

Поначалу к инициативе юных активистов, участвующих в различных молодежных объединениях, никто не отнесся серьезно, идея раскрасить дом в яркие цвета профессиональному сообществу показалось анекдотичной. Тем более, что здание начали красить в серый, колер был согласован архитектором района Сергеем Хандогиным и управлением главного архитектора. Смех смехом, но работы по покраске были остановлены, а в областном министерстве энергетики и ЖКХ, которое курирует капремонт фасада, стали на полном серьезе обсуждать "дизайнерские решения" активистов, идею нанесения на фасад изображения космонавта и прочий "креатив". Коллеги из других СМИ решили показать всю абсурдность этих предложений, выложив в интернете различные варианты цветового решения так называемого "Дома-рашпиля", например, раскрасив его в цвета радуги, под сине-белую гжель или в духе настенного советского ковра. Не помогло. В министерстве энергетики и ЖКХ нам сообщили, что решение о нанесении на фасад "граффити" с космонавтом будет решаться весной (может даже будет объявлен конкурс). У экспертов по этому поводу единое мнение — красить "Рашпиль" на проспекте Ленина, а тем более в цвет, отличный от бетонного, не нужно. Поскольку это совсем не очевидно для многих самарцев, мы попросили специалистов прокомментировать ситуацию, возникшую с самарским "Рашпилем" и рассказать про ценность архитектуры брутализма. Виталий Стадников, экс-главный архитектор Самары, доцент Высшей школы урбанистики НИУ ВШЭ: — Не знаю чем вызвана инициатива улучшить Рашпиль — мещанским желанием заслонить срамное или жаждой троллинга. Во всяком случае, понятно, что заигрывание с обывательским непониманием брутализма, конструктивизма, как и прочей назидательной архитектуры, всегда привлекает внимание. Рашпиль (а я предпочитаю это имя, соответствующее грубой сущности) — это, конечно же, плевок в убогий обывательский уют. Он передает своим видом: архитектура — искусство, а искусство — свобода самовыражения. Проблема архитектуры в том, что в отличие от прочих искусств — она не может не соприкасаться с неподготовленными потребителями. Если от скульптуры можно отвернуться, а музыку не слушать, то Рашпиль будет мозолить глаза тому, кто привык к жвачке массовой культуры потребления. Конечно, "Рашпиль" безразличен к окружению, ему плевать на обязанность быть дружелюбным или формировать комфортную городскую среду. Он вообще не про это! Как и весь брутализм, он не про эстетику, а про этику: товарищ — ищи храм в себе, а не дрыгайся, как тварь дрожащая, в поиске мирских услад. Конечно, такая назидательность возмущает. Поэтому брутализм больше всего гонений получил в мещанских странах. Комплекс Hutchesontown основоположника английского брутализма Базеля Спенса был снесен в Глазго в 1990-е. В 2003 году бруталистский комплекс Барбикан был признан уродливейшим зданием Лондона по опросу жителей. Много лет шло обсуждение о сносе иконы брутализма дома Robin Hood Gardens супругов Смитсонов, тончайшего произведения стиля. И что же? Прошло 14 лет. Барбикан — культовейшее место Лондона с супер дорогой недвижимостью. И это квартиры малых размеров и похожих планировок с низкой высотой потолка, подстать рашпилевским. Почему никто не хотел раньше, а теперь это модно? Потому что была популяризаторская кампания, был реанимирован культурный центр и другие блага. Брутализм это архитектура, а не строительство. А архитектура — продуцирует смыслы, образы жизни, поведения. И это, как не цинично, — капитализируется. Что и произошло с Барбиканом, который стали реставрировать, а не облицовывать и утеплять. Так не пора ли задуматься об огромном неисчерпанном и не объясненном потенциале смыслов, которые заложены в Рашпиле, но не очевидны до сих пор. Ведь так было и с Фабрикой-кухней, которую упорно называли "сараем" или "баней", которую надо снести, пока не была начата просветительская работа, давшая общественный резонанс. Эдуард Кубенский, архитектор, директор и главный редактор екатеринбургского издательства TATLIN: - Отчасти советский модернизм — это последняя эпоха памятников. Мы сами отказываемся от того, чтобы современная архитектура когда-то могла бы стать культурным наследием. Архитектура перестает быть искусством, она становится оболочкой для жизни. Николай Васильев, историк архитектуры, кандидат искусствоведения, генеральный секретарь DOCOMOMO Россия: — Цвет здания — неотъемлемая часть архитектурного замысла, как и план, фасады, силуэт и фактура поверхностей (ограждений балконов, столярных изделий окон и дверей). С другой стороны — многие здания являются частью ансамбля — застройки улицы, квартала, площади, садово-паркового… здесь цвет уже не прерогатива одной постройки и автора, а всего замысла, часто коллективного. С третьей — стиль и мода определенной эпохи также диктует свои правила, бирюзовый барочного Зимнего Дворца сегодня, к сожалению, мало напоминает изначальный золотой, а белый Успенского собора в Кремле изначальный интенсивный кирпично-красный с белокаменными деталями. Архитектура второй половины XX века так же имела свои правила и обычаи. Для модернизма Ле Корбюзье и Оскара Нимейера это гладкие белые поверхности, для рабочих посёлков построенных Бруно Таутом в Берлине и Франкфурте — яркие спектральные цвета, для Амстердамской школы — красный и коричневый кирпич, а для архитектуры брутализма — также придуманной Ле Корбюзье − это цвет и фактура необработанного бетона — серого, со следами опалубки и монтажных швов. Яркий цвет предполагался только для некоторых деталей и акцентов, такие как ниши окон. В нашу страну брутализм приходит в 1970-е годы и на волне упрощенчества и типизации постройки Меерсона, Белопольского, Чернявского, Белоконя и других архитекторов выглядят очень выразительными за счёт монументальных форм и нейтрального серого цвета. К сожалению, многие здания этой эпохи, такие как "дом-сороконожка" и "дом атомщиков" в Москве были в недавние годы покрашены в белый цвет, а такие как "флейта" в Зеленограде обшиты новым вентилируемым фасадом. Многоэтажный жилой дом, построенный в Самаре по проекту Александра Белоконя в 1987 году в серии подобных домов по всему СССР также был серым, серым и стоит его оставить, что не исключает, конечно ремонта стен, парапетов балконов и других элементов. Важнее было бы привести в порядок остекление балконов, выполнив его в едином стиле, с тонкими, "невидимыми" профилями рам. Для Самары сохранение первоначального облика этого дома важно и потому, что "космический модернизм Куйбышева" наряду с архитектурой стиля модерн и конструктивизмом остается одной визитных карточек архитектуры города. Олег Федоров, архитектор, соавтор книг "Космический Куйбышев. Архитектура советского модернизма" и "81 архитектурный шедевр 1917-2006. Самара. Путеводитель по современной архитектуре": Александр Белоконь построил, на самом деле, два дома на проспекте Ленина: один — знаменитейший "Рашпиль" на Осипенко, а второй — так называемую "Тольяттинскую серию" — на конце проспекта Ленина, около Ракеты. Дом около Ракеты — элегантный, такой же, как и "Рашпиль", но и нет: он не нов, построен из типовых индустриальных панелей, навешанных на каркас, эта схема была отработана всей советской строительной индустрией — в нем нет новаторства. Белоконь на нем учился деликатности — готовился сделать трюк. "Рашпиль" — и есть мастерский трюк Белоконя! Вот почему он уникальный: Дом имеет уникальную систему возведения: метод скользящей опалубки. Иными словами, он полностью монолитный, с первого по двадцатый этаж. Единственное, что навешивали сверху — это панели ограждения балконов. Дом не имеет цвета. Очень ошибочно считать, что он серый. Нет, он не серый, он — БЕТОННЫЙ. Кристально чистое решение без намека на эстетику — только материал и то, как он выглядит. Благодаря своей конструкции, Белоконь реализовал великолепный по своей геометрии фасад. Ритм балконов и их компоновка. Белоконь намеренно поставил дом узким, а не широким торцом к самым прекрасным видам — на Волгу. Почему? Да потому, что дом этот никак не должен реагировать на контекст: ставь его в