Муниципальный депутат объявил мать своего ребенка сумасшедшей

Иск в суд о признании Анны Мексичевой недееспособной подан от имени… ее четырехлетнего сына Кирилла. Понятно, что маленький ребенок не может быть заявителем. От лица мальчика выступает его отец Кирилл Сергеевич Тихонков, законный представитель. Для богатых экс-мужей все средства в борьбе за наследников хороши. Как правило, закон на стороне матери, но только на бумаге. А на деле современным нуворишам все сходит с рук. При большом желании надоедливую мать можно подвести под уголовную статью или вовсе объявить сумасшедшей. Именно в такой ситуации оказалась москвичка Анна Мексичева. Напротив меня сидит красивая, интеллигентная, знающая себе цену молодая женщина. Перед ней — увесистая папка, набитая копиями судебных решений и экспертиз. Это то, во что превратилась ее жизнь. Анне — 28. На психбольную она не похожа. Наоборот. Типичная отличница: за спиной — языковая школа с золотой медалью и вуз с красным дипломом. Она федеральный гражданский служащий, в ее обязанности входит законопроектная деятельность. Однако Анна не в первый раз вынуждена доказывать, что она не страдает психическим заболеванием. …С Кириллом Тихонковым она познакомилась на работе. Да и где еще девушка из скромной семьи могла встретить банковского топ-менеджера, оказавшегося единственным сыном Сергея Марсовича Тихонкова, возглавлявшего в конце 90-х секретариат вице-премьера Правительства России Кулика, бывшего руководителя аппарата Комитета Госдумы по аграрным вопросам? Ее, в то время студентку четвертого курса Московской государственной юридической академии имени Кутафина, порекомендовала знакомая семьи, которая впоследствии стала крестной маленького Кирилла. Служебный роман начался не сразу. Почти год начальник и его подчиненная почти не пересекались. Но когда Анна защитила диплом юриста и собралась подыскивать новую работу, Кирилл Сергеевич, на тот момент руководитель отдела управления Департамента лицензирования банковской деятельности Банка России, предложил молодой сотруднице место в фирме своих знакомых, и начал оказывать знаки внимания. Анну смущала разница в возрасте — 15 лет. К тому же ее избранник был женат. От первого брака у него уже росла дочь, от второго — две. — Он говорил, что у него разводная ситуация, и с женой он не живет. Как потом выяснилось, что развелся он, когда нашему ребенку было два месяца. Я была очень наивная и верила всему, что он говорил. Меня это, конечно, не обеляет, надо было сказать: «Разберись сначала со своими отношениями в семье!» Но я просто по-настоящему влюбилась в первый раз в жизни. До Кирилла у меня никого не было, — говорит Анна. Красивых ухаживаний она вспомнить не может. В Париж и в Милан богатый поклонник ее не возил, бриллиантов и соболиных шуб не дарил. А на новогоднем корпоративе произошла такая омерзительная ситуация, что Анна выбежала в слезах. На следующий день она положила на стол заявление об уходе по собственному желанию. — Он его порвал и начал обрывать мне телефон. Говорил: «Не могу без тебя». Мы стали жить вместе. Сразу познакомил со своими родителями. Я даже не поняла, что это были смотрины, — вспоминает Анна. — Встретили меня хорошо. Странно было только, что он не знакомился с моими родителями. Они увидели друг друга, когда у меня родился ребенок. Валентина Ивановна, свекровь, развеивала мои сомнения: «Ты не обижайся. Он просто обжегся в прежних отношениях и не хочет спешить». Моя семья мой выбор не одобрила: человек не нашего круга, с большим багажом за плечами и намного старше. Но я собрала чемодан и ушла. Папа со мной не разговаривал год… Вскоре Анна забеременела. Не ходила — летала! Кирилл Сергеевич тоже сиял от счастья. Все изменилось, когда выяснилось, что Анна серьезно больна. На 23-й неделе беременности ей сделали плановую электрокардиограмму. — Врач сказал: «Что-то мне не нравится твое сердце. Вот направление на УЗИ». Из кабинета кардиолога я вышла с диагнозом «врожденный порок сердца, дефект межпредсердной перегородки». Она практически отсутствовала — там зияла огромная дыра. В консультации на меня смотрели как на ихтиандра. Спрашивали: «Как вы будете рожать?!» Я забрала