«Факт должен без остатка раствориться в вымысле». Писатель - о творчестве
Людей, каждая книга которых попадала бы в короткие списки важнейших литературных премий, в современной России можно пересчитать по пальцам. И вот один из этих уникумов живёт и трудится здесь. Корреспондент «АиФ-Красноярск» побеседовал с Александром Григоренко, воспользовавшись 50-летием писателя в качестве повода. Приходилось и махать кулаками Евгений Эдин, «АиФ-Красноярск»: Александр, однажды ты сказал, что твои вещи - автобиографические. Вероятно, вопросы глобальные, архетипические ты примерял на себя очень страстно, очень лично. Гордыня, покаяние, сознание своей исключительности... Александр Григоренко: По-моему, большинство людей, решивших заняться искусством, эти вещи на себя примеряют. Как сказал Чехов, «всё, что я узнал о природе человека, я узнал в процессе познания самого себя». Литература - самый доступный, в материальном смысле, вид лицедейства: никакого реквизита, кроме принадлежностей для письма, не надо. - В детстве ты был хулиганом, «ботаником»? - В моем роду не было деструктивных идеалов. Мата я не слышал ни от родителей, ни от родственников, хотя те и другие были не ангелы. Изначально я воспринял это как норму, а те жестокие законы, по которым приходилось жить в школе, во дворе, в спортивной секции, в армии - как отклонение от неё. Буревестником я никогда не был, равно как и «рыцарем без страха и укропа» (как говорил один из довлатовских персонажей). Конечно, приходилось иногда махать кулаками (и не всегда успешно). Имелся даже «неуд» за поведение, кажется, в седьмом классе. Но в целом я был мальчик созерцательного склада - книжки, рисование и прочее. Примерность детства с лихвой компенсировал в молодости, да и в более зрелые годы, но об этом лучше не рассказывать. Факт - грубая вещь - Ты один из опытнейших журналистов края. Это твой хлеб. Ты можешь писать обо всём или есть исключения? - То, что я давно работаю в прессе, не значит, что я опытнейший. Есть люди безмерно опытнее. Можно вообще с годами утратить профессиональные навыки. Я знал мастеров фоторепортажа, которые к старости начинали снимать «от пупа». То ли им надоело, то ли достигли всего, чего хотели. Наверное, примерно то же происходит и со мной. СМИ сейчас намного больше, чем нужно, поэтому весомость их снижается - вплоть до невесомости. А писать обо всём я, конечно, могу. Когда приходилось это делать, наступали самые тягостные времена моей жизни. Я не хочу, чтобы они возвращались. Что я могу написать о биржевых играх, блокчейне, майнинге и биткоинах, если для меня это китайские глаголы? В прессе в основном читаю авторские колонки, поскольку там есть стиль мысли. Пожалуй, сейчас для меня это самое интересное в журналистике. - Бывает ли, что происходящее в быту в данный момент проникает в сюжет? Ссора с женой, непонимание с детьми... У тебя три дочери. Это не преломилось в творчестве? - Наверное, бывает. Я толком и сам не знаю, откуда что берётся. Описывать реальные семейные ситуации пробовал, но получилось только однажды. В маленьком рассказе «Фимочка». Все остальные попытки заканчивались позорно. Факт - слишком грубая вещь, чтобы руководствоваться им при написании литературного текста. Факт должен без остатка раствориться в вымысле, в воображении, тогда он хоть сколько-нибудь сможет походить на правду. Что касается дочерей, то для меня маленькие дети вообще - это девочки. Так уж сложилось. Мальчиков на их месте теперь даже и не представляю. «Оды роботам - научный нарциссизм» - Как правило, в современном мире заработать литературой не получается. Твой случай не совсем классический. Самые крупные деньги даёт литературная премия, выкуп прав на экранизацию, роялти? - Мои книги издаются в маленьком издательстве маленькими тиражами, поэтому