Ёлка: «Я блаженная чуток, хотя на самом деле нет»
И хотя зимой и летом она в черном и похожа на Мартишу из «Семейки Аддамс», Ёлка — одна из самых позитивных артисток на нашей сцене. Едва появившись в кафе, где мы встречались, Лиза сквозь смех выдала: «Ресницы наклеила криво, платье надела мятое, но какая сегодня погода! Кайф!» Лиза, а ты, оказывается, можешь говорить не только о работе! Концерты, музыка, собаки… У меня узкий набор тем для интервью. (Смеется.) Прекрасный набор. Скоро концерты? Всегда концерты на самом деле. Это большое счастье для меня как для артиста. Скоро тур, то, от чего я отнекивалась несколько лет. Почему? Потому что мне казалось, что тур — это то, что тебя изматывает в край и не дает насладиться моментом. В моем представлении туры были именно такими. Тур — это когда ты уезжаешь из дома на месяц-полгода. Это связано с чем-то трудоемким. Может, высокопарно скажу, но я не могу к концертам относиться как к каторге. Я люблю ждать выступлений, люблю выходить с ощущением, что соскучилась. Поэтому к турам у меня было предвзятое отношение. Сейчас мы достигли для себя некоего компромисса. К сожалению, московские концерты проходят совершенно с другим размахом и масштабом: и мы всё вкладываем в то, что и звучало бы приятно, и хорошо выглядело. В какой-то момент мне и моей команде захотелось такой концерт провезти по большим городам и чтобы эти выступления отличались от других. Сейчас нам это удалось. Говорят, что любому артисту важно пройти не только огонь, воду и медные трубы, но и молчание тех самых медных труб. У тебя же не было концертов в какой-то момент? Да. Очень хорошо это помню. «Днище» — это вообще спасение для всякого артиста. Особенно после первого взлета. Если в какой-то момент тебя не швыряют хорошенечко лицом об асфальт, ты рискуешь потерять ощущение реальности, уверовать окончательно в себя и в этой эйфории очень быстро потеряться. Вообще понимание, что и это пройдет, дико полезная штука и в контексте жизни, и в контексте нашей профессии. Фотография: Елена Сарапульцева Была звездная болезнь? В 14 лет — конечно. Мало того, она в ремиссии. (Смеется.) Периодически накрывает. В чем это выражается? В том, что твое «я» раздувается до неимоверных размеров. Это образно. А в жизни? Ты начинаешь хамить? Я вообще не хамло. Всегда отслеживаю, как себя веду. Выражается в какой-то нервозности, раздражительности на мелочи. Ко всему же быстро привыкаешь, а к хорошему— вообще максимально быстро. И когда уже что-то не так и это еще запараллелено с профессиональными требованиями… Очень часто мои «фи» на неисполнение каких-то принципиальных для меня моментов многие интерпретируют как проявление звездной болезни. Хотя это не так. Я принципиальна в профессиональных вещах и давно перестала быть уступчивой. Всегда думала, что я достаточно мягкий человек и со мной легко договориться, но не так давно поняла, что характер у меня не самый простой. Это только с первого взгляда кажется, что я няша и котик пушистый. Но со мной достаточно просто договориться, если не быть дерьмом. (Смеется.) Подсмотрела в твоем Instagram, что ты недавно отдыхала в каком-то лагере… Это школа идеального тела — SEKTA. И это движуха моей лучшей подруги Ольги Маркес, которая начала с тренировок у себя на кухне в компании друзей и экспериментов со стилями питания и дошла до невероятной онлайн- и офлайн-школы с научным и психологическим отделами, с несколькими ответвлениями и т.