Окончание. Начало статьи см.здесь Весной дел о травле стало втрое больше Некоторые из тех, кто посылает СМС-сообщения и письма с угрозами, подписываются своим полным именем. Но многие подписываются вымышленными именами. «В 90% случаев нам удается выяснить, кто это», — рассказывает Хешти Рёнхолт (Kjersti Rønholt), возглавляющая Интернет-патруль Kripos. «Многие СМС отвратительны, чудовищны, содержат огромный негативный заряд, но назвать их незаконными нельзя. „Отправьте их из страны" — это законом писать не запрещено», — говорит Рёнхолт. «Мы хотим, чтобы все заявляли о серьезных угрозах и высказываниях, содержащих ненависть. В таком случае для приговора нужна фотография того, что было отправлено, и допрос», — говорит Рёнхолт и показывает СМС-сообщение в адрес заместителя председателя Норвежской рабочей партии Хадии Тайик (Hadia Tajik): «Я хочу, чтобы ее застрелили. Я выплачу стрелку премию в 50 крон, если мне пришлют ее свинячьи уши. Сварю из них мусульманский супчик». Мужчину осудили на 16 дней тюремного заключения. Рёнхолт вздыхает, когда A-magasinet показывает ей некоторые из СМС, полученных Мани Хуссаини. «Интересно: сказали бы те, кто это пишет, ему то же самое в лицо, если бы с ним встретились? И как бы реагировали окружающие?» — задает она вопрос. Элин Мария Л'Эстранж (Elin Maria L'Estrange) Сразу же, как только она услышала первые выстрелы, она поняла, что на них кто-то напал. Все чувства обострились до предела, она не могла думать ни о чем кроме «ты должна бежать, прочь, скорее, сейчас!» А потом Элин Мария Л'Эстранж услышала выстрелы и крики в здании кафе. И подумала: «Сегодня я умру». Осенью 2012 года, больше чем через год после того, как она спаслась, потому что уплыла с острова, Элин Мария Л'Эстранж предложила, чтобы государство обязывало коммуны селить у себя беженцев. В последующие дни в ящик «Входящие» на Фейсбуке лидера организации AUF в губернии Акешхюс (Akershus) появилось несколько писем. В одном из них было следующее: «Это плохая идея. Лучше бы тебя застрелили, сама знаешь, где, надеюсь, ты там была, и там было скверно. Это слабое утешение. Предательница». Хочет использовать принуждение, чтобы расселять беженцев В своем новом решении отделение AUF из губернии Акешхюс предлагает лишить руководство коммун возможности отказаться от приема беженцев. Мигранты во временном лагере для беженцев на острове Сейланд, Норвегия «После этого я стала высказываться о политике в отношении просителей убежища и об иммиграции более осторожно. Я знаю, что если мне есть что сказать по этим темам публично, я должна быть готова получить такую обратную связь», — говорит 30-летняя Элин. Она считает, что «от участия в подобных дебатах счастливее не станешь». «Это проблема демократии, если политики не хотят говорить на какие-то темы. Но человеком надо оставаться и здесь», — говорит Л'Эстранж. На автора послания, где было написано «лучше бы тебя застрелили», она заявлять не стала. «И куда мне надо было идти? И зачем? Если полиция начнет расследовать все такие послания, у них ни на что другое времени не останется». Негр, обезьяна, мусульманский террорист «Среди членов AUF распространено мнение, что „дела закрываются, так что нам неохота ни на кого заявлять". Очень жаль. Я считаю, они должны были это делать. Некоторые дела не остаются без внимания», — говорит Фруде Эльгесем (Frode Elgesem). Он был адвокатом-координатором во время судебного процесса против Андерса Беринга Брейвика в 2012 году. «Важно доводить это до суда. Уголовное законодательство — важнейшее средство воздействия, которое есть у общества, чтобы сказать: так не пойдет». Он говорит, что в разных полицейских управлениях по-разному работают с такими заявлениями. «В Осло группа, занимающаяся преступлениями на почве ненависти, работает серьезно, но все равно закрывает много дел. Я понимаю, что доказать что-то может быть трудно. Но тех, кто