Что делать осенью в «Гараже»

Смена времен года традиционно влечет обновление временных экспозиций «Гаража». Нынешней осенью здесь можно подуть на ковер из песка, услышать гимны исчезнувших корпораций и музыку Моцарта, превращенную в послание в бутылке Мидии как символ Устроив первую в России ретроспективу бельгийского концептуалиста Марселя Бротарса (1924–1976), «Гараж» словно специально выбрал его в пару к Илье Кабакову, чья выставка недавно открылась ровно напротив, с другой стороны Садового кольца. На первый взгляд у них много общего: злая ирония, включение в работы текстов, игры в воображаемые музеи, которые, впрочем, Кабаков любит больше, чем Бротарс, который до 40 лет и художником-то не был. Недаром выставка «Марсель Бротарс. Поэзия и образы» (открыта до 3 февраля), сочиненная главным куратором «Гаража» Кейт Фаул и Екатериной Иноземцевой, демонстрирует его книжки стихов. Бротарс был поэтом и делал не слишком удачные попытки снимать кино. Как поэт он оказался тоже не слишком удачлив – итогом литературной карьеры стала скульптура «Напоминание» (Pense-Bête, 1964), которой автор отметил 40-летие. Она представляет собой вмазанный в кусок гипса стихотворный сборник, в котором опубликован текст «Мидия», в оригинале – La Moule. В приглашениях на презентацию этого произведения в брюссельской галерее St. Laurent Бротарс написал: «Я тоже подумал: могу ли я что-то продать и добиться успеха? У меня возникла идея создать что-то притворное, неискреннее, и я сразу же принялся за работу». И больше 70 персональных выставок, прошедших за отпущенные ему после этого 12 лет жизни, доказывают небывалый успех. Идеей маргинальной, временами издевательской мистификации были с тех пор отмечены все его проекты, будь то «Музей современного искусства, отдел орлов» – реакция на события 1968 г. в Париже, или серия «Декоры» – последнее изобретение Бротарса, или открывающий московскую выставку «Песчаный ковер» (1974) – пальма в пластмассовом горшке, водруженная на насыпанный ковер из песка. Ступить на ковер помешает ограда, но всегда есть шанс, что песок кто-то сдует. На этот случай припасен напечатанный на полотенце образец. Одежда как арт Если выставка Бротарса – главный концептуальный объект в пространстве «Гаража», то «Ткань процветания» (кураторы – Ярослав Воловод, Валентин Дьяконов, Екатерина Лазарева, до 27 января) служит ему идеальной декорацией. Современное воплощение воспоминаний о Великом шелковом пути, исследующее маршруты перемещения одежды и тканей, их оборот в жизни и искусстве, имеет мощный социальный посыл. Искусство представляют 40 художников из разных стран – известные, как, например, Кандида Хёфер, на чьих фотографиях мы видим реставраторов в спецодежде, защищающей их от воздействия токсичных химикатов («Берлинский этнологический музей III», 2003), и не очень, как художник из Бангладеш Камруззаман Шадхин. В отличие от большинства участников выставки – тех, кто, родившись в странах третьего мира, давно обитает в Европе или США, Шадхин остался дома и помимо искусства занимается организацией помощи беженцам. Сшитое им бесконечных размеров полотно под названием «Убежище где-то еще» (2017) объединяет старые платья, рубашки, куртки и штаны, которые в течение полутора лет выменивали у беженцев – мусульман из Мьянмы – на новую одежду. Читая каталог, вы обнаружите, что инсталляция Шадхина, по мнению кураторов, есть «памятник гуманитарной и политической катастрофе, что сближает «Убежище где-то еще» с работами французского художника Кристиана Болтански, посвященными жертвам нацизма». Ассоциаций с Болтански, признаюсь, не возникает, но соглашусь: чем больше памятников рукотворным