Топ-10 модернистских зданий Алматы

Дворец Ленина (Дворец Республики). 1967–1970; 2010 Проспект Достык, 56 Архитекторы Н. Рипинский, Л. Ухоботов, Ю. Ратушный, В. Ким, В. Алле, А. Соколов; конструкторы В. Кукушкин, В. Сушенцев. Реконструкция — Т. Ералиев и др. Это было не только самое важное, но и самое красивое здание советской Алма-Аты. Недаром именно оно репрезентировало казахскую архитектуру во всех журнальных публикациях и фигурировало на обложках книг. Причем не только в 1974 году, но и в 2012-м: на обложке каталога выставки в Вене — представительствуя уже за всю советскую архитектуру. Многозначное, но на удивление гармоничное, оно успешно олицетворяло как единство партии с народом, так и национальное своеобразие. Носителем последнего был лихо загнутый козырек кровли, в котором увидели и полог казахской юрты, и калпак, и древние памятники Мангыстау, ставшие новым прототипом для конструирования национальной идентичности: оказалось, что у «кочевой нации» были не только юрты. Облицован козырек был чешуйками из анодированного алюминия, которые штамповали прессом на местном автозаводе. Чешуйки золотятся на закате, а крыша парит, — и эта любимая метафора модернизма здесь не метафора. Кровля лежит на собственных опорах, а стены ее не касаются — как в японской архитектуре, которая находится в столь же сейсмоопасной зоне и всегда прибегала к подобному разведению нагрузок. Но после реконструкции дворец напоминает другую архитектуру, возможно, китайскую — куда более понятную современному заказчику. Кинотеатр «Целинный». Фото: Юрий Пальмин Кинотеатр «Целинный». 1964 Улица Масанчи, 59 Архитекторы С. Розенблюм (автор типового проекта), В. Кацев, Б. Тютин (привязка к месту); инженер В. Семенов; художник Е. Сидоркин Скромный типовой проект стал символом новой жизни: никогда в Алма-Ате здание еще не было так открыто городу. А за стеклянным фасадом летели кони Евгения Сидоркина — из старой жизни в новую. Сегодня в этой печальной коробке трудно признать «первый в стране широкоформатный кинотеатр» и самый популярный в городе, чей зал на полторы тысячи мест с трудом вмещал всех желающих (два миллиона зрителей в 1982 году!). Демократичный по вместимости и по облику, он логично завершал алма-атинский «бродвей» и в то же время начинал движение города на запад: всего в двух кварталах за ним тогда еще белели мазанки. А сияющее по вечерам фойе кинотеатра манило почище любых рекламных плакатов! Целиком стеклянный фасад был для города новостью. Это фойе стало первым в Алма-Ате образцом общественного пространства, где город перетекает в интерьер, сами же кинотеатры остаются основным видом культурного досуга. Главным же шедевром «Целинного» стали сграффито Евгения Сидоркина в фойе. Уроженец Вятки и студент ленинградской Академии художеств, Сидоркин влюбился сначала в однокурсницу, а затем в ее родной город. Поженившись, молодые художники уехали в Казахстан, где Сидоркин быстро стал национальным героем, иллюстрируя народные сказки и эпос. Позднее сграффито «Целинного» не только заменили копией, но и вынесли наружу — из фойе на торцевую стену кинотеатра. Как будто иллюстрация из книги неожиданно оказалась на ее обложке, совсем не готовая к такой публичности. Сграффито Евгения Сидоркина в фойе кинотеатра «Целинный». 2018. Фото: Юрий Пальмин В 2018 году в кинотеатре началась долгожданная реконструкция. Забытое здание стало превращаться в Центр современной культуры «Целинный». Первое чудо случилось уже летом: сграффито Сидоркина в фойе, которые считались утраченными, оказались просто зашиты гипсокартоном! Конечно, они повреждены (подконструкции вбивали прямо в рисунок), но будут возвращены к жизни. Жилой комплекс «Три богатыря». Фото: Юрий Пальмин Жилой комплекс «Три богатыря». 