Право на лево. Ходить или не ходить

Подавляющее большинство россиян «всегда или почти всегда» осуждают супружеские измены. Так ответили в социологическом опросе ВЦИОМа 64% граждан нашей страны, среди которых 69% женщин и 57% мужчин. 12% опрошенных заявили, что относятся к адюльтеру «абсолютно лояльно». Мнение обозревателя "ВМ" Никиты Миронова Право на «лево» есть у всех. Мужчина, женщина — неважно. Ибо мы человеки, и нам важны эмоции. А именно их — ярких, сильных, часто даже испепеляющих — мы на стороне и ищем. Мужчина, ко всему прочему, к «налево» предрасположен самой природой. Нормальный мужик всех хочет: бери эту, и вот эту. И ту. Это похоть? Нет, природа толкает! Неудивительно, что на мужские походы налево общество просто смотрит сквозь пальцы. Часто — снисходительно-сочувственно. Ну кобели, что с них взять. Да, мы кобели. За это, девушки, вы нас и любите. А верных воздыхателей посылаете лесом. Ну ведь так же! Женщина ищет на стороне чувства. Одна глубоко замужняя и вполне состоявшаяся дама как-то сказала мне: «После свадьбы казалось, без мужа даже солнце не взойдет. А сейчас это отец моих детей, я его люблю и уважаю, но точно знаю — солнце и без него встанет. Поэтому у меня любовник. Не хочу умирать как женщина». Можно долго рассуждать о морали, упомянуть Великий пост, что надо смирять плоть... Но левак всегда был, есть и будет. Ведь мы всегда будем пытаться вырваться из рутины, найти на стороне радость, но... За этой радостью почти всегда следуют тоска и страдания. С точки зрения здравого смысла налево лучше не ходить. Но где мы и где здравый смысл?! Увидел красивую девушку, и вот уже курит смысл в сторонке, и ведет тебя за ней природа, и ты в который раз чувствуешь себя идиотом и ничего не можешь с собой поделать. «Налево» — это как курение, алкоголь и сладкое. В смысле нельзя. Но если очень хочется, то немножко можно. Мнение обозревателя "ВМ" Анны Герасименко Человек, которому изменяли, чувствует, что ему дали под дых. Он не ждал, дышал себе полной грудью, а ему со всего размаху — дыщ! И вздохнуть больно, и не выдохнуть. Перед глазами туман, в голове ледяной холод, а в сердце просто торчит нож. Преувеличиваю? Нет. Именно так ощущается предательство. А что потом? А потом долго болит. Где-то в районе между горлом и легкими. Давит и болит. И не хочется ничего. Какая бы ни была измена, ощущается она все равно так, как будто тебя убили. Имею ли я право сделать своему любимому человеку вот так больно? Даже если он, скотина, посуду не моет, пасту зубную не закрывает уже 15 лет и называет меня Дусей, хотя я на самом деле Виолетта. У меня есть две знакомые пары, которые этот вопрос обсуждали серьезно. Света с Сережей с самого начала, когда собирались жениться, обо всем договорились. Решили так: если кто-то оступится на пути супружества, то будет скрывать это из последних сил. Чтобы не делать больно другому и не перекладывать свой «косяк» на плечи супруга. Теперь вот живут вместе уже сто миллионов лет и иногда задумываются: интересно, кто-то отклонялся от курса? Эх, да не узнать, договор же — молчать до упора. Другие любящие супруги Оля и Петя договорились иначе: если Оля уличает Петю в измене, то сама имеет право изменить. Такое вот «зуб за зуб». Петя, как представит Олю с кем-то другим, «чужих» женщин даже видеть перестает. На мой взгляд, тут не в праве дело. Права мы сами себе назначаем. Такие тонкие материи государство не очень-то регулирует. Вспомните, когда вы только начинали встречаться с любовью всей жизни, у вас были мысли о другом? Нееееееет. А почему? А потому что, во-первых, конечно, и так все отлично, но есть и во-вторых. Во-вторых, очень страшно потерять того, кого любишь. А вот когда мы задумываемся о другом, о «смене объекта», значит, потерять любимого уже не так страшно. И не такой уж он и любимый, наверное, уже. Можно убеждать себя, мол, никто не узнает. Но обычно кто-то всегда узнает и рассказывает остальным. Даже отправившись с любовницей в Мумбаи, обязательно встретишь на рынке ярких тканей племянницу жены брата коллеги. И мы всегда знаем, что любимый человек может узнать. Мы об этом догадываемся. И пока нас это останавливает, пока нам страшно его потерять, мы не рискнем. А раз рискуем и заговариваем о правах (и прибавляем: я имею право на счастье, у меня одна жизнь, почему я должна себе отказывать), значит, какой-то тормоз мы уже отпустили. Сами отпустили, сознательно. И уже не страшно сделать вот так больно.