Джон Таварес рассказал, с каким трудом решился на переход в «Торонто»

Новичок «Торонто» попросил прощения у болельщиков «Айлендерс». Звёздные игроки не так часто меняют клубы, когда становятся свободными агентами. Стивен Стэмкос, Александр Овечкин, Евгений Малкин, Сидни Кросби и многие другие остаются верны командам, которые их задрафтовали. Джон Таварес выбрал другой путь, и далеко не все его поняли. Особенно болельщики «Айлендерс». И тогда он написал письмо в The Player’s Tribune, в котором сам всё рассказал. «Я физически не мог принять решение, и рухнул на диван» У меня что, срыв? В Миссисоге было около 10 утра, когда до меня дошло. Я был со своей невестой Эйрин у бассейна во дворе дома. Всё утро просто бродил там, погружённый в мысли, почти как ребёнок, который ходит за кулисами перед началом школьной постановки, весь на нервах и пытается не забыть свои строчки. Просто ходил и думал, ходил и думал, несколько часов. Снова и снова прогонял всё в голове… Снова и снова. И вдруг я потерял рассудок. Не пытаюсь добавить драматичности, всё так и было. Я просто тронулся. Рухнул на диван рядом с бассейном и лежал там, ошалевая. Даже мыслей не было, скорее, то, что приходит после мыслей. Я был в панике. Я онемел. Потому что в этот момент до меня, кажется, дошло. Дошло, что я уже провёл все встречи. Взвесил все за и против. Поговорил с друзьями и родными. До меня дошло, что я уже переспал с этими мыслями, и сходил с ними в душ, и поел, и пролетел через всю страну, и сделал столько кругов вокруг бассейна, что и не сосчитать. В общем, до меня дошло, что я сделал всё, только не принял решение. Я просто не мог. Не говорю, что не мог решить, потому что в какой-то момент решил. Глубоко внутри понял, где буду играть в следующем сезоне. Но есть решение, и есть принятие решения. И вот это последнее действие я просто буквально, физически не мог совершить. Так я и оказался на диване в нашем дворе, спрашивая свою невесту, не срыв ли у меня. К счастью, Эйрин потрясающий и понимающий человек, всегда была рядом, готовая выслушать и помочь мне поверить тому, что подсказывают инстинкты. В конце концов, я всё для себя прояснил. Я не потерял разум. У меня не было срыва. Я просто был на пороге принятия решения, которое изменит мою жизнь. Меня разрывало на части двумя могущественными силами, и обе силы невероятно близки моему сердцу. О первой силе вы, наверное, слышали. Это сила, которая вернула меня домой. Я подписал долгосрочный контракт, чтобы играть за «Лифс». Для парня из Онтарио тут не может быть двух мнений – это была мечта детства. Но есть и другая сила, от которой мне тоже не уйти. Из-за неё я решил написать это письмо. Это настоящая, честная любовь в клубу «Нью-Йорк Айлендерс», которая никуда не делась. И моё нежелание уходить. Если вам покажется, что одно противоречит другому, я пойму. Но, надеюсь, вы всё равно меня выслушаете. «Айлендерс» не просто задрафтовали меня, а защищали, как собственного ребёнка» Сейчас много говорят о том, что я «вырос» в Торонто… Правда вот в чём: я пришёл в «Айлендерс» 19-летним мальчишкой. Оглядываясь назад, просто безумие, сколько жизни со мной случилось с тех пор. За девять лет я пережил столько взлётов и падений и всего, что посередине. Так что когда меня спрашивают, откуда я, ответить легко – из Торонто. Но когда меня спрашивают, где я вырос, здесь всё сложнее. Вам надо понять, что «Айлендерс» не просто задрафтовали меня, выдали мне коньки и всё. Они защищали меня. Не как некий актив, а во многих смыслах воспитали меня. Меня защищали как члена семьи, как собственного ребёнка. Это проявлялось в мелочах. Помню день драфта, кстати, хорошая история. Меня