обменную карту и больше туда не ходила. Сообщила о диагнозе Кириллу. «Если бы я знал, что ты такая больная, не связывался бы!» — по словам Анны, заявил гражданский муж. Для меня это был шок. Если бы у него что-то случилось, я отдала бы и почку, и сердце — лишь бы он жил, — ей и сейчас эти воспоминания даются нелегко. — Позже он оплатил мою операцию в Германии, за что я ему очень благодарна. Оперировали на открытом сердце. Он потом часто повторял: «Я подарил тебе жизнь и теперь все буду решать сам». Когда родился мальчик, акушерка даже пошутила: «Мама, похоже, в процессе зачатия не участвовала. Вылитый папа!» А свекровь и вовсе прослезилась: «У меня дежавю. 36 лет назад был точно такой же мальчик». Ребенка назвали в честь папы Кириллом. — Из роддома меня встречал муж в сопровождении четырех охранников на бронированных машинах, — рассказывает Анна. — Я даже не могла поговорить с ним наедине, потому что всегда присутствовали посторонние. Он привез меня на съемную квартиру, где уже ждала няня. Меня это неприятно поразило. Я заикнулась, что мы не обговаривали этот момент, но он сразу пресек: «Тебя это не касается!» Недели через полторы мы переехали в загородный дом в Дмитровском районе Московской области, где на нескольких гектарах земли расположена усадьба Тихонковых с оленями. Вся территория — под наблюдением. Не участок, а неприступная крепость. Анна, по ее выражению, оказалась в клетке, которую, правда, трудно назвать золотой. После родов она поправилась, и всю одежду ей покупала мама, собственные сбережения тоже растаяли как дым. Зато на охранников муж не скупился. Всю домашнюю работу молодая мать делала сама: готовила, стирала, гладила и занималась ребенком. Ключей от дома у Анны не было. Ее родители могли приехать только с разрешения гражданского мужа. То же самое касалось подруг. Да они и сами не очень рвались в гости из-за гнетущей атмосферы практически режимного объекта. В январе 2015 года Кирилл переехал к родителям, в соседний дом. Некоторое время Анна еще создавала видимость семьи. Муж приходил завтракать, надевал свежую рубашку, брал еду в контейнерах на работу. Анна даже завязывала ему шнурки. — Он мог возвращаться из Москвы в три-четыре утра и до часу спал. Мог и вовсе не приехать. Стало понятно, что у него появлялись другие женщины, а ко мне, уверена, он всегда относился как к биоматериалу. Не хочется всего вспоминать! Однажды я не выдержала: «Так жить невозможно! Давай я с сыном вернусь в Москву, а ты будешь приезжать, когда захочешь». Этот вариант его не устроил. Ведь от таких, как Кирилл Тихонков, не уходят… Она возненавидела этот дом. Начиналось строительство при первой жене, завершилось при второй, а въехала туда Анна. «Теперь прекрасно знаю: на чужом несчастье счастье не построишь. Мне винить некого», — она безжалостна к себе. В тот день, 27 октября 2015 года, ничто не предвещало беды. Молодая мама гуляла с сыном на детской площадке перед домом, пока не появился Кирилл Сергеевич. Анна ушла в дом доваривать обед, оставив ребенка на отца. Через четверть часа он явился один. — Я спросила: «Где Кирюша?» — он ответил, что сын с дедушкой сажает сосны. Разговор, как это часто бывало в последнее время, перерос в конфликт. Пытаюсь выйти из дома — охранник блокирует дверь. Выскальзываю через другой выход, чтобы зайти к родителям мужа, — три охранника преградили путь: «Вас велено не пускать!» Звоню Кириллу и его родителям, но никто не берет трубку. Меня выставили в резиновых сапогах, пуховике и в трусах. В руках — свидетельство о рождении ребенка, паспорт и телефон… Она вызвала полицию из Икши. Наряд зафиксировал факт ее удержания на территории. Полицейские предложили Анне поехать в отделение и написать заявление. — Затем я попросила отвезти меня назад. «Зачем вам? — спросили полицейские. — Не понимаете, что происходит?» — «Там мой ребенок!» Приехала: ворота настежь! Слышу крики: «Анна Сергеевна, подождите! — там начальник охраны, Домаев Валерий Глебович, и с ним два человека, один в белом халате. — Мы из психиатрической клиники. Вы опасны, вас надо оградить от общества!» Я побежала к дому — опять звонить в полицию и всем друзьям. Полицейские вернулись и