«Пришельцы из мёртвых деревень». Как жили и что ели голодающие Поволжья

26 сентября 1921 года Ленин написал обращение к мировому пролетариату с призывом о помощи голодающим. Чуть раньше, 2 августа 1921 года, была отправлена Нота Советского правительства к международному сообществу: «Российское правительство примет любую помощь, из каких бы источников она ни поступила, совершенно не связывая её с существующими политическими отношениями», - говорилось в обращении. Голод 1921-1923 года был беспрецедентным по масштабам, так как охватил 30 губерний. Особенно свирепствовал он в Поволжье. «Среди татар не было широко распространено садоводство и огородничество. В их рационе было мало овощей, что сказалось, когда есть стало нечего. Вот почему в голодные 1920-е годы Татреспублика переживала голод особенно остро и стала одним из самых голодающих регионов. И хотя точной статистики голодных смертей нет, данные позволяют предположить, что демографические потери населения в регионе могли доходить до миллиона человек – трети всего населения», - говорит доцент кафедры гуманитарных наук КФУ, кандидат исторических наук Анастасия Федотова. О том, как жители Поволжья спасались от голода, что ели и откуда ждали помощи, она рассказала «АиФ-Казань». Без права на паёк Татарстан считается зоной рискового земледелия, а 100 лет назад к этому фактору добавлялось то, что крестьяне обрабатывали поля примитивными средствами. Урожайность зависела в основном от погоды, так что нехватка продуктов была для сельских жителей привычной. Правда, в 1920-х голод случился не только из-за продовольственного дефицита, но и из-за внедрения новой советской властью «продразверстки». В результате у крестьян забирали последние припасы. Те, кто производил продукты питания и кормил страну, сами попали в тяжелейшую ситуацию. Вместо того, чтобы помочь им в неурожайный 1920 год, с них требовали выполнения плана продразвёрстки. Этот план перевыполнили, но какой ценой... Уже весной 1921 года женщины, старики и дети толпились у сельсоветов и просили хлеба, а мужчины стали нападать на продовольственные склады, амбары, вагоны с едой. Но и летом, когда голод лютовал, в Татреспублику поступил очередной наряд на 500 тысяч пудов хлеба (8,2 тонны). Что делать? Отправили в Москву, сколько смогли - 200 тысяч пудов. Голодающих обирали в благих целях – чтобы помочь голодающим! За счёт одних страна пыталась накормить других. Спасайся, кто может! К тому времени сельчане забили практически весь скот, на селе не осталось мяса и молока. Из постановления Свияжского исполкома от 14 августа 1921 года: «Фактически уничтожение скота началось уже. Издавна бедная скотом наша деревня рискует остаться совершенно без него. Все последствия хищнического и бессистемного уничтожения сейчас скота крайне трудно учесть. Но они приблизительно таковы: не будет скота у населения, не будет удобрения для полей, а это ведет к новым неурожаям, к новым голодовкам. Затем за сокращением скота ухудшится питание населения еще и потому, что не будет молока и мяса». В попытке выменять вещи на еду мужчины стремились в города. Таких людей называли мешочниками. «Пошли на Каму на пароходах, на лодках, пошли пешком, захватив мешки с вещами для продажи — кудель, пряжу, холсты, - вспоминала жительница Тетюшского кантона Елизавета Молоствова. - Тем, кто ушёл вперёд, посчастливилось привезти несколько десятков пудов муки и картофеля, но с каждой неделей поездки за хлебом становились безуспешнее: наплыв покупателей повысил цены и сделал продавцов настолько разборчивыми, что холсты и пряжу пришлось отдавать почти даром, а везти для промена пиджаки и шубы, праздничные сапоги и шелковые шали дочерей». Мешочничество считалось законным, если проходило при участии добровольного потребительского общества. В поездку профессиональные мешочники брали списки едоков и вещи, которые нужно обменять, чтобы обеспечить их хлебом. Практиковались и общественные работы. За паёк люди ремонтировали дороги, чистили водоёмы, заготавливали дрова и др. Многие ехали в города в поисках лучшей доли. Агитаторы пытались предотвратить панику, рассказывали, что бросать всё и переселяться невыгодно, но