1967–1970 Проспект Достык, 44 Архитекторы А. Петров, А. Петрова, Г. Джакипова, Б. Чурляев, Н. Чистоклетова; конструктор Н. Матвиец Проспект Ленина застраивался единовременно, но не как классический ансамбль, а как ритмически организованный набор похожих объемов. Пластины жилых домов встают то выше, то ниже, то выходят на проспект, то отступают от него, — и та же вибрация продолжается в масштабе здания. «Три богатыря» — не единый объем, но и не отдельные башни, они рядом, но не вместе, соединены, но не слиты. Эту схему обусловила сейсмостойкость, а планировка — с четырьмя квартирами на этаже и угловым проветриванием — оказалась так удачна, что была повторена в башнях на другой стороне проспекта. Все три корпуса обнесены по периметру балконами-лоджиями (они же работают как солнцезащита), а пустоты между корпусами авторы мыслили как террасы для садов. Но жители постепенно не только остеклили балконы, но и заполнили таким же «самостроем» все эти пустоты. Казалось бы, проницаемость и воздушность исчезли, «богатыри» сомкнули ряды, но это сделало дом лишь еще пластичнее. Словно бы жильцы довоплотили то, что архитектор лишь наметил, скруглив балконы. Смотровая площака в Медеу. Фото: Юрий Пальмин Селезащитная плотина и смотровая площадка. Урочище Медеу. 1964–1967 Конструкторы Г. Шаповалов, Ю. Зиневич На этом месте мог бы стоять многопудовый бронзовый памятник (и проект такой был). А парят лишь пять «птичек-галочек» (да еще обшитых деревом), в которых даже букву V — символ победы — не всякий угадает. Летом 1973 года город замер в страшном ожидании: на Алма-Ату пошел сель. Подобный грязевой поток похоронил в 1963 году озеро Иссык, после чего в урочище Медеу начали спешно сооружать плотину. Гидротехническое чудо высотой 150 м, шириной 800 м и длиной 530 м создали в 1966 году методом направленного взрыва, — и плотина справилась с селем, задержав 5,5 млн кубометров камней и земли. Однако, как и все советские «победы над природой» (целина или поворот рек), сооружение плотины не могло не иметь оборотной стороны и оставило много вопросов. И это не только вопрос о том, почему под селем погибло 70 человек, но и о том, был ли правильно выбран сам метод взрыва и не спровоцировал ли он сель... Цирк (Казахский государственный цирк). Фото: Юрий Пальмин Цирк (Казахский государственный цирк) и гостиница цирка. 1966–1972; 1978 Проспект Абая, 50, 50/1 Архитекторы В. Кацев, А. Кайнарбаев, И. Слонов; конструкторы Дробинко, С. Матвеев, М. Плохотников Взяв в середине 1950-х курс на индустриализацию архитектуры, власть требовала от союзных республик унификации и уникальных проектов (в частности — цирков), но столицы этому подспудно сопротивлялись, и именно цирки стали одной из главных арен их конкуренции. В итоге цирки везде абсолютно разные и прекрасные — хотя даже технологии диктуют, казалось бы, близость образов. За основу алмаатинского цирка был взят ашхабадский проект, но его быстро стали видоизменять: зданию была уготована ведущая роль в новом культурном кластере у пересечения проспекта Абая и Весновки (наряду с будущими музеем и театром), и поэтому он, как минимум, должен был быть выше. Он действительно сильно вытянулся необычным куполом с «бриллиантовыми» гранями, но стал еще и шире: просторные, сплошь остекленные фойе давали вид на город (а кроме того, в них расположилось 14 буфетов). Поэтому если это и «юрта» (на сравнение с которой неизбежно наводит круглый план), то сильно модифицированная — так же далеко ушедшая от прообраза, как этот цирк от передвижного шапито. О кочевничестве же напоминает лишь позже пристроенная элегантная гостиница с эффектными балконами. Гостиница «Казахстан». Фото: Юрий Пальмин Гостиница «Казахстан». 