д. Цель этой затеи в том, чтобы через любовь к себе и нормализовать отношение к себе, и полюбить физуху. Я в движухе уже пятый год, по-моему. Почему-то казалось, что ты всегда была спортивной, нет? Нет, я лентяй. У меня был момент, когда я совсем заленилась. Это касалось всех сфер моей жизни, но я очень быстренько встрепенулась. Я вообще человек, который «топит за спорт». Люблю людей, которые занимаются культурой своего тела для здоровья, а вот псевдозожников упоротых, которые фигачат ради кубиков в Instagram, я недолюбливаю. Не люблю крайности — у меня от них дергается глаз. (Смеется.) Фотография: Елена Сарапульцева Что ты нормализуешь в школе своей подруги? В основном отношения с собой… У тебя много к себе претензий? У меня, как человека рефлексирующего и анализирующего, нормально к себе претензий и вопросов. Но в кои веки в последнее время мне неплохо с собой, знаешь. Вот прям с каждым днем делает Лизка успехи, и к 50 просветлимся, держась за руки. (Хохочет.) Что конкретно тебя в себе не устраивало или не устраивает? Мы же все сильно закомплексованные люди. Человек, который прется на сцену, — просто комок комплексов. Это как психолог, который идет в профессию для того, чтобы для начала разобраться в себе. Точно так же и тут: ты переступаешь через свои страхи для того, чтобы понять, насколько твоя зона комфорта может быть гибкой и куда ты еще можешь шагнуть в попытках побороть свой страх. Ну и плюс прутся на сцену, в моем понимании, те, кто чувствует, что им есть что сказать. У меня была такая внутренняя потребность, внутренний зуд, и он всё еще есть, он никуда не девается, и это очень круто. Ну а комплексы — это естественно. Я же девочка. И прекрасно понимаю, что не эталон красоты. Я была лысым, сутулым подростком. Внешность никогда не была у меня на первом месте, потому что я всё про себя понимала. То есть красоту внешнюю, которая, кстати, отражает красоту внутреннюю, я почувствовала первый раз не так давно. Серьезно? Да. Мне года к лицу, это правда. (Смеется.) Возраст меня все-таки красит, сильно радуюсь этому, потому что я была гаденьким утеночком, но мне это не мешало быть счастливым человеком. Что ты испытала, когда увидела свою первую обложку? Не могу сказать, что испытала радость: мое лицо было до такой степени перефотошоплено… Мне поменяли цвет глаз, обрезали кусок прически. Поэтому негодовала: «Я же не такая»! Но эта тема с обложками… Конечно, я тщеславный человек, очень радуюсь обложкам, к тому же есть в этом что-то детское, как «мам, я сделал». Поэтому чувства были смешанные. Сейчас, для того чтобы попадать на обложки, нужно о себе многое рассказывать. Поэтому у меня очень мало обложек. (Смеется.) Лучшее, что я могу дать людям, — это моя музыка. Я правда так думаю! Всё остальное никого, к сожалению или к счастью, не касается. Конечно, моя жизнь полна простых человеческих радостей, очень простых и очень человеческих. Но… Ты же не выкладываешь фото семьи в соцсетях, а тут вдруг кадр с племянниками... Это дети Ольги Маркес, ее сын — мой крестник. Оля спокойно рассказывает о своей жизни. Мы в этом очень разные, и это кайфово. Она совершенно спокойно раскрывает разные аспекты своей жизни. Эта та степень внутренней смелости, которая мне неведома, я так не готова. Поэтому она своих деток показывает, и поэтому я тоже ее деток показала. Какая ты крестная? Я плохая крестная, но мы об этом на берегу договорились. (Смеется.) «Ты уверена, что я— лучшая кандидатура?! Я же с днем рождения его не поздравлю!» Она: «Нормально, я напомню». Кого еще ты не поздравишь с днем рождения? Да никого не поздравлю. Говорю же, я в этом плане так себе человек. Друг я так себе, если дружбу мерить какими-то стереотипными штуками. Я не поздравлю с днем рождения, даже если на Facebook вылезет напоминалка, даже если мне напишут общие друзья, я могу реально «провтыкать», увлечься чем-то и забыть. «Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела»... Поэтому