The Washington Post (США): Вспоминая Анну Политковскую, убитую за правду
Ежегодно в годовщину ее гибели победители премии «Анна Политковская» пишут Анне письмо. Светлана Алексиевич — лауреат Нобелевской премии по литературе 2015 года и лауреат премии Анны Политковской 2018 года. Примечание редактора: ведущая российская журналистка Анна Политковская была застрелена в подъезде своего дома в Москве 7 октября 2006 года. Ежегодно в годовщину ее гибели победители премии «Анна Политковская» пишут Анне письмо. Премия вручается ежегодно с 2007 года организацией RAW in WAR («Помочь каждой женщине в огне войны») женщинам-правозащитницам из зон военных действий и конфликтов. — Уважаемая Анна. Я хочу рассказать тебе о нашей жизни без тебя. Где мы сейчас находимся? На каком этапе истории? Ясно одно: не там, где мы всегда хотели быть. За те более чем 10 лет, что вы не были с нами, мы могли бы уже жить в другой стране, переехав из гулаговской империи в нормальное европейское государство, как это сделали многие наши соседи. Но, как сказал Петр Столыпин: «в России каждые 10 лет все меняется, и за 200 лет ничего не меняется». Мне надоела эта цитата, но в ней столько отчаяния, которое нам так знакомо,что ее хочется повторить. Вы помните 1990-е годы? То сумасшедшее, кровавое, священное время? Вы помните, какими романтиками мы были — криминально романтичными, как мы должны это признать сегодня. С нашей стороны было наивно полагать, что если бы в наших книжных магазинах появились книги Солженицына, Шаламова, Гроссмана (книги, которые раньше означали тюремное заключение для тех, кто их читал), что если бы у нас были бесплатные газеты и разные партии (не только Коммунистическая партия), то это было бы началом нормальной жизни. И мы будем как все остальные. Мы присоединимся к остальному миру, перестанем пугать всех нашими ракетами «Искандер». Митинги, сотни тысяч сильных людей собирались на площадях, а мы ходили и скандировали: «Свобода! Свобода!» Нам казалось, что эта вечная русская мечта, это чудесное явление, с такой любовью взращенное на наших кухнях, где мы собирались и мечтали, вот-вот станет реальностью, что буквально завтра мы будем свободны, что бывший заключенный, который провел всю свою жизнь в колонии, сможет просто выйти за ворота и стать свободным за ночь. Но он не может быть свободным, потому что все что он знает — это тюрьма. Сколько иллюзий у нас было тогда! Мы наивно полагали, что как только мы уберем Дзержинского с гранитного постамента, этого будет достаточно, и вся страна вздохнет свободно. И вот они издали Солженицына и Рыбакова, и все все прочитали. У меня и моих друзей — любой интеллигенции — часто не было приличного пальто, но у нас у всех были большие библиотеки. Теперь наши дети и внуки не знают, что делать со всеми этими книгами и толстыми журналами. Они им не нужны, поэтому они выбрасывают как мусор. Да, мы бегали по площадям и кричали: «Свобода! Свобода!» Но никто не знал, что это значит. А потом началось это… Заводы, фабрики, исследовательские центры, предприятия закрывались, и что мы могли сделать со всей этой свободой? Никто не предполагал, что мы будем свободными, но обездоленными. Каждый хотел быть хозяином, а не слугой. Даже сегодня, если зайти в дорогой магазин и попросить немного внимания, это воспринимается как обида, признак снисхождения. Все только недавно вышли из социализма, где все были бедны, но равны в своей бедности. Думаю, Анна, вы, наверное, видели эти телевизионные кадры: «новые русские» едят черную икру, хвастаются золотыми унитазами в личных самолетах и самыми большими яхтами в мире, а люди, где-то в Рязани или на Сахалине, без работы и денег, смотрят на это голодными глазами. Никто не думал о людях. Идеи лелеялись, а не люди. Теперь мы удивлены, что в головах наших людей смешение левых и правых идей. Поскольку никто никогда не разговаривал