1973–1978 Проспект Достык, 52 Архитекторы Л. Ухоботов, Ю. Ратушный, А. Анчугов, В. Каштанов; конструкторы А. Деев, Н. Матвиец; инженер А. Татыгулов; художники М. Кенбаев, Н. Цивчинский Памятуя о страшных землетрясениях 1887 и 1910 годов, Алма-Ата долго не решалась покорять небо, — хотя весь мир уже знал слово «Байконур». Поэтому логично, что первый небоскреб столицы забрал имя у низкорослой гостиницы (ставшей «Жетысу»), чтобы символизировать новый Казахстан — современный и высокотехнологичный. Это было первое в СССР 26-этажное здание, построенное в зоне девятибалльной сейсмичности: сначала залили мощную плиту фундамента, затем методом скользящей опалубки отлили 102 метра ядра жесткости, потом нанизали на него стены — тоже монолитные, но уже в объемно-переставной опалубке. Триумф технического прогресса неожиданно увенчала корона из анодированного алюминия. Изначально она не предполагалась, но дух времени менялся, и архитекторы успели его уловить: репрезентативность становится важнее функциональности, национальное — важнее интернационального, а прошлое — интереснее будущего. Однако венценосная эта особа, оставаясь и по сей день главной городской доминантой, не репрезентирует власть, это подарок гостям города. В каждом номере есть вид на горы — для этого все эркеры хитроумно вставлены под углом к фасаду. Что помогает и проветриванию: именно с гор дуют прохладные вечерние бризы. Водно-оздоровительный комплекс «Арасан». Фото: Юрий Пальмин Водно-оздоровительный комплекс «Арасан». 1977–1983 Улица Тулебаева, 78 Архитекторы В. Хван, М. Оспанов; конструкторы В. Чичелев, К. Тулебаев; художники Б. Пак, В. Константинов, Р. Кажахметов, А. Корнеев Главной причиной появления «Арасана» была, конечно, не «острая нехватка помывочных мест», а то, что в Ташкенте в 1977 году появился великолепный банный комплекс, построенный по проекту москвича Андрея Косинского. Но рядом с ним «Арасан» кажется термами Каракаллы. Это самая большая баня в СССР — площадью 19 тысяч кв. м, с пропускной способностью 3200 человек в день. Но если ташкентские бани щедро изукрашены, то здесь единственным украшением здания становится пластика. Купола задают тему, и все стены начинают плавно закругляться. Внутри роскоши больше, особенно красивы «храмы» бассейнов, где почти весь пол занят водою, а наиболее эффектно выглядит восточный зал — практически античный тепидарий. И этот контраст сдержанного экстерьера и роскошного интерьера напоминает не только древний Рим, но и его дальнего отпрыска — советское метро: такие же «дворцы для народа», как и эта баня, где все, как и в бане, равны. «Пройдут столетия — поздравляет Кунаева с 80-летием коллектив газеты “Вечерняя Алма-Ата”, — а мужики в парной всегда будут вспоминать Вас добрым словом!» Дворец пионеров и школьников. Фото: Юрий Пальмин Дворец пионеров и школьников (Дворец школьников). 1978–1983 Проспект Достык, 124 Архитекторы В. Ким, Е. Средников, А. Зуев, Ю. Локтев, Б. Алибеков, Т. Абильда; конструктор Б. Мусургалиев; инженер А. Алексеев; художники Г. Завизионный, И. Завизионная, Г. Козлитин, Ю. Суппес Вычурная планировка здания объясняется тем, что изначально проект делался как музей космоса на Байконуре, а все его изгибы — это «спираль галактики». Впрочем, советские дети всегда хотели в космос, поэтому приняли дворец благосклонно, а тонн мрамора и хрусталя просто не заметили. Хотя по богатству внутренней отделки дворец не уступал новому зданию ЦК партии: гранит и мрамор, деревянные полы и панели, хрустальные