если человеку важнее всего, помню ли я, сколько ему лет, то, наверное, нашей дружбе не быть. Потому что для меня дружба — это нечто другое. Фотография: Иван Князев Это свойство характера или просто информационный поток такой, что лишние файлы не задерживаются? Я думаю, 50 на 50. В целом со мной непросто. Я сама это вижу. Я непостоянная, непунктуальная, необязательная, неструктурированная, я немультизадачная, к сожалению, а сегодня это важно. Я всё забываю — кивнула головой, и тут же у меня из нее вылетело, а потом меня надо дергать сто раз. Со мной нелегко работать, но дико интересно — не заскучаешь. Я реально кот в мешке. Коробка с сюрпризами. (Смеется.) Но я стараюсь работать над собой, чтобы не было ощущения, что «она у нас… такая…». Блаженная? Да! Я и так блаженная чуток, хотя на самом деле нет. На самом деле я очень крепко стою на ногах, только чуть-чуть легкости и ветрености оставляю за собой. У тебя же детство солнечное должно было быть. Погода может испортить тебе настроение? Погода, разумеется, решает. Москва, конечно, не Ужгород в плане погоды, но, живя здесь, ориентироваться на погоду — себе дороже. Поэтому бодришь себя другими вещами — друзьями, досугом, спортиком, массажиками какими-то. Любить себя надо, баловать. Что может испортить настроение? Жестокость может — я сильно реагирую на выпады людей. Это то, над чем я серьезно работаю, чтобы меня не так шатало. Я понимаю причину этого всего, понимаю, почему люди бывают злыми: они несчастны, у них нет любви в жизни, и это печально. Я очень живо реагирую на бестактность. Это для меня пунктик. Что для тебя бестактность? Вот мы сейчас сидим общаемся, кто-нибудь захочет у тебя попросить автограф или сфотографироваться… Это не бестактность. Если это прозвучит фамильярно, то это будет бестактностью. Тут важнее не что произносится, а как. Очень не люблю невоспитанных людей. Во мне моментально просыпается «райончик». При этом не хамишь? Нет, не хамлю. Люблю искусно уколоть, чтобы человек не сразу понял, что его сейчас макнули. (Смеется.) Хамить — самый простой способ. Это действовать их же оружием, опускаться на их уровень. В том, чтобы поставить человека на место с улыбкой, с чувством собственного достоинства, есть даже немного тщеславия. И хамов обычно отрезвляет. На твоем сайте последняя песня — «Домой». Домой — это куда? Удивительная штука, мы даже об этом написали в микро-пресс-релизе: что это песня про меня, про человека-улитку. Ощущение дома, внутреннее ощущение покоя и комфорта у меня может быть где угодно. Мой дом там, где моя внутренняя суета останавливается и я расслабляюсь. А это может случиться в любом месте. То есть внешние обстоятельства не важны? Люди важны. Вообще всё у меня сходится к тому, что люди важнее всего. Вот мне и показалось, что эта песня — любимому человеку. Там есть отсыл к этому, но все-таки она больше про диалог с собой. Когда тебе хорошо с собой, будет хорошо и со всеми. Это такая, блин, простая штука. Она очень просто звучит, но прийти к ней порой сложно. Бывает же такое, что ты знаешь фразу, тебе эту фразу мама сто раз говорила в детстве, а потом вдруг неожиданно до тебя доходит ее смысл, истинный, настоящий. Так и эта истина про то, как важно полюбить себя, — она про самодостаточность. И немножко про внутреннюю свободу, наверное? Да, но я думаю, что это тождественные вещи. Тебе ее не хватало? Внутренней свободы? Да. Я вообще очень зажата. Мы же воспитывались в Советском Союзе: нам было не велено желать себе комфорта, прям нельзя ярко испытывать счастье, потому что ты уже не такой, как все. «Не смейся громко», «не плачь»... Это не воспитание, это передергивание. И