тщетно. Крестьяне грузились на телеги и покидали сёла семьями. Бегство из деревень стало таким массовым, что привело к запустению целых сельхозрайонов. Многие погибали в дороге. Очевидцы вспоминали, что Казань окружили толпы голодающих. «... бродили по улицам города пришельцы из деревень, - вспоминал писатель Михаил Осоргин. - Страшные пришельцы из мёртвых деревень. И всех страшнее были дети. Их привозили на телегах, а на пункте сортировали на твёрдых и мягоньких. Из твёрдых трупиков складывали нечто вроде поленницы дров (два – так, два - эдак), а ещё мягких старались оживить до конца. На них вшивые тряпочки и обмоточки, и торчат из-под лохмотьев синие палочки: руки, ноги. Ничего ужаснее и жальче этих синих ребят с большими глазами не видел... ». Матери бросали детей на станциях, пристанях, да просто на улице, лишь бы не смотреть, как они гибнут от голода. Ребята нищенствовали, побирались по деревням и сёлам, просили хлеба, плакали. Осенью до наступления холодов сироток эвакуировали в «сытые» регионы. В кантонах детские распределители были забиты до отказа, условий там не было. В декабре 1921 года «Известия ТЦИК» писали, что в детском распределителе №6 было одно полотенце на 446 детей. В отсутствие отопления дети лежали оборванные и босые прямо на полу, ведь распределитель мог вместить в два раза меньше воспитанников, чем там оказалось. Не лучше было и эвакуированным в другие регионы детям. В Старой Руссе их кормили похлёбкой из мёрзлого картофеля. 13-летнего Ивана Андреева эвакуировали из Казанской губернии в Каменец-Подольскую и передали на воспитание в семью. По словам подростка, его заставляли работать наравне со взрослыми и постоянно били, так как он не справлялся с этой задачей. В чужой семье его лишали еды, одежды. Так же с «нахлебниками» обращались и в других «приёмных» семьях в Сибири, Подольской, Тверской, Гомельской и других губерниях. Власти вынуждены были признать, что эвакуация провалилась. Не беда – есть лебеда... У приезжих сельчан горожане, сами того не замечая, брали уроки выживания – учились экономить продукты, применять новые рецепты блюд. Рецепты с заменителями еды – суррогатами - появлялись даже на страницах газет и журналов. Предлагалось делать кашу из желудей, муку из сусака (болотное растение, второе название которого «хлебник»), кофе из корней одуванчика, а «сахар» из лопуха. Однако советы, которые давали голодающим осенью 1921 года, были по большей части бесполезными, ведь к тому времени продуктов, которые предлагали использовать в качестве примесей к хлебу, было практически не достать. Картофель, свёкла, морковь, капуста, репа, редька, тыква, земляная груша – всё это было недосягаемо. Одним из первых изменился рецепт хлеба. Люди во что бы то ни стало стремились, чтобы хлеб всегда был на столе, а потому в отсутствие зерна и муки готовы были делать его из чего угодно. Традиции приготовления «голодного хлеба» заметили ещё этнографы, изучавшие быт крестьян Среднего Поволжья. В голодные годы сельчане ели крапиву, лебеду, делали похлёбки из сныти, борщевика и щавеля, варили из молодых растений щи, а из семян – кашу, добавляли в муку молотые семена, жёлуди, серёжки орешника, головки клевера. Об этих традициях крестьянам пришлось вспомнить в суровые 1920-е. Чем больше свирепствовал голод, тем больше становилось заменителей еды. В пищу шли жёлуди, костяная мука, кора, трава, листья, почки, корни, мясо кошек и собак, даже глина и помёт животных. Самым популярным суррогатом была лебеда – её ели 45% населения. Татарам особенно полюбилась лиловая хохлатка – растение с небольшой луковицей сладковатого вкуса, которую варили вместо картофеля. Правда, при постоянном употреблении такое блюдо вызывало тошноту. «Голодный хлеб» делали из остатков колосьев - мякины различных злаков, а также из льняного жмыха и мякины. Готовили его и из трав - лебеды, конского щавеля, семян свербиги, тамельчука и других сорных трав, корней пестреца и куфелки. Использовали и то, что давали деревья и кустарники: ягоды черёмухи, листья и древесину липы, дубовую кору и жёлуди, ильмовую кору, берёзовый цвет и кору, листья клёна. Питались и минералами – так называемой «съедобной