Евгений Водолазкин: «Лучший способ помогать обществу — через работу над собой»
Самый любимый писатель страны Евгений Водолазкин, автор бестселлеров «Лавр» и «Авиатор», заканчивает роман «Брисбен» — превращенный в сюжет личный опыт переезда из Киева в Петербург. Мы беседовали год назад, тогда вы активно писали новую книгу — когда она выйдет? «Брисбен» почти готов — остался эпилог. Скорее всего, представлю роман в ноябре на ярмарке Non/fiction. Чувствую себя передовиком, поскольку написал книгу менее чем за три года. Конечно, предстоит еще большая работа над стилем — его нужно доводить до достойного уровня. Когда делаешь первый вариант, думаешь о романе как о целом, любишь идею, ее развитие, форму и объем, а уже на этапе готового текста уделяешь внимание подробностям и пытаешься изваять каждую так, чтобы она производила хорошее впечатление. Я сравнил бы это со строительством дома: сначала обтесываешь бревна, строишь стены и крышу и лишь потом начинаешь думать о деталях. Вы говорили, что в романе много моментов из вашей биографии, — они сохранились? Его начальная часть отражает мои воспоминания о Киеве, где я вырос и жил до двадцати двух лет. Это замечательный город, который в моей памяти согрет любовью и светом радости. Затем герой переезжает в Петербург, что тоже соответствует хронологии моей жизни. Однако это ни в коем случае не означает, что героя нужно ассоциировать со мной. Книга не автобиографическая, но в ней есть много мест и событий, которым я был свидетелем. Каждый роман имеет серьезную основу в пережитом. Это принцип работы любого писателя. Я человек в творческом смысле не жадный и всегда дарю персонажам много своего: пусть разговаривают так же или носят что-нибудь похожее. Всегда дарю персонажам много своего А в каком времени происходит действие? Здесь у нас с героем тоже есть совпадение: мы оба родились в 1964 году. Но вообще-то это ни о чем не говорит. Можно появиться на свет в 1964-м, а мысленно находиться в роскошном 1913-м. Речь о том, что протагонист живет в том времени, в котором родился, и никуда особенно не стремится. Так что не стоит ждать амплитуды от XV к XX веку, как это было в «Лавре». В «Брисбене» человек смотрится в свое прошлое, так как личная история гораздо важнее всемирной: в первой от тебя зависит почти все, в последней — ты лишь шестимиллиардная песчинка, которая не может повлиять на ход событий. Философию христианского персонализма, которая развивает эти идеи, часто обвиняют в утопичности. Но я не считаю, что такой взгляд на мир невозможен. Напротив, человек не в состоянии построить город или страну, но может — персонально себя. Лучший способ помогать обществу — через работу над собой, а не посредством деклараций. Разве такая помощь реальна, я имею в виду в практическом смысле? Мне кажется, да. Сейчас происходит сложный процесс: однополярный мир борется с многополярным. Это не эмоциональное наблюдение, а просто факт. Машины с обеих сторон заведены — идет война слов, которая в любой момент может перейти в войну ракет. В воздухе висит агрессия, и отношения между странами и народами, мягко говоря, не братские. Думаю, что поправить это возможно: надо начать бороться с плохими словами. Ведь они не просто сотрясение воздуха, а несут энергию — светлую или темную. Сейчас количество темной обретает критическую массу. Градус повышен везде: даже западный мир, который всегда отличался рационализмом, позволяет высказывания на грани абсурда. Простых рецептов нет, кроме одного: надо, чтобы каждый персонально уменьшил количество агрессии в самом себе. Когда человек беззлобен, это сразу гасит агрессию в десяти окружающих. Пока, к сожалению, конфликт очевиден. Например, на недавнем книжном салоне в Париже, участником которого вы были, президент Франции Эмманюэль Макрон проигнорировал российский стенд. На мой взгляд, это было ошибкой — пригласить гостей и не уделить им внимание. СМИ писали об этом как о настоящем скандале. У меня было много интервью, и иностранные журналисты спрашивали с пугающей серьезностью: «Как вы пережили, что на стенд не пришел Макрон?» Я отвечал, что, к счастью, мне удалось пережить это без больших потерь. На самом деле, если зарубежные политики хотят узнать о России что-то совершенно непредвзятое и соответствующее действительности, то нужно читать современные книги. Им нужно понимать, что мы очень литературоцентричная страна. Я глубоко убежден, что литература — это главный предмет нашего экспорта. Вообще, я готов составить список книг и передать его лично Эмманюэлю Макрону. Сообщите ему об этом при случае. Жак Ширак не только знал русскую литературу, но и переводил ее. Думаю, Макрон не захочет отставать. Увидите: мой список ему рано или поздно понадобится. (Смеется.) Кстати, во Франции довольно популярны современные русские писатели. Например, Лимонов, причем больше не как писатель, а как скандальный персонаж нашумевшего романа Эмманюэля Каррера, названного его именем. Или Венечка Ерофеев. Его культовая книга во французском переводе звучит «Moscou-sur-Vodka», то есть «Москва-на-Водке». Эти примеры о многом говорят в плане восприятия всего русского. И Лимонов, и Ерофеев — большие писатели, это очевидно. Но у иностранцев магнитный взгляд на нашу литературу. Они берут то, что им понятно и