Равнобедренный треугольник

Еще со школы Виктор Антонович уважал равнобедренный треугольник. Не скучный равносторонний, а именно равнобедренный. Который соединяет порядок (каркас устойчив) с разнообразием (углы могут меняться) и поэтому служит идеальной моделью человеческих отношений. Именно эта геометрическая фигура, считал Виктор Антонович, иллюстрирует его отношения с двумя сыновьями. Вершина треугольника, естественно, он сам. Отдав госслужбе вперемешку с бизнесом немало сил и лет, взамен получил неплохо. Во всяком случае, когда на пороге шестидесятилетия продул в служебном конфликте, спокойно бросил работу и, как он выражался, сосредоточился на собственном пупке. На жизнь оставалось достаточно, даже на долгую. Правый угол треугольника занимал старший сын, Петр Викторович. Кандидат технических наук, которые никак ему не пригодились. К своим сорока годам сменил два десятка разных занятий, не преуспев ни в одном, и теперь ждал милости от биржи труда, в свободное время осваивая на кулинарных курсах блюда тайской кухни. Вообще по разносторонности необязательных навыков, не поддающихся монетизации, он имел мало равных. Место в левом углу треугольника предназначалось младшему сыну, Алексею Викторовичу. Подавшемуся вопреки родительским истерикам в актеры и теперь обивающему пороги сериальных кастингов. Если Петя был ранним ребенком, плодом студенческой страсти, то Леша появился на свет, когда родителям было ближе к сорока. Единственная и, к счастью, неповторимая жена Виктора Антоновича совершила попытку сохранить расшатавшуюся семью старым, как мир, способом — стреножив уходящего мужа пуповиной не планируемого им дитяти. Развод был оттянут на два года и сопровождался скандалом такой силы, что отбил у экс-супруга даже малейшую склонность к брачным отношениям. Но сыновей Виктор Антонович любил. И раннего Петю, на воспитание которого вечно не хватало времени, и позднего Лешу, доступ к которому надолго перекрыла мамаша. Он любил их одинаково. Равнобедренно. С оттенком жалости, ибо будущее парней не вселяло особых надежд. И с привкусом собственной вины, поскольку, будь он ближе к детям в период роста, все бы у них сложилось по уму. По его уму. Сыновья платили ему взаимностью. Часто заходили в гости, делились планами, злословили и стучали друг на друга, ибо братских чувств сызмальства не питали. Тем не менее на днях рождения отца сидели рядом с ним и произносили почтительные тосты. Виктор Антонович ценил проявление сыновней преданности, демонстрировал всем, что гордится детьми, хотя окружение прекрасно знало, что гордиться ему нечем. Устойчивость равнобедренного треугольника покоилась не на одних чувствах, конструкцию укрепляла и безвозмездная финансовая поддержка. Отец семейства полагал неправильным обязательную выплату пособий малоимущим, он им не Пенсионный фонд, но каждый из сыновей мог периодически попросить субсидию, обосновав ее объем. Не переломятся лишний раз папе поклониться, рассуждал Виктор Антонович, считая педагогичным урезать просимый бюджет и подчеркнуть, что жертвует частью своего благополучия ради родного человека. На самом же деле он не заморачивался суммами, ибо в кубышке было очень далеко до дна. А запросы детей росли. Младший Алексей, зарабатывая копейки на эпизодах, наплодил двух детей — от гримерши и помощницы режиссера. Это ведь твои внуки, взывал он к папашиному зову крови, ты только взгляни на них — вылитый ты в детстве! Отец морщился, знакомиться с бастардами не стремился, но деньги со скрипом давал. Старший Петр детей не хотел, зато всем сердцем желал иметь собственный бизнес. Однажды выпросилтаки у папы нехилую сумму на открытие мотоциклетновелосипедного салона, но не прошло полугода, как начал жаловаться на подлость парт неров, скупость клиентов, а также на мировой финансовый кризис. Инвестор выругал прогоревшего бизнесмена и зарекся поощрять его бредовые идеи. Впрочем, на поддержание штанов деньги давать продолжал. Словом, равнобедренный треугольник выдерживал колебания ветров. Но налетел тайфун. Основные свои деньги отец хранил в крупном банке. Председателем правления был его студенческий товарищ, которого Виктор Антонович крепко выручил, когда тот попался на фарцовке и ему светила статья. Личные отношения, поддержанные щедрой процентной ставкой, вселяли веру в сохранность и преумножение накоплений. Причем вера эта была столь сильна, что наш герой посчитал выгодным продать две квартиры и закатать деньги в высокодоходные депозиты. Однако банк попал под каток ЦБ и был лишен лицензии. Руководство, как водится, сделало ноги за кордон, завещав клиентам компенсационные выплаты от агентства по страхованию вкладов. Полученная Виктором Антоновичем сумма была аккурат в сто пятьдесят раз меньше утраченной. После недельного запоя он созвал сыновей и поставил перед фактом. Естественно, рассчитывал на сочувствие и участие — дескать, не смертельно, выберемся, побереги здоровье, папа. Но не терпящие друг друга братья сделали то, чего он всегда желал: объединились. Правда, против него. Как можно было так лопухнуться, казнили они папу, почему не разложил яйца по корзинам, умный человек разделил бы все на мелкие вклады и оформил на родных сыновей, и какого черта продал квартиры, сейчас сдавали бы в аренду. На прощание старший Петр угостил отца добрым словом «лузер». На другой день Виктор Антонович загремел в больницу с сердечным приступом. Сыновья по разу его посетили, проникновенно рассказали о тяготах жизни и напомнили про отцовский долг. Единственным сострадательным человеком оказалась бывшая подруга, с которой они встречались пару лет назад. Она помогла ему встать на ноги и унять нервы, а он предложил ей переехать к нему и задумался, не узаконить ли их отношения. Почуяв недоброе, потенциальные наследники без церемоний вкатили отцу ультиматум. Он немедленно оформляет у нотариуса завещание, согласно которому после смерти все его имущество поровну делится между Петром Викторовичем и Алексеем Викторовичем. В случае отказа они разрывают все отношения, и тогда пусть им занимается чужая тетка, а на их поддержку он может не рассчитывать. Когда дверь за сыновьями захлопнулась, Виктор Антонович долго носился по квартире с риторическими воплями: «Кого ты вырастил, кретин?!» Потом утомился и задумался: а в чем он, собственно, не прав? Что не порол их в детстве? Что помогал им? Что любил их и надеялся на взаимность? Но, как говорится, что выросло, то выросло. И хорошо, что они показали себя теперь, пока он еще не превратился в дряхлую развалину. А спустя пару дней Виктору Антоновичу позвонили, назначили встречу в парке и вручили портфель с наличными деньгами. Сумма в точности соответствовала его схлопнувшимся депозитам. Старый товарищ, он же беглый банкир, оказался приличным человеком. Поспешили вы, детки, ох и поспешили, с горьким злорадством подумал Виктор Антонович. Равнобедренный треугольник, разлетевшийся на куски, восстановлению не подлежал. А завещание — что ж, завещание можно и написать. Как в анекдоте про умирающего еврея, который спрашивает нотариуса, оформляющего его последнюю волю: «Скажите, «никому ни хрена» пишется слитно или раздельно?»