глиной». Особенно популярен этот рецепт был в Тетюшском и Лаишевском кантонах. Елизавета Молоствова вспоминала, что из глины с добавлением трав, жмыха и небольшого количества муки пекли лепёшки. Особенность их была в том, что их нужно было есть горячими, пока они были мягкими. Остывая, они становились каменными. «В Казани лучшим хлебом считался зелёный, приготовленный целиком из лебеды, - писал Михаил Осоргин, - менее хорошим – с примесью навоза, совсем плохим – навозный целиком». К лету 1922 года относительно чистый хлеб, без примесей, пекли лишь в 5% хозяйств Татреспублики, остальные использовали добавки-суррогаты. В 1923 году этот показатель достиг 40%. Роковой шаг Зимой 1922 года выживать было особенно тяжело, ведь запасы суррогатов, которые природа дала прошлым летом, были съедены. Только за одну неделю января в Татреспублике от голода погибли 3333 человека. И это только по официальным отчётам... От безысходности люди ложились в своих избах на лавки и ждали смерти. Когда врачи местных больниц обследовали сельчан, они видели, с каким безразличием люди относились к своему здоровью. Многим пациентам казалось, что легче умереть от тифа или другой болезни, чем от голода. В отличие от горожан, сельчанам пришлось очень сильно перестраивать свой рацион. Если до октября 1921 года крестьяне, по данным Центра статистического управления, из мясных продуктов ели «мясо всякое», «птицу, дичь и прочие мясные продукты», «свинину и жирную баранину» и «прочее мясо», то затем на целый год из данных центра исчезли все эти категории, кроме «мяса прочего». Возможно, таким образом пытались завуалировать массовое употребление людьми различной падали. Голод влиял на психику. Сначала крестьяне ели мясо кошек, собак и грызунов, а затем самые отчаявшиеся дошли до крайности. 30 января 1922 года Политбюро издало постановление о запрете публикаций о случаях каннибализма. «Каннибализм был и в Татреспублике, - говорит Анастасия Федотова. - К сожалению, это постоянный спутник всех голодных периодов не только в истории России, но и в мире в целом. Жертвами становились те, кто слабее – дети, старики. В семьях избавлялись от лишних ртов. Те, кому не хватало физических сил убить человека, – люди на последних стадиях истощения - занимались трупоедством». В кантонные управы, Татарский Помгол и милицию сыпались телеграммы и рапорты о новых случаях людоедства и трупоедства. Вот одна из таких телеграмм в управу Чистопольского кантона: «4 марта в Сельгушах обнаружено у гражданина Афанасия Исаева голова 15-летнего мальчика Петра Исаева. По произведённому расследованию выяснилось, что Исаев сказанного мальчика зарубил живого и остальную часть трупа съел. Людоед – Исаев». В одной из деревень Спасского кантона в отсутствии матери старшие братья, одному из которых было 15 лет, зарезали и зажарили своего годовалого братишку. В другой деревне Чистопольского кантона мать застали на месте преступления – она варила в котле свою пятилетнюю дочь. «Статистики каннибализма в ТАССР как таковой нет, - говорит Анастасия Федотова. - Но только в феврале 1922 года известно шесть таких случаев, что говорит о том, что это явление не было редким». Поможем, чем можем Для помощи бедствующим советские власти создали Всероссийскую центральную комиссию помощи голодающим (ЦК Помгол). Следом были созданы Центральная Комиссия помощи голодающим ТАССР и кантональные комиссии. Однако сама эта структура перебивалась временными поступлениями и не в состоянии была прокормить около трех миллионов человек, населявших Татреспублику. К 15 января 1922 г. число тех, кто питался в столовых Помгол, достигло 5 % от всего населения ТАССР. О соблюдении норм питания не было и речи. Они варьировались в зависимости от наличия продуктов. Если получали только картофель, то им заменяли все составляющие пайка. В Государственном архиве РТ хранятся более тысячи обращений от голодающих с просьбой устроить их на работу или на кормление в столовую. Среди них и обращение от сотрудников самого Помгола: «близок уже тот час, когда сотрудники принуждены будут обращаться в Помгол как действительно голодающие». Ещё в июле 1921 года Максим Горький в своём обращении «Ко всем честным людям» попросил помощи у международного сообщества. Жителям Татреспублики помогали различные частные и общественные благотворительные организации. Наиболее крупными среди них были Миссия знаменитого норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена, Международный рабочий комитет помощи голодающим России (Межрабпом) и Американская администрация помощи (АРА). Помощь последней оказалась наиболее ощутимой. Первым делом продовольствие направили в самые пострадавшие кантоны – Тетюшский и Спасский. Именно эта организация уже в сентябре открыла первые детские столовые. К американской системе помощи относились по-разному. Вот, что писал Михаил Осоргин: «Американцы имели в Казани несколько столовых детских. Многим они помогли пережить тяжелейшие дни, но никак не мирится русское чувство с американской системой. Они правы, конечно: всем помочь невозможно, нужен выбор. И они помогают – жизнеспособным... А если нежизнеспособен – зачем зря отдавать ему порцию, которая может подкормить живучего ребёнка. ... И вот ходят по улицам в зимнюю стужу синие мальчики. Заходят в столовые (к тому времени открылось уже несколько ресторанчиков), стоят у дверей – провожают глазами кусок мяса на вилке в чужой рот. А потом-потом бочком, у стенки, да ползком-ползком, под стол – собирать крошки. Как бездомные собаки... ». И всё же к маю 1923 года АРА кормила уже 650 тысяч ребят – больше половины всех детей, живущих в ТАССР. Кормили какао, рисовым пудингом, рисом с лапшой, бобами и хлебом. Этого не хватало для нормального развития детей, но спасало их от голодной смерти. Взрослых АРА кормила с апреля 1922-го - выдавали кукурузу из расчёта 410 граммов на человека в день. Летом её получали 800 тыс. жителей Татреспублики. Паёк позволяли брать домой, так что им можно было поделиться с семьёй. Кроме того, по инициативе АРА желающим присылали посылки из-за рубежа. Голодающие Поволжья использовали 1,5 млн открыток АРА, вписали в них свои адреса и бесплатно получили продуктовые посылки от иностранцев, желающих помочь голодающим, – муку, рис, чай, жир, сахар, сгущённое молоко. Около 53 кг еды. Этого должно было хватить, чтобы неделю кормить семью из пяти человек. Были и вещевые посылки. Иностранную помощь от АРА получали и учёные Казани. Полноценные пайки достались только выдающимся учёным, чья работа имела мировое значение. В числе профессоров Казанского университета помощь получали академик Александр Арбузов, военный хирург и создатель знаменитой мази Александр Вишневский, известный акушер и гинеколог Викторин Груздев. Под эгидой иностранных организаций в Казани студенческие столовые с бесплатными обедами: на первое - рисовая или пшённая каша с мясом и какао, на второе - овощной или бобовый суп с просяным пудингом и чаем. «До сих пор помню запах чечевичного супа, налитого в жестяную миску, - писала мать Василия Аксенова, писательница Евгения Гинзбург. - Правда, чечевица промывалась не очень чисто, и суп поскрипывал на зубах, но зато согреться им всегда было можно». Исследователи до сих пор спорят, носила ли иностранная миссия чисто гуманитарный характер? Или всё же в приоритете был сбор информации, разведка или другие цели? «Ни для кого не секрет, что основной контингент работников АРА состоял из кадровых офицеров, - рассуждает Анастасия Федотова. - В условиях неурожая и голода, такой состав служащих был оправдан. Нужна была дисциплина, жёсткая координация действий, способность работать в тяжёлых условиях и так далее. Однако именно это стало причиной того, что Главное политуправление подозревали сотрудников АРА в сборе разведывательной информации. Они и персонал, набранный иностранной организацией в Советской России, были под контролем ГПУ. Информация, которую собирали сотрудники АРА, была в основном экономического характера. На её сбор они получали специальные разрешения, о чём сохранились свидетельства в архивах». Как бы то ни было, АРА кормила практически половину населения Татреспублики в столовых и, раздавая сухие пайки. Иностранные организации спасали людей от голода здесь и сейчас, а советские работали на перспективу, помогая в основном трудоспособным и лояльным власти.