потом, взрослея, ты понимаешь, что, во-первых, зажат в рамки, а во-вторых, тебе всю жизнь говорили на что реагировать, чего хотеть или не хотеть, и потом не понимаешь, ты правильно свой путь выбрал или тебе его навязали. Что-то не кажется, что родители тебе смогли что-то навязать. У меня очень крутые родители. Мне безумно повезло с воспитанием. Я росла в огромной любви. Откуда тогда зажим? Школа, сад — все вот эти дела. Всё равно успевают вмешаться. Были конфликты? Странно называть тебя сейчас белой вороной — ты во всем черном, но ты явно должна была выделяться. Я была скорее похожа на героиню фильма «Чучело»: меня было очень легко обидеть, потому что я была слишком открытая, очень мягкая и наивная. Это всё во мне осталось. Теперь ты тщательно скрываешь это от чужих? Нет, просто добро должно быть с локтями. Я не дам себя в обиду. Фотография: Елена Сарапульцева Говорят, что мы взрослеем тогда, когда отпускаем свое детство: перестаем обвинять в чем-либо родителей, систему воспитания, страну, в которой росли… Это понятно, у меня вообще с этим не было никаких проблем. Но что есть взросление? Я от своих щенячьих восторгов не хотела бы отказываться — мне очень нравится быть немного ребенком, при этом четко осознавать, что такое ответственность. Считаю, что можно балансировать, не обязательно быть инфантильным человеком, радуясь мелочам. Есть еще такая теория, что мы внутренне взрослеем, когда кто-то из родителей умирает. На самом деле это очень крутое взросление. Тема смерти вообще отдельная — у нас не принято об этом разговаривать, и я считаю, что у нас в культуре не очень правильно отображается отношение к смерти. То есть? Смерть — это неизбежность. Надо начинать с того, что это устройство мира. При нормальных раскладах все дети должны переживать своих родителей. Мы очень радуемся рождению и убиваемся о смерти. Отчасти это происходит, потому что никто с нами это не проговорил. Хорошо помню, когда осознала, что люди смертны и что я тоже умру. Пришла к маме спросить умрет ли она, — дети обычно задают вопросы в лоб. Мама ответила, мол, да, девочка моя, мы еще поживем, долго, счастливо, но однажды я умру. Я, конечно, горевала сильно, но она мне сказала правду. Они с папой мне сказали правду, и поэтому в момент, когда папы не стало, я была к этому внутренне готова. У моего мозга был этот вариант. Говорят, что мы сходим с ума, когда у мозга не было просчитанного варианта. Я очень скучаю по папе — это правда, но, если верить в любовь безусловную, а я верю в нее, она (папина любовь) всегда будет со мной. На каком-то форуме прочитала, что тебе кто-то из поклонников написал: «Вначале ты была настоящей Ёлкой — колючей, дерзкой…» Что изменилось? Всё изменилось. «Обожаю», когда фанаты пишут такие вот комменты. Но на самом деле это ностальгия по прошлому. Не по мне, а реально по себе в этом времени. Фотография: Иван Князев И когда старые песни просят включить в концертную программу… Конечно, они очень хотят вернуться к тем переживаниям, тем ярким эмоциям, которые испытывали, будучи незашоренными, неиспорченными, молодыми, — я очень хорошо понимаю эту тему. И что ты отвечаешь поклонникам на обвинения в том, что ты опопсела? Как правило, ничего не отвечаю. Не считаю нужным оправдываться. То, что ты делаешь, должно быть эгоистичным отчасти, потому что если тебе не нравится то, что ты делаешь, то это не тот компромисс, на который я готова. Это внутренний конфликт? Да. Если ты делаешь то, что тебе нравится, и это находит отклик, это идеальная формула .Круто, когда делаешь то, от чего тебя мурашит, и ты подозреваешь, что это может мурашить не только тебя. Текст: Евгения Белецкая. Фото: Иван Князев, Елена Сарапульцева.