выбирают под первым номером, это большое событие – подняться на сцену, пожать руку комиссару, Гарту Сноу, пройти через толпу журналистов, сделать фотографии, дать интервью. Это круто, и всё в большой суматохе. Когда тебя выбирают под первым номером, процесс довольно длительный. Так что когда мы закончили, драфт дошёл до 18-го номера, настала очередь «Канадиенс». В общем, когда общение с журналистами закончилось, голова просто кружилась. Я даже не знал, куда идти дальше. Хорошо помню парня из отдела по связям с общественностью «Айлендерс» Кимбера Ауэрбаха, кажется, он понял, что я потерялся в этом хаосе. Он спокойно протягивает мне руку, чтобы представиться. «Джон? Я Кимбер. Ладно, Джон, всё в порядке, иди за мной». Мы идём за кулисами, подходим к главному залу, чтобы встретиться с другими представителями клуба. И в это время идёт выбор под 18-м номером. Выбирает «Монреаль». И есть одна маленькая проблема. Мы в Монреале. «Под 18-м номером на драфте НХЛ 2009 года «Монреаль Канадиенс» выбирает…» Кимбер навострил уши, и вдруг начал обшаривать глазами помещение. Нашёл какой-то чулан, умудрился его открыть и вместе с собой затолкал меня внутрь. Я ничего не понимаю. Что такое, что происходит? Кимбер даже ничего не сказал. Молча показал, что сейчас я пойму. Тут же я осознал, в чём дело. Как только «Канадиенс» сделали выбор, вся арена высыпала в главный зал. Была толкотня, как в очередях за пивом или в туалеты. Я не был знаменитостью, но на голове у меня была кепка для драфта, поверх костюма надет свитер «Айлендерс». Толпа бы тут же поняла, что к чему, и облепила бы меня. В общем, мы с Кимбером стояли в полной тишине, и это был один из самых фантастических моментов в моей жизни. С одной стороны, я был заперт в чулане в Монреале, пытаясь не проронить ни звука. С другой, смотрел вниз на логотип «Айлендерс», вышитый на официальном свитере «Айлендерс», и думал: «Боже мой, вот оно. Я – игрок «Нью-Йорк Айлендерс». В этом клубе многие взяли меня под своё крыло. Был Скотт Гордон, мой первый тренер в команде, который сильно облегчил моё превращение в игрока НХЛ. Был Джек Капуано, который пришёл после Скотта, и был одним из важнейших людей, которые помогли мне выйти на новый уровень, — сначала на уровень игрока Матча всех звёзд, на уровень лидера, достойного капитанской нашивки. И, конечно, был Даг Уэйт. Безумие, сколько ролей он поменял за моё время в команде. В мой первый сезон он был капитаном, в последний – главным тренером. И, к счастью, к этому списку я могу добавить «хозяин дома». Да, Даг не просто взял меня к себе под крыло, он буквально взял меня к себе домой. Для меня это была семья вдали от семьи, дом вдали от дома. Мне сильно повезло. (В следующий раз напомните, чтобы я рассказал историю, как взял у него машину, а потом чуть не опоздал на свой первый матч в НХЛ). Если выделить что-то одно за время, проведённое на Лонг-Айленде, тогда пусть это будет то, что я встретил лучших партнёров по команде в мире. Сколько задушевных разговоров у нас было с Кайлом Окпосо, и не о хоккее. Я всегда знал, что могу поделиться с ним чем угодно. Если у меня когда-нибудь будет дочь, надеюсь, она выйдет замуж за кого-то вроде него. Что до других ребят, то если я начну перечислять всех, кто на меня повлиял, мы до вечера не управимся. Просто назову пару имён: Мэтт Моулсон, Франс Нильсен, Кэл Клаттербак, Джош Бэйли, Райан Строум, Колин Макдональд, Марк Штрайт, Пи Эй Паренто. Невероятные люди. Их дружбу ничем не заменить. И я говорю не только о партнёрах по команде, это касается всех – тренеров, врачей, массажистов, всех тех, чья работа не видна, но кто делал мою жизнь легче каждый день, и делал