с ними, никто не пытался объяснить им что-либо с экранов телевизоров. Сейчас с ними говорит Путин, он учился на наших ошибках. Но дело не только в Путине, он просто говорит то, что люди хотят услышать. Я бы сказал, что в каждом россиянине есть немного Путина. Я говорю о коллективном Путина: мы думали, что проблема была в Советской власти, но все дело было в людях. Советский образ мышления живет в нашем сознании и в наших генах. Как быстро сталинская машина снова заработает? С каким мастерством и энтузиазмом все в очередной раз осуждают друг друга, ловят шпионов, бьют людей за то, что они другие… Сталин воскрес! По всей России строят памятники Сталину, выставляют портреты Сталина, открывают музеи в память о Сталине. Ты умерла, Анна, веря, что мы одержали победу. Тем не менее, годы, которые мы прожили без тебя, ясно показали, что переворот был скрыт на некоторое время, он принял другие формы, только чтобы вернуться победителем. Если бы кто-то в 1990-е годы надел футболку с изображением Сталина или со словами «СССР», над ними бы издевались. Теперь это считается нормальным. В наших книжных магазинах десятки книг о Сталине: книги о женщинах Сталина, о великом генералиссимусе во время войны, о вине, которое он любил, о сигаретах, которые он любил курить. Совершенно непонятно, как люди одновременно скорбят о своих невинных близких, убитых Сталиным, и выражают свою любовь к Сталину. Ностальгия по всему советскому. Россияне хотят иметь шенгенскую визу, иномарку, пусть даже подержанную, и держаться за свою веру в Сталина. Вещь, которую тебе, наверное, было бы труднее всего принять — это то, что россияне научились убивать своих братьев. Они научились ненавидеть. Я могу тебе рассказать, как в Москве таксист вытолкал меня из машины, когда узнал, что я из Западной Украины, что моя мама — украинка и что я люблю украинцев. «Крым наш!» — кричал он мне. «Нет, не ваш, он украинский». «Донбасс наш!». «Нет, украинский». Не знаю, Анна, правда ли твое сердце могло бы выдержать эту боль. Без сомнения, ты бы поехала на фронт на Украину. Без сомнения, ты бы писала свои честные репортажи оттуда В прошлом они привозили тела солдат из Афганистана в цинковых гробах и тайно хоронили их ночью, а сегодня привозят так называемый «груз 200» из Украины и Сирии. Но есть и страшная различие. Когда я писал свою книгу «Цинковые мальчики» о войне в Афганистане и шла на встречу с матерью, которая ждала гроб с останками сына, она встречала меня со словами: «Я расскажу все! Напишите правду». Сегодня матери молчат. Они говорят шепотом. Одна из них сказала репортеру: «Я не скажу вам ничего, потому что они не заплатят мне компенсацию за моего мертвого сына. Мне нужны эти деньги, чтобы купить квартиру для дочери». Когда это произошло? Когда? Когда мы развернулись и скатились обратно в темноту безумия, страха и ненависти сталинских лет. Мы до сих пор боимся открыто признать это. Но это так Идет война. На постсоветском пространстве погибли десятки журналистов, каждый год в этом черном списке появляются новые имена. Жизнь в России все еще находится в подвешенном состоянии, между хаосом и лагерем. Не случайно я часто слышу в своем кругу разговоры о чтении книг о Германии 1930-х годов или последних годах Российской империи накануне российской революции. Спросите себя: почему? Ну, есть так много ужасающих сходств с нашей сегодняшней жизнью. Одни говорят о Третьей мировой войне, другие о возвращении фашизма. Свобода-это долгий путь: это то, чему мы научились с тех пор, как ты ушла. Ты нам очень нужна, Анна! Мы узнали от тебя, что в войне не может быть компромиссов; даже самый маленький компромисс делает вас соучастником. Нам всем было бы гораздо труднее без всего того, что ты успела сказать и сделать — без твоей веры в то, что нас спасет не ненависть, а любовь к человечеству. Спасибо, что ты была здесь и все еще здесь.