всех забрали в отделение. Они не позволили эскулапам из частной психиатрической клиники меня госпитализировать. В ту ночь она не сомкнула глаз. Утром побежала к нотариусу и заверила копию свидетельства о рождении сына, затем помчалась в аэропорт «Шереметьево» и наложила запрет на выезд ребенка за пределы РФ. — Я даже не знала, где находится Кирюша. У меня теплилась надежда, что у Кирилла Сергеевича что-то произошло, какие-то проблемы с бизнесом, хотя ясно было, что это не так. Затем я обратилась в Следственный комитет. Сотрудники выехали в Дмитровский район, где мой свекор вручил им исковое заявление от 28 октября 2015 года в Никулинский суд об определении местожительства ребенка с отцом. Клиника уже успела выдать заключение, что у меня аффективный бредовый синдром. Я через день моталась за город, пыталась прорваться к ребенку, но меня не пускали. Обращалась во все инстанции. Мне говорили: «Ты молодая, еще родишь», «Так тебе и надо — незачем было с богатым связываться!» Суд первой инстанции Анна проиграла: ребенка оставили с отцом. Московский городской суд отменил это решение и обязал отца передать сына на воспитание матери. С тех пор было уже шесть попыток исполнить решение суда, но только воз и ныне там. Ответчик к приставам не является, берет больничный лист. У Анны накопилась целая папка решений, которые вступили в законную силу, но исполнить их, получается, невозможно! Где находится ребенок, не знает никто. Скорее всего, как полагает мама, в Смоленской области. Потому что у Тихонкова там прекрасная усадьба. А он сейчас позиционируется в качестве предпринимателя и муниципального депутата Новодугинского района Смоленской области. В совет депутатов он избирался от «Единой России», однако членом этой партии вроде как не является. К слову, Тихонкову было присвоено звание «Почетный гражданин Новодугинского района». Показательно, что зампредседателя Госдумы, секретарь генсовета «Единой России» Сергей Неверов направил запрос в областную прокуратуру с просьбой разобраться в том, соответствовало ли закону решение о присвоении такого звания. Совет депутатов признал свое решение утратившим силу и такого почета лишил. Возможно, ребенок живет где-то еще. Страна-то у нас большая. И даже если судебные приставы нападут на след малыша, забрать его они вряд ли смогут. Скорей всего, их, как и маму, просто выставят за ворота. Два с половиной года мать маленького Кирюши бьется за сына. И в этой войне она готова на все. А в том, что это настоящая война, причем без правил, сомневаться не приходится. — Моему адвокату резали шины, главный охранник моего теперь бывшего мужа Домаев подает в суд бесконечные заявления на мою семью, строчит заявления в ПНД, что мы все шизофреники. Мне какие-то лица постоянно звонят с угрозами, пишут клеветнические письма на работу, — свидетельствует Анна. Когда ее бывший супруг ходатайствовал в суде об ограничении ее родительских прав по причине психического заболевания, Анна прошла добровольное освидетельствование в Федеральном государственном бюджетном учреждении «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии имени В.П.Сербского». В консультативном заключении черным по белому написано, что «на момент добровольного комплексного психолого-психиатрического освидетельствования от 21.10.2016 г. у Мексичевой Анны Сергеевны признаков психического расстройства не выявляется». — На суде опять прозвучало, что он бы с радостью отдал мне ребенка, но я же психически больна! Поэтому я решила пойти на освидетельствование, чтобы поставить наконец точку в этом вопросе, хотя в моем районном ПНД не осталось, наверное, ни одного врача, который меня бы не исследовал, — говорит она. — Они жаловались мне, что устали уже отписываться от заявлений моего бывшего гражданского мужа… Весной 2017 года Следственный комитет подмосковного Дмитрова возбудил уголовное дело по 330-й статье УК РФ («Самоуправство») за неисполнение решения суда, предписывающего вернуть малолетнего сына его матери. Естественно, всплыл главный козырь Кирилла Сергеевича, что Анна Мексичева страдает душевным заболеванием, и отдавать ей ребенка просто опасно. Следователь принял соломоново решение: назначил