подписывается своим полным именем, найти — не проблема», — говорит Эльгесем, который подчеркивает, что наказание можно получить не только за угрозы физической расправы. «Наказуемо может быть и то, когда кто-то называет кого-то негром, обезьяной или мусульманским террористом. „Жаль, что ты не умер на Утёйе" очевидно наказуемо», — говорит Эльгесем и указывает на то, что у членов AUF есть весьма ценный опыт, хотя заплачено за него было дорого. «Политика лишится чего-то важного, если поколение Утёйи запугают, и они из политики уйдут. И до 22 июля 2011 года существовали теории заговора, ненависть и люди, которые разделяли образ мыслей террориста», — подчеркивает Эльгесем. После теракта стало потише. На какое-то мгновение. Он считает, что все началось по новой, когда Рабочая партия во время миграционного кризиса в 2015 году решила принять 10 тысяч беженцев из Сирии. «Премьер-министр повела себя невнятно» «Никто не поддерживает действия Брейвика, но его идеи мы сейчас вновь встречаем в комментариях и некоторых группах в интернете. Большой вопрос, есть ли они и где-то выше в политической среде?» — спрашивает Эльгесем с иронией. «22 июля было политическим покушением. Дело Листхауг — четкий признак того, что это могут скоро забыть, желание применить к себе историю мало кому нравится. Тогда теории заговоров получают опасную легитимность и могут спровоцировать реакцию — такую, как на Утёйе. Нужен будет лишь один человек. Ребята очень боятся, потому что хорошо знают, к чему это может привести», — говорит он. Траурное шествие в память о жертвах терактов в Норвегии. 2011 год «Одновременно с тем, как социальные медиа превращаются во все более важные арены дискуссий, Норвегия получила несколько альтернативных источников новостей в интернете. На некоторых сайтах ведутся настоящие общественные дебаты. Все вместе может способствовать тому, чтобы точки зрения, которые раньше считались неприличными, стали вполне допустимыми», — считает Эльгесем. «Но для всех обладающих ответственностью политиков должно быть совершенно очевидно, что такое развитие может быть опасно». Он считает весьма прискорбным, что весной премьер-министру страны Эрне Сульберг понадобилась неделя, чтобы решиться публично выступить против своего тогдашнего министра юстиции Сюльви Листхауг. «Я считаю, премьер-министр действовала недостаточно четко. Некоторые рефлексы явно испарились после процесса по делу Брейвика в 2012 году». Эрна Сульберг говорит, что обеспокоена тем, что молодежь меньше занимается политикой, потому что ей это кажется небезопасным. «На нас всех, в том числе и на нас, политиках, лежит большая ответственность за то, чтобы сделать дебаты более конструктивными. То же я хотела сказать и на следующий день после того, как Сюльви Листхауг написала известные вещи в своем Фейсбуке. Это возмутительно и неприемлемо, что те, кто выжил на Утёйе, подвергаются травле и угрозам. Не должно быть так, что политически активные люди не чувствуют себя в безопасности. Я много времени потратила на работу с высказываниями, содержащими ненависть», — говорит премьер-министр. Тонье Бренна Вокруг Тонье Бренна (Tonje Brenna) лежало несколько мертвых подростков. Но она знала, что один парень жив. Она все время слышала, что он издает какие-то звуки. И когда полицейский прошел мимо него, потому что думал, что он мертв, она закричала: «Он жив! Вернитесь!» Парень выжил. Тонье Бренна не очень помнит все, что было в первые недели. Но она знает, что прошло всего лишь два дня с бойни на острове, а ей и прочим членам руководства AUF пришлось взять себе засекреченные телефонные номера. «Конечно, для этого были основания. Я знаю, что был один мужчина, который угрожал и мне, и многим другим. Но первые месяцы после 22 июля все для меня было, как в тумане», — говорит Бренна. Ей хотелось бы вести дневник. «Я писала некрологи и ходила на похороны, но однажды утром поняла, что