люстры, цветные горельефы, бронзовые ручки и балясины лестниц, а в зрительном зале — колосники, карман для декораций, софиты и поворотный круг. «Все по-взрослому, все как для взрослых!» — с удовольствием вспоминает один из авторов. А чтобы связь поколений была неразрывна (как переход из пионеров в комсомольцы и далее в коммунисты), дворец особым путем должен был соединиться с Дворцом Ленина: вдоль русла Малой Алмаатинки предполагался широкий зеленый пешеходный бульвар (проект воплощен не был). Детали здания настойчиво говорят о его принадлежности постмодернизму: по фасадам скачут окна всех возможных форм, одеваясь при этом в наличники, а над ними лепятся ложные фронтоны. Но возникновение «игровой архитектуры» отчасти объясняет детское назначение здания. Жилой комплекс «Аул». Фото: Юрий Пальмин Жилой комплекс «Аул». 1983–2002 Улица Толе Би, 278, 280, 282, 284 Архитекторы Б. Воронин, Л. Андреева, В. Ви, М. Джакипбаев, Е. Рыков; конструкторы С. Матвеев, Г. Клочковская, В. Зинштейн, С. Кайнарбаева, А. Зайковская Два микрорайона — «Аул» и «Самал» — завершили советский жилищный эксперимент в Алма-Ате и достойно увенчали историю ее монолитного домостроения. Этот тип строительства, скованный хрущевскими догматами об экономии, развивался в СССР медленно, но у Алма-Аты была особая причина продвигать именно его: в девятибалльной сейсмической зоне такие дома были наиболее надежными. И если «Самал» стал первым полноценным монолитом (здесь перекрытия не приваривали к закладным деталям, а отливали вместе с ними), то «Аул» — венец формообразования. Каждая башня сделана в виде трилистника, чтобы соприкасаться с другой и вместе взрывать прямоугольную монотонность спального квартала. Это позволяло организовать комфортное текучее пространство дворов, а изгибы стен и россыпь балконов были призваны максимально спрятать квартиры от солнца, — и это практически первая в Алма-Ате попытка решить проблему инсоляции сугубо архитектурными средствами. Она не совсем удалась, да и от всего комплекса, где было 33 башни и масса инфраструктуры в стилобатах, построен лишь фрагмент, но это была достойная попытка дать массовому жилью достойную архитектуру. Аппаратно-студийный комплекс Казахского телевидения. Фото: Юрий Пальмин Аппаратно-студийный комплекс Казахского телевидения. 1973–1983 Улица Желтоксан, 185 Архитекторы А. Коржемпо, Н. Эзау, В. Панин; инженеры С. Каламкаров, Б. Исмаилов, А. Федорук По облику этого здания не скажешь, каким высокотехнологичным оборудованием он наполнен, зато легко догадаться, что там внутри создаются зрелища. Волшебный ларец обернут «гармошкой» зеркального стекла и увешан бахромой сталактитов-мукарн: то, что в традиционной исламской архитектуре находится внутри (как, например, в мавзолее Ходжи Ахмеда Ясави), вывернуто наружу. Это чисто театральный прием (деталь, вырванная из сакрального контекста и переиначенная), но и весь дом, мерцающий множеством оттенков камней, окруженный роскошной растительностью и фонтанами, мог бы стать декорацией к экранизации восточной сказки. Неожиданно пышная архитектура технического, в общем-то, сооружения объясняется не столько высокой важностью телевидения, сколько расположением здания — в ансамбле одновременно проектируемой Новой площади и по соседству со зданием ЦК партии. Оно симметрично отвечает и Центральному музею Казахстана, который мог бы быть похож на АСК, если бы его дали построить Александру Коржемпо. Здание можно было бы назвать одним из первых в Алма-Ате образцов постмодернизма, но в нем совсем нет фирменной иронии этого стиля — как будто авторы думали о каком-то идеальном в платоновском смысле телевидении, а не о реальном.