катастрофам, тем лучше. И почти все экспонаты «Ткани процветания» так или иначе укладываются в этот ряд. Здесь есть такие уникальные документы, как шелковые флаги, которыми обменялись в 1962 г. работницы ткацких фабрик, одна из Иванова, другая из Пьемонта. Напомню, в Иванове не осталось ни одной старой действующей фабрики, а флаги с вышитыми автографами ткачих раскопал, исследуя архив Всеобщей итальянской конфедерации труда в Биелле (Италия), Владислав Шаповалов из Ростова-на-Дону. Работа называется «Зеленый флаг». В выставке ожидаемо участвуют работы классиков авангарда – эскизы костюмов Родченко и орнаменты для тканей Варвары Степановой. Но вот что неожиданно: недавняя, 2007 г., видеоинсталляция Ольги Чернышевой «Репетиции (Гимны)» уже тоже выглядит классикой. И понятно почему. На шести мониторах сотрудники шести компаний, одетые в униформу, поют корпоративные гимны. Снимая ролики, художник делала упор на разрыв между навязанной корпоративной идентичностью и личным самосознанием, но спустя 11 лет некоторые компании исчезли. И остался от них, как, например, от «Трансаэро», только сохраненный Чернышевой гимн. Камень и звук На выходе из «Гаража» надо уделить внимание «Современному саду» Дамиана Ортеги. 30 с лишним модернистского вида скульптур (стоят до конца февраля) – превращенные в трехмерные объекты логотипы известных фирм. Этот выведенный в объем графический дизайн перекликается с установленным прямо за музеем «Атомом» Вячеслава Колейчука, знаменитой кинетической скульптурой 1967 г., повторенной специально для парковой Площади искусств. Но прежде чем покинуть музей, стоит увидеть выставку «Школа в движении. Архитекторы-интернационалисты», венчающую лестницу музейного магазина. Она закроется первой – 30 ноября. Это русская история героев Баухауса, начавшаяся в 1930-х, когда после прихода в Германии к власти нацистов кто-то из основателей архитектурной школы, как Гропиус, Мендельсон и Мис ван дер Роэ, отправился в Штаты, кто-то, как будущие создатели Белого города в Тель-Авиве, – в Палестину, а второй директор Баухауса Ханнес Майер со своей «красной бригадой» выбрали СССР. Швейцарец Майер в 1937-м уехал из Союза, а еврей Филипп Тольцинер остался, был репрессирован, выжил, освободился и продолжил проектировать, строить, учить. Он и есть герой выставки. Бесконечно печальный, но одновременно жизнеутверждающий сюжет (Тольцинер дожил до 1996 г.) подкреплен забавной инсталляцией, где есть и бетонные коробки, и пивные кружки (Тольцинер родился в Мюнхене). И перед самым выходом из «Гаража» надо зайти за черную штору атриума и сосредоточиться на музыке, с которой вы к тому моменту и так свыкнетесь – она слышна везде. Звуковая инсталляция Анри Салы The Last Resort – это разъятое на элементы adagio из написанного Моцартом незадолго до смерти ля-мажорного концерта для бассет-кларнета. Инструмент впоследствии вышел из употребления, но здесь звучит именно он, и звучит прекрасно, вместе с ненавязчивым тремоло на 38 малых барабанах, подвешенных за треноги вместе с палочками к потолку. Сала постоянно затевает проекты, связанные с музыкой, – счастливчики помнят его блистательный саунд-арт «Равель Равель Не-Равель» на предпоследней Венецианской биеннале в павильоне Франции. Здесь же вольные темпы в Моцарте – отсыл к путевому дневнику путешественника Джеймса Белла, который тот вел в 1938 г. по пути из Англии в Австралию. Белл описывал погоду и поведение океана, штиль и шторм. Сала исказил музыку, пытаясь представить, «что стало бы с ней, если бы Моцарта носило по волнам, как послание в бутылке». Бутылку, впрочем, еще поди найди. Зато Моцарта услышать – не самый сложный кунштюк.