сижу дома и не могу надеть на себя носки. А у меня были совершенно одинаковые черные носки!» Через несколько дней после 22 июля, перед зданием AUF на площади Youngstorget, разъяренный взрослый мужчина схватил ее спереди за рубашку и почти оторвал от земли. Он сказал, что это она виновата в том, что все дети на Утёйе погибли, потому что у нее не было там оружия. А потом он ее отпустил. И пошел дальше. Но агрессия не исчезла. «Я тоже получила несколько посланий типа „Ему следовало и тебя убить", но чтобы конкретно угрожали убить? Нет. Иногда я на какую-то секунду начинаю сомневаться. „Неужели я и Рабочая партия действительно такие плохие?"» — говорит Бренна. На следующий после теракта год, весной, она ушла с поста генерального секретаря AUF. Она не могла больше. В месяцы после теракта незнакомые люди иногда начинали плакать, когда ее видели. В конце концов она состригла свои длинные светлые волосы совсем. И тогда узнать ее стало не так легко. Однажды ночью в этом году, в марте, Тонье Бренна позвонили, примерно в то время, когда Сюльви Листхауг выложила фото моря цветов в своем офисе. Бренна думает, что этой весной в норвежской политике что-то произошло. «И тогда сообщения стали приходить и в дневное время. Обычно они приходят ночью». Тонье Бренна училась в одном классе с Мани Хуссаини в Йессхейме (Jessheim, небольшой городок в губернии Акешхюс — прим.ред.). Иногда они сравнивали полученные после теракта на Утёйи сообщения — фактически ради забавы. «Мои — сексистские, его — расистские», — говорит она. «Я хочу купить трусики, в которых ты была на Утёйе» Другие члены AUF рассказывают, что некоторые женщины подвергаются сексуальной травле. Корреспонденты A-magasinet разговаривали с девушкой, которой было 16, когда она пережила теракт на острове. Неделю или две спустя она обнаружила в своем домашнем почтовом ящике записку. Там было написано: «Я хочу купить трусики, в которых ты была на Утёйе». Девушка восприняла эту записку как угрозу. Но заявлять в полицию не стала. 30-летняя Тонье Бренна также не заявляла об угрозах. Она думает, что есть простое объяснение тому, почему лишь немногие это делают: «Никто не верит в то, что что-то делается. Речь идет о 500-600 детях, чья жизнь висела на волоске, и кому удалось спастись. И мы не верим в то, что что-то делается, когда получаем угрозы и когда нас травят! Всякий раз Полицейская служба безопасности говорит в своем анализе рисков, что у норвежских правых экстремистов велико стремление к насилию. И, тем не менее, внимание — особенно СМИ и политиков — сфокусировано на исламистах». «Нам, тем, кто пережил Утёйю, следовало бы стать консультантами в вопросах правоэкстремистского террора. Министерству образования и тем, кто готовит школьные пособия, надо бы в очередь выстраиваться, чтобы послушать о нашем опыте. В любой другой подобной трагедии нас бы использовали как консультантов». Ренате Торнес Ренате Торнес (Renate Tårnes) постоянно возвращается мыслями к каким-то событиям того дня. Прежде всего: она видела, как убивали ее парня Снорре. Но и к другим тоже. Девушка в Большом зале. Та, которая лежала на полу, а вокруг нее пятеро убитых. В нее выстрелили три раза, казалось, что она умерла. Но она вдруг задвигалась. Когда отмечалась первая годовщина трагедии, Ренате Торнес на сцене в Утёей спела песню «Покоритель сердец» группы «Кайзерс Оркестра» (Kaizers Orchestra). И она, и другие стали получать сообщения с выражениями ненависти. Большинство — на мобильный. Но когда она поменяла телефон, сообщения приходить перестали. Прошло шесть лет, все успокоилось. Траур по жертвам стрельбы на острове Утёйя, Норвегия. 