мой опыт нельзя считать коммерчески успешным. Премии, переводы и покупка прав на экранизацию, конечно, больше, чем деньги, полученные от продажи книг. Но это явно не золотая река, если сравнивать с действительно успешными проектами. Большую часть жизни я был человеком, живущим от зарплаты до зарплаты. Таковым пока и остаюсь. - Искусственный интеллект успешно пишет музыку под Моцарта. Однажды мы сможем прочитать вполне толстовское продолжение Карениной. Искусственный интеллект - младший брат человечества? Каково его будущее? И какое может быть будущее у человечества? - Вполне «толстовским» продолжение «Анны Карениной» не может быть по определению, потому что Толстой - живой человек (по крайней мере, был им), а искусственный интеллект - железка. Переход неживой материи в живую до сих пор не объяснён наукой (к радости креационистов и досаде материалистов). И не будет объяснён, потому что его не было. Оды роботам, искусственному интеллекту - одно из проявлений научного нарциссизма. Так прогрессопоклонники любуются сами собой - ну и пусть себе любуются. Искусственный интеллект - никакой не младший брат, это продукт, пусть и очень мудрёный. Конечно, у него, как и у всякого продукта, есть власть над людьми, но, я думаю, у алкоголя такой власти больше. А что касается будущего человечества, то за этим, наверное, лучше обратиться к какому-нибудь вечному эксперту и вообще к тому роду смелых беззастенчивых людей, которые имеют ответ на любой вопрос. В Евангелии от Иоанна Христос говорит: «Что вы спрашиваете Меня о том, что будет? Будущее внутри вас». У кого какое сердце, тот так и проживёт. Астафьев - наше всё - Чем увлекаешься? - Певец Штоколов рассказывал: когда он учился в авиационном техникуме, то увлекался пением, а когда вышел на сцену, увлекаться стало нечем. Так и у меня. Люблю, правда, шататься по лесу. - Астафьев у нас действительно крупнейшая величина всех времён (в крае) или он оттеснил в тень других достойных авторов? - Астафьев никого не мог оттеснить, потому что он был писателем национального масштаба. Таковым и остаётся, хотя читают его меньше, чем при жизни. Он и сам это предвидел. Вообще, это ложная идея, что последующие затмевают предыдущих. После Пушкина начался век великой русской литературы, но нельзя сказать, что Толстой, Достоевский, Гоголь, Тютчев его затмили. Даже наоборот. Кстати, никто не сравнится с Астафьевым и по уровню общественного и государственного признания. Он в последние годы хоть и крыл советскую власть, но оставался едва ли не самым титулованным литератором. Из-за него Овсянка перевидала начальства не меньше, чем Давос. Теперь что-то подобное вряд ли можно представить, какие бы таланты ни порождала сибирская наша земля. - Что посоветуешь читать современным детям? - В становлении и развитии человека у чтения нет замены. Только чтение воспитывает жадность ума. И вопрос, сколько читать, в раннюю пору важнее вопроса, что именно читать. Детство я проблуждал по литературной периферии. Рассказы о монгольских пионерах, военная реформа Гая Мария, проскрипции Суллы, болгарский журнал «Кино изкуството», который читал в оригинале (не понимаю, как мне это удавалось), занимали меня куда больше, чем персонажи «Невского проспекта», тем более Онегин с Ленским. Мои дети блуждают отчасти по моим стопам. Пройдя с ними обязательную младенческую программу: Чуковский, Линдгрен, Андерсен, Успенский, Михалков, Тувим, Маршак, «детский» Толстой, Хармс, - я отпустил вожжи. И как-то сами собой, вместе с кучей макулатуры про юных детективов и принцесс, стали проникать к ним Чехов, Горький и даже Шекспир... Мне бы хотелось видеть своих детей начитанными, но я их вижу просто хорошими. Всякий человек не только наследует и продолжает, но и начинает всё с нуля, а здесь любые влияния условны.