всё, чтобы я был лучше как человек и как игрок «Айлендерс». Был Гарт, который меня задрафтовал. Скажу так – я обязан ему всем, больше можно ничего не говорить. Он всегда следил, чтобы я был просто одним из ребят. Он знал, что моя ситуация уникальна, что от меня многого ждут, что я в центре внимания. Но он всегда следил, даже в тех моментах, которые я воспринимал как данность, чтобы я рос как обычно растут другие. Что мне всё равно нужно обрести уверенность, возмужать. И для меня это важнее хоккея, важнее бизнеса. Гарт… У него в руках было будущее подростка, ни больше ни меньше. И он позаботился обо мне. Я никогда это не забуду. Я ухожу, понимая, что у команды светлое будущее. Новое руководство делало потрясающие вещи в своих хоккейных карьерах, и продолжит вести команду вперёд. Я не понаслышке знаю, как хорош будет Барзи (или Ребёнок) для этого клуба, потому что он не только великолепный игрок, но и отличный человек. Мне повезло играть со многими замечательными партнёрами, чаще всего – с Джошем Бэйли и Андерсом Ли. Знаю, что с этими ребятами и с другими талантами и лидерами в раздевалке у этой команды не за горами много хорошего. Я хочу поблагодарить ещё кое-кого. Даже не кое-кого, а тысячи людей. Или правильнее, миллионы. Не уверен, но часто казалось именно так. Сколько бы их ни было, они были главной причиной, почему я захотел написать это письмо. Я говорю о болельщиках «Айлендерс». «Мы стали звать своих фанатов Верными – они болели из поколения в поколение» В первые пару сезонов мы много проигрывали. Если вы просто смотрели обзоры матчей или узнавали счёт, особо нечему было радоваться. Но здесь подходит клише о том, почему мы играем. Потому что если вы бывали тогда на наших домашних матчах, клянусь, всё было по-другому. Фанаты просто с ума сходили. Неважно, на сколько очков мы отставали от зоны плей-офф, неважно, был на дворе ноябрь или март. Наши фанаты всегда были с нами и болели так, как будто это седьмой матч финала. Надо понимать, что «Колизеум» отличался от любой другой арены. Фанаты были рядом, то есть совсем-совсем рядом. Там почти не было лож, вся арена была как один большой нижний ярус. Когда за тебя болеют в такой близи, с такой убеждённой гордостью, это странно. Но могу сказать, с игроками что-то происходит. Ощущение, что с тебя всегда спросят. В такой обстановке не будешь играть спустя рукава. Эта страсть была заразительной. Мы стали называть свои фанатов Верными. Не знаю, откуда всё пошло, но это имя подходило. Наши фанаты видели всё – дно, Кубок, и в какой-то момент решили, что это надолго. Однажды я пришёл домой после важной победы и рассказал Эйрин, как мне казалось, что крышу стадиона просто снесёт. Моя первая игра в НХЛ, с «Питтсбургом», наша серия плей-офф с «Питтсбургом», наша серия плей-офф с «Вашингтоном», бесчисленные матчи с нашими заклятыми соперниками «Рейнджерс»… И, конечно, наша победа в серии плей-офф с «Флоридой». Эти вещи я никогда не забуду. С течением времени я понял, что Верные «Айлендерс» — наши фанаты – считают себя семьёй. Это нечто особенное. Вдумайтесь – есть фанаты, которые были с командой с самого начала, с 1970-х. Эти фанаты вырастили своих детей фанатами «Айлендерс», они появились в 1980-х, в чемпионские годы. Дети этих детей тоже стали фанатами «Айлендерс», они появились в 2000-х. И уже, наверное, дети этих детей стали воспитывать собственных детей фанатами «Айлендерс». Эти дети появились за то время, что я был в команде. И однажды ты смотришь на трибуны, и до тебя доходит, какое это тесное сообщество. Приходят бабушки и дедушки со своими внуками. Родители с детьми. Парочки на первое свидание. Старые пары на 40-ю годовщину