2011 год Весной 2018 года Ренате Торнес стала генеральным секретарем AUF. Но впервые после 2011 года она не смогла пойти в офис на площади Youngstorget. Она боялась. «Мне было страшно», — признается она. Дебаты были острыми, члены AUF, которые высказывали свое мнение, стали получать угрозы. Ренате Торнес заметила, что правоэкстремистские группы в сети зашевелились. «Ты начинаешь проявлять осторожность: по отношению к звукам, людям, думаешь, где тут запасной выход. Твоему телу неспокойно, тебе трудно думать о чем-то связно, ты успокаиваешься, только когда возвращаешься вечером домой. И я сидела дома и работала», — говорит 28-летняя Ренате. Этой весной многие из тех, кто пережил теракт на Утэйе, вновь перестали чувствовать себя в безопасности. Многие рассказали A-magasinet, что снова стали ходить к психологу. «То, что это все больше превращают в пустяк, меня пугает. Мы должны признать, какие силы были в тот день выпущены на свободу. Эта ненависть реальна», — говорит Торнес, которая описывает свое собственное состояние как «постоянную погоню за безопасностью». «С точки зрения логики я понимаю, что вряд ли что-то столь же отвратительное может произойти вновь, но травмы и твоя собственная история подсказывают, что может. Это как быть в постоянной войне с самой собой». Ида Спьелькавик Из окна Малого зала Ида Спьелькавик (Ida Spjelkavik) увидела, как по тропинке идет одетый в черное мужчина. Он шел спокойно, как-то механически, почти как робот. Она увидела, что он стреляет. Стреляет в грудь, в голову. А потом он вошел. Когда Ида Спьелькавик закрывает глаза, она видит испуганные лица и взгляды друзей и знакомых — тех, кто был в Малом зале. Когда она прыгала из окна, она сломала лодыжку. Она не заметила это, когда бежала в лес: дальше, дальше, дальше; она заметила это гораздо позже. Прошло много часов, прежде чем Ида Спьелькавик снова смогла говорить после того, как ее подобрали в лодку. Ей посоветовали вернуться в офис AUF, чтобы снова жить нормальной жизнью. Она сидела в инвалидном кресле, на горле у нее был специальный воротник, и, несмотря на привычный вид на площадь Youngstorget, ничто больше не казалось нормальным. На ее площади по-прежнему лежали осколки. Спьелькавик, советник по международным вопросам в AUF, научилась нескольким техникам, помогающим бороться со страхом: Она дышала животом. Считала: 10, 9, 8, 7, 6… Пыталась думать, что в своей злобе Брейвик был уникален, что он был один. А потом в пятницу 2 сентября, в 15.55, на электронную почту пришло письмо: «Люди, поддерживающие Рабочую партию и AUF, могут рассчитывать на много проблем в будущем… Я рад, что вы обращаете внимание, что в разных местах Страны становится беспокойно!» Мужчина начал звонить. Он ничего не говорил, только тяжело дышал, и в конце концов Ида Спьелькавик обратилась в Полицейскую службу безопасности и заявила на него. Траур по жертвам стрельбы на острове Утёйя, Норвегия «Меня очень пугала мысль о том, что у террориста могли быть сторонники. Это было подтверждением того, что есть и другие, кто разделяет его экстремистские взгляды и ненависть по отношению к социал-демократам», — говорит она. Один день мужчина звонил ей то на рабочий, то на мобильный. И тогда ей сказали, чтобы она ушла из офиса, но домой не ехала. Она стала думать: а кончился ли теракт, она чувствовала, что снова бежит. Что его провоцировало? Она не знает, но у нее есть предположения: «На сайте AUF с указанием контактов мое лицо и телефонный номер шли самыми первыми. Полицейская служба безопасности считала, что его могло спровоцировать то, чем я занималась: борьбой с расизмом, иммиграцией и Палестиной», — говорит она. Полицейская служба безопасности выследила мужчину, который посылал электронные письма и звонил. Пока она решала, идти ли ей в суд, чтобы давать свидетельские показания против того, кто ей угрожал, она получила письмо по почте из полиции. «Дело закрыто в связи со смертью подозреваемого», — стояло там. Ида Спьелькавик тоже считает, что, если тебя травят, об этом надо заявлять в полицию. «Для меня речь тут идет о том, чтобы выставить на всеобщее обозрение правых экстремистов, расистов и неонацистов». 32-летняя Ида называет проблемой демократии то, что травля заставляет людей уходить из AUF и из политики. «Но я это понимаю. Я сама не смогла пойти на конференцию отделения Рабочей партии в Осло в этом году. Я боялась, была подавлена и измотана после дебатов об инициативе Сюльви Листхауг. Я-то думала, люди еще не забыли Утёйю, — говорит Спьелькавик и добавляет: «Мы — то поколение членов AUF, которые пережили ужасные вещи. Думаю, что другие мои друзья и коллеги редко думают о том, что я видела — как многим из тех, кого я знала, стреляли в голову. Что я напрасно пыталась оживить мертвых. Это хорошо, но вместе с тем важно, чтобы люди никогда не забывали, почему это с нами случилось. Потому что это никогда не должно произойти снова». Ина Либак (Ina Libak) У нее были прострелены руки. Это она могла пережить. Еще один выстрел попал в челюсть. Это было чуть серьезнее. Но когда еще один выстрел попал в грудь, она поняла, что умрет. Ина Либак лежала в лесу на Утёйе, вокруг нее было шестеро друзей. Они положили камни как пресс на все ее раны, и она сказала: «Вы должны идти. Я так тяжело ранена. Если вы здесь останетесь, вы умрете». Они ответили: «Разумеется, мы тебя не бросим». Она почувствовала облегчение. Она не останется одна, когда булет умирать от потери крови. «В последнее время я часто думаю о том, что нам не удалось провести общую границу. Что мы не сказали: Здесь. Проходит. Граница. Слишком много было того, с чем мы соглашались. Возможно, мы думали, что что-то — просто свобода слова, а на самом деле это не так», — говорит Ина Либак. «Выживу ли я?» — снова и снова спрашивала она себя в больнице. «Сделаем все, что можем», — отвечал врач. Из всех сериалов про больницы она знала, что это нельзя было назвать хорошим признаком. Но она справилась. Сейчас Ину Либак выдвигают в возможные преемники Мани Хуссаини на посту лидера AUF. 1 мая этого года она выступала в Сюнндалсэра (Sunndalsøra) в Мёре-и-Румсдале (Møre og Romsdal) Она говорила о спорах вокруг поста Сюльви Листхауг в Фейсбуке, о ненависти, которая, по ее мнению, вспыхивает снова, и о теориях заговора вокруг партии. Речь упоминалась в местной газете, несколько дней спустя о ней написала газета «Неттависен» (Nettavisen). В полвторого ночи один мужчина направил Ине Либак сообщение в Фейсбук. «Я постоянно буду возвращаться к тебе. Пока ты можешь забыть о половой тряпке и коммунистическом справочнике, который ты и так знаешь наизусть. Андерс Беринг Брейвик хорошо потрудился. Замечательно. Что бы мы без него делали. Надеюсь, он повторит свои подвиги, чтобы мы на Утёйе разделались с просителями убежища». Ина Либак часто говорит другим, что они должны сообщать в полицию, когда получают гадкие сообщения. Если к ненависти в сети будет привлечено внимание, может статься, что многие молодые поймут, что травле подвергаются не только они. «Думаю, что многие из нас, кому довелось пережить 22 июля, слишком боялись участвовать в дебатах. Думаю, мы боялись, что люди скажут, что мы пытаемся как-то использовать то, что с нами случилось. И тут, как мне кажется, мы делали ошибку. Но это была не только наша ошибка. Некоторые политические противники тоже должны нести ответственность, когда начали использовать такое понятие, как «вытащить карту 22 июля», — говорит она. 28-летняя Ина видела, что пришлось пережить ее предшественникам Эскилю Педерсену и Мани Хуссаини. Тем не менее, она согласилась, когда ее спросили, не хочет ли она возглавить организацию. «Должна признать, что я стала как-то немного отстраненно относиться к таким сообщениям. Постепенно это становится чем-то обычным. Я не хожу и не думаю о них постоянно. Если бы я это делала, я бы не стала членом AUF». Эта мысль ей в голову не приходила. «Я всегда считала, что период после 22 июля был одним из самых жестких и трудных, но вместе с тем и одним из наполненных наибольшим смыслом в моей жизни».