соответствует представлению о стране, но Россия гораздо шире и богаче. Имеет смысл узнать обо всей русской литературе и тем самым — о действительности. Так что надо будет попросить Макрона передать мой список всем остальным. (Улыбается.) Когда человек беззлобен, это сразу гасит агрессию в десяти окружающих Вы знакомы со многими известными людьми. Кто из них произвел на вас наибольшее впечатление? Их довольно много. Например, Михаил Шемякин, с которым мы дружим много лет. Встречи с ним — это всегда удивительный заряд, энергетический и интеллектуальный. Я назвал бы его хранителем петербургской метафизики. Она переместилась сейчас из литературы в живопись, а его замечательные циклы, посвященные карнавалам, продолжают великую культуру и мифологию города. Меня также поразил Джулиан Барнс. Когда он приезжал в Москву, меня пригласили с ним встретиться. Мы проговорили минут сорок. Когда-нибудь обязательно опишу нашу беседу, настолько это глубокий и умный человек. Его речь и мысли насквозь пропитаны замечательным английским юмором. Из писателей также хочется вспомнить об Умберто Эко. Мы встретились в Италии незадолго до его смерти. Моя издательница Елена Шубина, представляя меня, сказала: «Вот литератор, которого называют русским Эко». На что он ответил: «Примите мои соболезнования». Он уже был серьезно болен, но отлично держался и не терял чувства юмора, как мне кажется, важнейшего из качеств. Это способность посмотреть со стороны на самого себя и воспринимать «одним из», а не самым великим. В современном мире с его критериями успеха такой подход дается все труднее. Я разговаривал с одной дамой, ректором учебного заведения в Берлине. Она рассказала, что когда на работу устраивается профессор из Восточной Германии, он сообщает: «Я не знаю, получится ли у меня, но постараюсь». Когда приходит западный немец, то заявляет: «Я лучший и могу все». Это очень точное определение различий в ментальности. Сегодня ее западный вариант захватывает и нашу страну. Людям кажется, что их забудут и не заметят, но это совершенно не так. То, что каждый хочет реализоваться и проявить себя, — хорошо, полезно. Это стремление отработать талант в евангельском значении: не закапывать, а умножить данное Богом богатство. Но это чувство часто переходит в страх, что будешь отвергнут зрителем или читателем. И тогда оно превращается в требование считать тебя самым лучшим, прекрасным, умным. И как вы обходите эту ловушку? Я никогда особенно не волновался по этому поводу. Я поздно начал писать, когда, скажем так, эта проблема уже не очень беспокоит. В юности, занимаясь наукой, ощущал острую потребность реализоваться, в том числе социально. Когда пришел к писательству, эти вещи во мне сильно уменьшились. Я добился своего относительного успеха за письменным столом и воспринял его довольно спокойно. Думаю, что тем, кто хочет завоевать мир, надо немножко выдохнуть. Понятно, что ты работаешь для читателя и зрителя, но когда начинаешь суетиться, сбивается прицел. То, что делаешь, становится как будто на размер меньше. Я не знаю ни одной стоящей книги, которую так или иначе не выделили бы и она не получила бы заслуженного признания. Возможно, первое время эти труды не замечают, но потом обязательно оценят. Звучит как отличный совет для тех, кто хочет начать писать. Наверное. Рекомендации простые: сбавьте скорость и не надо суетиться. Нужно понимать иерархию ценностей. Ты работаешь для Бога или, если человек в него не верит, для понимания себя и своих пределов. Важно то, что ты чувствуешь, насколько они высоки или широки. И в общем, это главное. Все остальное имеет относительное значение. Я знаю авторов первого ряда, которых не публиковали по пятнадцать лет. Вспомните Роулинг, которая в десятки издательств пыталась пристроить «Гарри Поттера», и никому он не был нужен. Не следует жить для чего-то там в будущем, а надо, в высоком смысле, сегодняшним днем Как вам кажется, ваш творческий процесс эволюционировал? Когда я писал первые вещи, испытывал много сомнений, постоянно взвешивал каждое слово. Сейчас я смотрю на себя критически, но к этому еще прибавился опыт. Я пытаюсь сосредоточиться на тех местах, которые действительно представляют для меня проблему. Обычно это попытка выразить то, что еще никогда не выражал. Кроме того, раньше я был связан с такой дамой, как муза. Иногда сидел и ждал ее в определенное время. Теперь мы не то чтобы постоянно вместе. У меня выработался рефлекс: сажусь за компьютер и начинаю работать. Французские журналисты спросили меня, кто является моей музой. Я их ужасно напугал, сказав, что это — смерть. На Западе ведь вообще не любят говорить о ней. Но я понимаю, что нужно успеть сказать все, что считаешь нужным. В этом отношении мысль о смерти является хорошим надсмотр щиком. Она приучает к ответственности и упорядочивает жизнь. Это как сочинение, которое пишешь в классе. В начале урока у тебя есть черновик, а потом смотришь на часы — оказывается, уже нет времени переписывать, сразу делаешь начисто. Не следует жить для чего-то там в будущем, а надо, в высоком смысле, сегодняшним днем. То есть стремиться не вперед, а вверх. Для этого нужно осознавать себя в своем времени и никогда не отчаиваться. Об этом, на самом деле, все мои романы. Текст: Екатерина Петухова
