«Голос 60+» стал запрещенным приемом ниже пояса

Это запрещенный прием, удар ниже пояса. Ну нельзя же так сразу! Просто зарезали без ножа, разоружили. Сдаюсь! «Голос 60+» решил все, поставил победную точку. Больше не хочу на пенсию и никогда на нее не пойду. А зачем, если в нашей советской стране есть такие замечательные молодые старики? Дорогие мои старики, дайте я вас сейчас расцелую! Нет, и раньше мы иногда заикались о пожилых людях. Вот наш главный герой телеэкрана часто любит повторять такую пословицу: «Если бы у бабушки было кое-что, то это была бы не бабушка, а дедушка». Ну здорово же, правда?! В общем, думали мы о братьях наши старших, думали. И придумали! Если бы такой передачи не было, ее надо было бы выдумать. Когда власть агитирует за пенсионную реформу, ну кто ее особо слушает. Хотя власть очень старается, да. А тут вышли пожилые мальчики и девочки — да как дали жару! И миллионы зрителей сразу прослезились. И сказали хором, в такт: «Повышайте нам пенсионный возраст, повышайте! Нам теперь все нипочем». Это действительно душераздирающее зрелище. Пока молодые ноют, всем недовольны, черт-те чем занимаются, нам показывают замечательных стариков, которые и не старики совсем. Они поют, они довольны жизнью, они счастливы. У каждого из них за спиной биография, долгий-долгий путь. А чем все заканчивается? Конкурсом исполнителей для тех, кому за 60. Да и не заканчивается вовсе. Мы будем петь и смеяться как дети, вот они и поют. Классно поют, от души. Программа появилась вовремя, когда надо, тогда и появилась, хотя задумана была еще до всяких пенсионных катаклизмов. Совпадение? Не думаю. Я люблю вас, Довлатов Ах, какая это была передача! «Игра в бисер» на «Культуре» с Игорем Волгиным. Но главное — тема: «Компромисс» Довлатова. Умница Волгин, он читал отрывки из «Компромисса» и хохотал в голос. Он так любит Довлатова. Остальные его гости — по-разному: кто-то наслаждается, а кто-то злится до сих пор. Но спорить о Довлатове — это же прекрасно! Это значит, что он по-прежнему жив и актуален. Да, есть такие, которые его не принимают на дух. Считают обычным фельетонистом, простеньким, как правда, одномерным и неинтеллектуальным. Вот они — это да! Не понимают, убогие, что это был за писатель. Ведут себя с ним как Сальери с Моцартом. Ну не умеют, не могут они вот так поставить три точки в конце, после которых ты прочтешь такую бездну смысла, переживаний, откровения… Ну не дано им так не дописать свой текст, что и Толстой бы позавидовал. Вот и они, ругатели мертвого Довлатова, завидуют. Потому что так не могут. Не понимают, не видят, что в этих «простеньких» историях столько грусти, и снисхождения, и жалости, и боли, и любви. А всего ведь четыре небольших томика он нам оставил. Ему всего 48 лет было, десять дней не дожил до 49-летия. А дожил бы… и жил дальше… сейчас ему было бы всего 77. Тогда, в 90-м, он бы, конечно же, вернулся в Россию. В Советский еще Союз. И почувствовал наконец, что такое слава. Его бы встретили с цветами, с восхищением, от которых он, может быть, совсем уже скоро очень устал и опять ушел бы в свой любимый депресняк. Ну что теперь говорить… «После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов!» — писал Довлатов. Здорово, правда? После кремлевских я больше всего ненавижу антикремлевских, сказал бы я. Но не скажу, потому что не знаю, что такое ненависть. Зато знаю, что такое любовь. Любовь к Довлатову. Источник