Калининград, 1960-е: фотохудожник Юрий Павлов о плохом мальчишке на трёхколёсном велике и пальбе из пушек в порту

Сын капитана китобойного судна и известный калининградский фотохудожник Юрий Павлов рассказал о своём детстве и Калининграде образца 1960-х. "Жувачка" Моё детство — шестидесятые годы прошлого века, как ни ужасно звучит фраза "прошлый век". Отец был капитаном китобойного судна. Мы жили на улице Курортной на Верхнем озере. Там и сейчас стоят несколько трёхэтажных домов. Это были дома китобоев. Я даже помню фамилии соседей: Скоробогатовы, Ударцевы, Сивер. Возраст от четырёх до 12 — тот самый, когда подарки ценятся особенно. И когда ты понимаешь, что взрослые ничего не понимают. Например, одним из самых ценных подарков, которые привозили наши отцы из рейса, была "жувачка". Когда наши отцы возвращались из рейса, мы все выходили во двор с пачками жвачки. Она была одного сорта и двух видов: в зелёных пачках и белых. Надо было всех знакомых угостить. Если ты не угощал, то из тебя её просто вытрясали. Отец понял, какую ценность для нас, пацанов, представляет жвачка, и однажды привёз из рейса целый блок: 20 пачек, в каждой — пять пластинок. Настоящее сокровище. Одну пластинку можно было жевать неделю. Пожёванную несколько дней "жувачку" можно было подарить кому-нибудь в школе. И тогда он жевал её, пока кто-нибудь не выпросит. Иногда даже очередь составляли: ты жуёшь сегодня, он завтра, а вот он — послезавтра... Как-то отец привёз настоящее чудо. Это была машинка, этакий луноход с надписью "Space patrol" на борту. Он ездил сам и, когда подъезжал к краю стола, за считанные секунды до того, как упасть, разворачивался и ехал в другую сторону. Ну вот как, откуда этот набор шестерёнок в пластмассовом корпусе знал, что надо поворачивать именно сейчас?! На самом деле в этом "космическом патруле" всё просто было устроено, я потом в этом разобрался. А ещё у меня был пистолет. Игрушечный, но как настоящий. Серебристый такой, тяжёлый, стрелял пистонами. У меня его украли. Какой-то мальчишка не из нашего двора проезжал на велосипеде, выхватил у меня пистолет и укатил. Я очень расстроился, плакал. В калининградских магазинах таких игрушек и близко не было. Как я защищал свою территорию Мне тогда было года три. Совсем маленький. Мы только переехали в квартиру на Курортной. И наши соседи тоже. И вот они пришли к нам знакомиться. Отец был в рейсе. У соседей, мамы с сыном, моим ровесником, тоже. Соседского мальчишку звали Лёша, и я запомнил его на всю жизнь. В углу нашей квартиры стоял телевизор. Один из самых первых. Очень маленький. По моде тех лет наш телевизор был накрыт белой кружевной салфеткой. А на ней стояла очень красивая китайская ваза. И тут к нам в квартиру на трёхколёсном велосипеде въезжает Лёша. У меня такого велосипеда не было. А что такое трёхколёсный велосипед в те времена? Это всё. Это статус, предмет зависти. Я взял красивую вазочку и зафигачил её в Лёшу. Вазочка разбилась. Лёша остался цел. Только его мама расстроилась. Она подумала, что Лёша имеет какое-то отношение к разбившейся вазочке. Лёшина мама собрала осколки и сказала, что у них есть специальный клей и они эту вазочку обязательно склеят. И таки склеили! Принесли нам, и Лёша снова приехал к нам на трёхколёсном велосипеде. И я снова беру эту вазочку, и снова фигачу её в бедного Лёшу. До Лёши вазочка не долетела. Разбилась на мелкие кусочки. Склеивать второй раз её не стали... Баклажаны из Одессы Мой отец был капитаном китобойного судна "Скорый". Он уходил в рейсы на полгода и больше. Самое моё яркое воспоминание об отце — это не его приход, когда он привозил подарки. Самое яркое — это история с велосипедом, который у меня наконец-то появился. Конструкция позволяла быстро превратить его в двухколёсный, практически "взрослый" вариант. Понятно, что у мальчишки, пересевшего с трёхколёсного на двухколёсный, во дворе резко повышался статус. Но была одна проблемка — ездить на двух колёсах я не умел. Мы вышли во двор. Отец долго и