чистом поле, строй "Рашпили" в Куйбышеве, Уфе, в исторической среде или в тени реликтовых дубов Петергофа — неважно. Этот дом и есть контекст, именно в том виде, в котором он воздвигнут. Это чистый укол эндорфина во всей архитектуре жилища Куйбышева за все советское время. Не было и не будет дома круче и именно в таком виде. Чтобы я порекомендовал всем, кто хочет его перекрасить: а возникает у вас желание подрисовать что-то у картин Гогена или Пурыгина? Не кажется вам, что "Гернику" 1937 года Пабло Пикассо стоит разукрасить? Так вот, "Рашпиль" в том виде, в котором он есть сейчас и произведения искусства, которые я описал выше — равнозначны. У дома нет и не может быть цвета — он БЕТОННЫЙ! Денис Ромодин, историк архитектуры, создатель и автор первого в России интернет-проекта о советской архитектуре "СовАрх.ру": Советская архитектура в монолитной железобетонной форме представлена крайне скудно ввиду того, что в 1950-1990-х годах было развито и широко применялось индустриальное домостроение, а индивидуальные проекты традиционно строились с применением кирпичных стен. Еще в 1950-е годы архитекторы стали понимать фактуру необлицованного бетона и использовать ее в экстерьере сооружений. Сейчас эта мода вновь популярно и ее начали использовать и российские архитекторы. Здания архитектора Белоконя в 1970–80-е годы были передовыми и предвосхитили современную отечественную архитектуру жилых зданий. Самара — город в котором появилось такое сооружение и сохранило такую фактуру, войдя в учебники современной архитектуры и в список "нехрестоматийных" достопримечательностей города. Виталий Самогоров, кандидат архитектуры, профессор, заведующий кафедрой архитектуры АСА СамГТУ, автор книг по истории архитектуры Самары и Куйбышева: — Каждому этапу архитектуры соответствуют определенные технологии и архитектурные приемы. Есть такой всемирно известный архитектор — Тадао Андо, который начал применять технику необработанного бетона со следами опалубки. Ей увлеклись архитекторы по всему миру, есть целое направление. Проектируются здания со следами опалубки, и никому не приходит в голову их красить. То же самое с нашей белоконевской высоткой. Она была запроектирована под технологию бетона, и я не думаю, что в советские времена не было краски, чтобы ее покрасить. Это была концепция, архитектурный прием. Было такое направление — советский брутализм. В этом смысле сейчас красить все подряд, не понимая сути вопроса — просто глупо. То, что у нас весь город сейчас красится десятью кадушками краски — абсолютно неправильно, потому что каждое время было основано на определенных приемах, которые соответствовали социальным и экономическим условиям, то есть отражали конкретные реалии. Высотку Белоконя не надо красить. Ее надо отреставрировать с применением бруталистских технологических приемов и средств. Лучше почистить ее пескоструйным аппаратом. Я бы и не стал здесь ничего обсуждать, особенно с покраской. Как самый компромиссный вариант — покрасить здание в цвет бетона. Дмитрий Храмов, архитектор, руководитель мастерской урбанистики "Артполис": — Другого такого памятника необрутализма в Самаре больше нет. Работа с такой фактурой не особо у кого получалась, особенно в жилищном строительстве. Брутализм — это стиль на грани архитектуры и скульптуры. Качество брутализма проявляется в игре фактуры, так что мы можем говорить об этом объекте как о скульптуре. В конце концов этот дом все равно будет памятником, лет через 10 его признают. Ведь это единичное жилье, не массовое, и очень важно, чтобы мы его сохранили. "Рашпиль" — доминанта. Если ее "растворить" или сделать белой, мы потеряем ощущение проспекта Ленина, ощущение этого места. Белый объект будет тоже скульптурным, но он потеряет грубость. Стремление сделать белую форму — это всегда попытка проявить ее пластичность, а здесь не пластика, здесь брутальная структура. Она может проявиться только в бетоне. Я люблю цвет, достаточно активно с ним работаю в своих объектах, но здесь у меня рука бы не поднялась его применить.