свадьбы. Потрясающее ощущение преемственности традиций. И все вместе они объединены ещё большей традицией, являются частью большой, сумасшедшей, идеальной особенностью Лонг-Айленда. Я очень хотел ещё раз поблагодарить вас за то, что позволили мне быть частью этого. Мне повезло испытать много потрясающего в своей карьере, но мало что можно хотя бы сравнить с тем, насколько мне повезло столько лет играть для всех поколений болельщиков «Айлендерс». Для всех Верных. «В 6 лет я впервые пришёл на арену «Торонто» и почувствовал себя как в церкви» Честно говоря, я не был уверен, что надо писать следующую часть. Не обижусь, если вы её пропустите. За последние пару недель многое было сказано о том, что я рос фанатом «Лифс». Я чувствую себя обязанным объяснить, что это значит для меня. Правда в том, что это значит очень много. «Лифс» не были просто моей первой хоккейной любовью. По сути, они были моим первым воспоминанием. Никогда не забуду 3 мая 1993 года. Первая игра серии «Лифс» и «Блюз», второй овертайм. Конечно, всё свелось к Дуги против Куджо (Нападающий «Торонто» Дуги Гилмор и вратарь «Сент-Луиса» Кёртис Джозеф. – Прим. «Чемпионата»). Гилмор – за воротами. Андрейчук и Борщевский — на пятачке. Гилмор ждёт, ждёт, крутится за воротами, ждёт… ОН ОТКРЫТ! ГИЛМОР – САМ… И ОН ПРИНОСИТ ПОБЕДУ!!! Кажется, мне тогда ещё не было трёх лет. Но я всё равно ясно помню, где мы были, когда Дуг забил. Мы с отцом сидели вместе перед телевизором, все на нервах, на краешке старого дивана. Давным-давно прошло время, когда мне надо было лечь спать. И мы просто… Боже. Мы просто взорвались, когда шайба проскользнула в ворота. Уверен, я не знал никаких правил, не имел ни малейшего представления, что всё это значило. Кажется, папа сказал мне что-то вроде: «Джонни, болей за команду в белом». Проще некуда – я был маленьким ребёнком, который хотел подольше не спать, а папа что-то мне объяснял. Но мне нужно было только это первое объяснение. Игра стала тем самым для меня. Меня зацепило. Я впервые оказался в «Мэйпл Лиф Гарденс» (В то время — домашняя арена «Торонто». – Прим. «Чемпионата»), когда мне было шесть, зимой 1996 года. Помню, как зашёл и потерял дар речи. На самом деле потерял, меня можно было повалить на землю пёрышком. Я испытал благоговейный трепет. Проходя по коридорам, видел памятные вещи из 1950-х, 60-х годов. Баннеры, старые командные портреты, фотографии с матчей, и, конечно, знаменитые снимки ребят, поднимающих кубок. От них как будто исходило необъяснимое свечение. Было ощущение святости всего. Как в церкви. А затем ты попадаешь на площадку, ко льду. Замечаешь кусочек белой поверхности. И всё. Или, по крайней мере, для меня это было всё. В тот день, когда я впервые пошёл в «Мэйпл Лифс Гарденс» с мамой и папой, я впервые увидел своё будущее. В тот день у меня стала складываться головоломка. Я понял, что это не просто что-то крутое. Это не просто любовь к команде из родного города. Это я сам, сейчас. Этим я хочу заниматься в жизни. Вот здесь, в этом здании, как те ребята, которые сегодня будут играть. И всё. Понимаете? Я играл в хоккей и раньше. Теперь я стал хоккеистом. Хочу объяснить, как сильно я мечтал в детстве о «Лифс». Я был абсолютно повёрнут. Виноват, каюсь. И заслуживаю любые подколки – у меня были пижамы, простыни, одеяла, наволочки. Огромная куча вещей с символикой «Лифс». И это было лучшее время в жизни. Но давайте серьёзно. Я знаю, насколько серьёзным было это решение, и скольких людей оно затронуло. Мне выпала честь провести несколько прекрасных встреч с первоклассными организациями, главные из которых – «Лифс» и «Айлендерс». Это потрясающие клубы, и для меня много