обоим родителям судебно-психиатрическую экспертизу в Центре имени Сербского. Анна опять отправилась доказывать свою вменяемость, в то время как ее бывший муж, похоже, эту экспертизу так и не прошел. Изучаю заключение комплексной судебной психолого-психиатрической комиссии экспертов №858/а от 20 июля 2017 года, подписанное четырьмя специалистами — психиатрами и психологом. В подробном исследовании, занявшем 15 страниц, изучены все нюансы личности потерпевшей. Итог: Анна Мексичева «до, а также в период совершения в отношении нее противоправных действий каким-либо психическим расстройством не страдала и не страдает таковым в настоящее время». Психолог отмечает такие черты Анны, как эмоциональность, наличие активной позиции, высокую мотивацию, настойчивость в достижении поставленных целей, упорство в отстаивании своей позиции, что уравновешивается развитым самоконтролем, ориентацией, избеганием конфликтных ситуаций. Казалось бы, на этом в истории с психиатрией можно было бы поставить жирную точку. Все-таки Центр имени Сербского — признанный флагман в вопросах судебно-психиатрической экспертизы, имеющий колоссальный опыт. Куда уж выше обращаться? Однако бывший супруг Анны не успокаивается. Он буквально одержим идеей, что она страдает душевным заболеванием. Как результат — новое ходатайство в суд, то самое, где заявителем значится ребенок Кирилл. Читаю определение, вынесенное 26 февраля 2018 года Никулинским районным судом города Москвы, где тоже черным по белому написано, что ходатайство заявителя о признании недееспособной матери, Мексичевой А.С., подлежит удовлетворению. Суд принял решение, что «для полного и всестороннего рассмотрения дела по существу необходимо назначить и провести амбулаторную судебную психиатрическую экспертизу». Расходы возложены на заявителя, то есть отца ребенка, а поручено сие производство экспертам ООО «Институт психического здоровья и аддиктологии». Я нисколько не сомневаюсь в компетентности экспертов данного общества с ограниченной ответственностью. Тем более что институт имеет лицензию на проведение подобных экспертиз. К слову, в разделе «Наши цены» указано, что такая услуга обойдется заказчику в сумму от 20 тысяч рублей. По-божески, в общем. Но почему неизвестное ООO должно подтверждать или опровергать заключение специалистов института с мировым именем? Но сколько можно доказывать, что ты не верблюд? Каждые полгода, месяц, день? Наверное, от бесконечных освидетельствований можно и по-настоящему свихнуться… Возможно, на это и рассчитывает противная сторона. …На видео, снятом судебными приставами в июле 2017 года, разыгрывается сцена, которая могла бы стать кульминацией фильма о семейной драме. Женщина-пристав показывает четырехлетнему Кириллу фотографии матери: «Рядом с тобой что за женщина?» «Я не знаю, — отвечает малыш. — Кто это, дедуля?» «Это твоя мама», — доносится голос пристава. Половину своей короткой жизни мальчик не видел мать. Конечно, он ее забыл. Ведь семья отца давно вычеркнула Анну из жизни ее сына: как в пословице, с глаз долой — из сердца вон! — Мне бы хоть через щелочку посмотреть на сына! — у Анны от волнения пропадает голос. — Все, что собирала для него: бирочку из роддома, дневник с записями, первые пинеточки, крестильный набор, — у меня ничего нет. А теперь маленький Кирюша меня не помнит. Что еще хочет мой бывший муж? Он уже превратил мою жизнь в руины… Комментарий адвоката Марины КАЩЕНКО: — Наше законодательство во главу угла ставит интересы детей, потому что любое силовое решение в этой ситуации было бы травматичным для ребенка. При этом жертвами оказываются родители, а в последнее время все чаще матери. В данном случае мать подвергается постоянным испытаниям судебными тяжбами и даже сомнениям в ее психическом здоровье. Конечно, существует система мер принуждения — это санкции, которые накладываются в случае невыполнения решений судов по детям. Но они не защищают интересы родителя, живущего отдельно от ребенка. Взыскание в виде штрафа — это очень скромная сумма. Для олигарха — комариный укус. Неисполнение решение суда может завершиться арестом до 15 суток, но на практике я таких случаев не встречала ни разу. Источник