терпеливо возился со мной, пока я не научился ездить, и я до сих пор безумно благодарен ему за это. Как-то отец привёз из рейса нечто вообще фантастическое — банку консервированного ананаса, нарезанного ломтиками. Ничего более вкусного я не ел. Такого в Калининграде не было ни у кого. О чём вы говорите, какие ананасы? В Калининграде не было баклажанов. Ну вот не было, и всё тут. Я хорошо помню, как мама везла чемодан баклажанов из Одессы. Бабушка потом из них икру делала. Это был настоящий деликатес. В нашем доме было много детей. Мы дружили потому, что дружили наши родители. Мы ходили друг к другу в гости. Самой большой радостью было забраться под стул и накрыть его каким-нибудь одеялом. Получалась тёмная-тёмная "комната", в которой страх смешивался с детским восторгом. Встреча Меня один раз взяли с собой в порт встречать отца. Мы ехали на такси. Для маленького мальчишки это было долгое путешествие. В сам порт нас сразу не пустили. Было много народу, кругом — милицейские кордоны. Что-то уточнялось, записывалось. И все ждали, когда в порт зайдут китобойные суда с командой "Юрия Долгорукого". Сама база в порт не заходила. Она в канале не помещалась. И вот толпу празднично одетых людей запустили. Мы прошли на пирс. Китобойные суда шли, выстроившись в колонну, и вовсю палили холостыми зарядами из гарпунных пушек на носу. Приходилось открывать рот, чтобы не повредить барабанные перепонки. Представьте, пара тысяч людей на пирсе, и все — с открытыми ртами. Суда шли на расстоянии 150–200 метров друг от друга. Названия всех китобойцев начинались на "С": "Скорый", "Совершенный", "Секущий", "Современный". Все члены команды, кто только мог, — на палубе. И когда китобоец подходил к пирсу совсем близко, люди начинали узнавать своих близких, махать руками. Представляете, они не виделись полгода, а то и все восемь месяцев, и вот… Отец стоял на мостике. Он не смотрел на берег и никому не махал. Он руководил швартовкой. А потом с его судна спустили трап, и мы по нему поднялись на судно к отцу... Дома по случаю возвращения отца, конечно же, был праздник. У меня всё детство прошло от одной праздничной встречи отца до другой. Пингвины, айсберги, море Я очень любил рассказы отца про пингвинов. Какие они большие, важные, как смешно ходят, какие они красивые. Суда китобойной флотилии "Юрий Долгорукий" на французском острове Кергелене, это уже Антарктида, пополняли запасы воды. На Кергелене обитало много пингвинов. Когда я был в первом классе, мама мне сказала: "Напиши отцу письмо. Он скучает". А я только-только писать научился. И что я ему напишу? "Папа, здравствуй"? А дальше что? И тогда я решил отцу посылать рисованные письма. Я рисовал пингвинов, море, айсберги. Айсберги меня поражали. Ну как это так: плавает такая огромная штука размером с футбольное поле, а большая её часть — под водой! И я рисовал отцу айсберг, а на нём стояли пингвины. А среди айсбергов с пингвинами я рисовал китобоец с гарпунной пушкой на носу. Такое романтическое у меня было представление о работе моего отца. Китобои привозили из рейса сувениры. Практически одинаковые. Например, засушенные морские звёзды. Или ракушки, огромные. У нас была такая, даже с подсветкой. А ещё меня для оздоровительных целей заставляли пить китовый жир. По столовой ложке в день. Гадость страшная! Мама говорила, что это очень полезно. Я пил. Китовый жир в пузырьке хранился в "холодильнике" — так называлась ниша под окном на кухне. Электрических холодильников тогда не было. На отцовской работе Как-то судно отца вернулось из рейса без одной из лопастей винта. Никто так и не понял, из-за чего это произошло. Судно начало сильно трясти, и китобои поняли, что потеряли лопасть. Они пришли в Калининград на малых оборотах, очень медленно. Из Калининграда им надо было идти в Ригу на ремонт. И отец взял меня с собой. Представляете, настоящее плавание! Я к этому моменту увлёкся фотографией. Отец подарил мне фотоаппарат "Смена", а когда мы пришли в Ригу, купили фотоувеличитель и бачок для проявки фото. И первую свою фотографию я сделал там. Мои родители хотели, чтобы я стал военным. Тогда это было очень престижно. Но я категорически не хотел быть никаким военным. Я окончил Калининградский технический институт рыбной промышленности. Сегодня он называется КГТУ. И когда окончил, понял, что инженером работать не буду. Отец моё увлечение фотографией не понимал. Вообще родители относились к этому очень несерьёзно. Я не пошёл по их стопам, не связал свою жизнь с морем, не стал военным, не стал инженером... Просто разгильдяй какой-то. Ну что это за род занятий такой — фотография?! Что это за ерунда?! И уже в зрелом возрасте, получив первый приз на международном биеннале, я сказал об этом отцу. Он ответил: "Ну... Первое место — это серьёзно". И только после этого стал как-то с уважением относиться к моему занятию фотографией. Как и положено нормальному калининградскому китобою, отец очень модно одевался. До сих пор помню его габардиновый плащ, костюм и обязательную фуражку, которую моряки называют мица. В гражданской одежде, но обязательно в фуражке — это была традиционная форма одежды калининградских моряков. Отец привозил из рейса много фотографий. Например, разделку добытого кита на палубе. Я смотрел на этот снимок, и мне было страшно. Я смотрел и думал: "Такой красивый. Жалко, что с него снимают кожу". А ещё в альбоме, который мне подарил отец, была фотография, как на "Юрии Долгоруком" разбирают фальш-палубу. Это такой настил из досок. На нём китов разделывали. Дубовые доски быстро пропитывались кровью и слизью. По ним ходили в специальной обуви, подбитой гвоздями, иначе невозможно устоять, очень скользко. Разборка фальш-палубы — настоящий праздник для китобоя, означавший конец промысла. Отец оставил мне прекрасный фотоальбом. Он сделал его специально для нас с сестрой. Это действительно семейная реликвия. Другое время Ну что за глупости. Слушайте, давайте без этих разговоров про китобоев — "убийц китов". В шестидесятые — семидесятые профессия китобоя была, наверное, самой почётной в Калининграде. И никому и в голову бы не пришло обвинять этих людей в убийстве. Это как сегодня рыбака обвинить в убийстве селёдки или трески. Или фермера — в убийстве свиней, куриц или телят. Мы жили по стандартам своего времени, и это было другое время. У нас нет никаких оснований обвинять наших отцов в чём-либо. Тем более ещё неизвестно, в чём нас самих будут обвинять наши дети. Давайте немного об этом подумаем... Проект "Народный архив Калининграда 1960–1980 гг." реализует АНО "Музей городской жизни" с использованием президентского гранта. Школьники, студенты и другие горожане под руководством историков, социологов, журналистов брали интервью у моряков, музыкантов, фарцовщиков, учителей, водителей трамваев, хорошо помнящих наш город тех лет. "Клопс" уже публиковал некоторые материалы, собранные в рамках проекта. Калининградский фарцовщик Сергей Шнюков рассказал о жизни в 1970-е. Всего было взято около сотни интервью, собрана база уникальных фотографий из семейных архивов калининградцев, а также письма, документы и личные вещи. Всё это станет основой экспозиции будущего музея "Дом китобоя". Музей должен открыться осенью следующего года. Он расположится во дворе Калининградской областной научной библиотеки. Часть собранных материалов будет передана на вечное хранение в Государственный архив Калининградской области. Как рассказал "Клопс" Александр Быченко, владелец частного музея, "Дом китобоя" будет необычным музеем. Его концепцию и дизайн разрабатывают питерские проектировщики из "Художественно-придумывательного сообщества", известного созданием ярких музейных экспозиций в Таллине, Сургуте, Санкт-Петербурге, Гатчине и других городах. В "Доме китобоя" посетитель сможет познакомиться с калининградскими традициями, с модой и кулинарией тех лет, посмотреть польское телевидение шестидесятых, послушать популярную в те годы музыку. О том как жили китобои, можно прочитать в спецпроекте "Клопс".