значит, что они предлагали мне стать частью их будущего. Поэтому я хочу выразиться как можно яснее – я ни в коем случае не принимал решение до того, как провёл все встречи. Ни в коем случае. Мечтал ли я в детстве играть за «Лифс»? Я совру, если скажу нет. Стала ли эта мечта главным фактором того, что я выбрал «Лифс», а не клуб, который меня вырастил? Да, стала. Но я так решил не только поэтому. А кто утверждает обратное… Просто скажу, что они меня совсем не знают. Я был готов, эмоционально и умом, рассмотреть каждую встречу отдельно. Долго обдумывал все варианты, рассматривал их с разных углов. Думал о том, что у «Лифс» сильный костяк молодых игроков, который уже многого добился за короткий срок, о том, что команда успела показать себя настоящим претендентом на кубок. Думал о том, что клуб в хороших руках Кайла Дубаса, Брендана Шенахана и Майка Бэбкока. Это замечательные люди, у которых есть впечатляющий план для команды и представление того, как я могу быть частью этого плана. Есть ещё одна правда. Она скучная и заключается в том, что мне 27 лет. Я уже почти 10 лет играю в этой лиге. После разговора с агентом я понял, что у меня есть возможность подписать важный контракт. Я не хочу выглядеть пессимистом, потому что люблю эту игру до смерти, и буду играть, пока мне не скажут, что я больше не могу это делать. Но как бы то ни было, век хоккеиста короток. В хоккее нельзя ничего принимать как должное. Если реально смотреть на вещи, вероятно, это был последний раз, когда я стал свободным агентом в расцвете сил. Другими словами, свободным агентом, который может сам принимать решение, в отличие от того, когда решение принимают за тебя. Когда мы говорим о детских мечтах… А у кого их нет? Но ещё я знаю, что смог встретиться с одними из самых образцовых клубов лиги, обсудить хоккей, выслушать их предложения. В итоге, когда наступил переломный момент в моей жизни, я принимал настолько осознанное решение для себя и своей семьи, насколько это возможно. И это многое значит. «Я вас понимаю, и прошу прощения» Я знаю, как это работает. И понимаю, что моих объяснений кому-то будет недостаточно. Знаю, что останутся люди, которые всё равно будут считать, что лучше бы меня обменяли, или чтобы я сам попросил обмена в дедлайн (Я, в свою очередь, не соглашусь. Я был капитаном и воспринимал это серьёзно. Был сосредоточен на настоящем, на том, чтобы сделать всё для победы). Ещё я знаю, что останутся люди, которые уверены, что я всех водил за нос, чтобы привлечь внимание (Я не водил, и если вы меня знаете, то посмеётесь). И я точно знаю, что есть люди, которые думают, что я подписал секретный «контракт» с «Мэйпл Лифс» в рождественское утро 1997 года (Это тоже неправда, но знайте, я бы так сделал, если бы предложили). Я просто хочу сказать – это нормально. Я не против и на самом деле понимаю. Понимаю страсть, эмоции, дух соперничества и одержимость. Вы же знаете, я был фанатом с трёх лет. Я это всё проходил. Ещё мне важно, что я никого не обманывал. Поэтому я и решил написать это письмо. Чтобы все Верные «Айлендерс» знали, как я ценю время, проведённое вместе. Потому что я родился в Торонто, и это никогда не изменится. Но я вырос на Лонг-Айленде, и теперь это тоже никогда не изменится. Я хочу попросить прощения, от чистого сердца, что не получилось остаться, и за то, что пока я был капитаном, мы не смогли достичь главной цели. Но я отдавал всего себя. И у меня не хватит слов, чтобы поблагодарить вас за то, что вы тоже отдавали себя без остатка. Болельщики «Айлендерс», спасибо, что прочитали, спасибо, что вам не всё равно. Спасибо за всё. Как другие хоккеисты прощались со своими бывшими командами: