«Карполь кричал, но никогда не матерился». Интервью легендарной волейболистки Екатерины Гамовой

В свой день рождения гостем студии Sport24 стала двукратная чемпионка мира, призер Олимпиады по волейболу Екатерина Гамова. В интервью легендарная волейболистка рассказала о жизни после окончания карьеры, работе с юниорскими сборными, слезах после поражения на ОИ-2012, знаменитом крике Николая Карполя. — Как вам живется после окончания спортивной карьеры?— Прекрасно, моя жизнь продолжается, не стоит на месте. В принципе, она изменилась, стала другой. — Снится ли волейбол?— Нет. Я не скучаю нисколько. Это так всех удивляет, это самый первый вопрос, который мне задают последние два с половиной года. Нет, я не скучаю, хорошо сплю по ночам, я не страдаю. Скажу даже больше: по своей собственной воле я не беру мяч в руки. Я не играю, не хожу на волейбольные тренировки. Для меня эта страница перевернулась. Это редкая история. Я знаю многих спортсменов, слышала, читала и общалась лично, что для многих это очень тяжелая история, когда ты переходишь из активной спортивной жизни в обычную. Мы, спортсмены, мягко говоря, люди с не совсем обычной и ординарной жизнью, а окунаемся в обычную жизнь, в обычные будни, в быт, и не у всех это проходит гладко. Меня эта участь миновала, чему я, на самом деле, очень рада. — Обычной жизни в понимании человека, который просто работает 8 часов в сутки и приходит домой, у вас не было и, скорее всего, и не будет, мне кажется, никогда. Не может человек с такими достижениями в жизни просто проснуться утром, поесть и пойти на работу.— Утром проснулась, приготовила завтрак мужу. Супруг уехал по делам. Мы как-то планируем свой день, у меня свои дела, мы иногда встречаемся днем, чтобы пообедать вместе, потом опять дальше расходимся и каждый решает свои дела. Потому что, в принципе, когда ты спортсмен профессиональный и активный, твоя жизнь несколько иначе устроена: за тебя все продумывают, тебя кормят, поят, организовывают, билеты покупают, ты приходишь и тренируешься. Это не значит, что это легко. Просто вокруг тебя создают дополнительный комфорт, на который ты можешь не обращать внимания и не тратить какие-то свои определенные силы. В обычной жизни все не так. Теперь я сама себе все организую, спасибо моему супругу, который в свое время меня научил этому. Он открыл для меня иные виды отдыха, путешествия, когда ты не покупаешь путевки в турагентствах, а планируешь свой отдых сам. И это мне нравится намного больше. — Раньше ведь ваши путешествия — это гостиница, вокзал, аэропорт, тренировочная площадка и обратно — особо ничего не посмотришь. Приехали в какой-то город, «а я здесь уже когда-то была».— У меня была такая история. Мы приехали с супругом в Канны, которые мне категорически не нравились, я вообще не понимала ни этот Лазурный берег, ни город. Я думала: «Ну, чем же тут люди так восхищаются». А потом мы приехали туда с супругом просто отдыхать, и я взглянула на этот город с совершенно другой стороны. Он мне показал совершенно замечательные места в окрестности. И я поняла, что начинаю заново открывать все те города и страны, в которых я была уже много раз. — Какие открытия происходят в первую очередь в таких случаях?— Еда, кулинария, возможность поехать в любой момент, куда ты хочешь. — И поесть то, что ты хочешь?— Нет, у меня никогда не было с этим проблем, я никогда себя ни в чем не ограничивала. У тебя нет какого-то жесткого графика или режима, ты совершенно предоставлен себе. Ты можешь сегодня встать в 10, а завтра в 7, поехать куда ты хочешь, сделать все, что ты хочешь. Я очень хорошо помню первый год: мы сделали сюрприз своим родителям и приехали к ним на отдых, на Кипр. И я лежу в свой день рождения на пляже, тепло, солнце. И понимаю, что за всю свою жизнь это первый раз, когда мой день рождения проходит так. Потому что обычно это тренировки, игры. И думаю: «Вот это кайф». — То есть, мы вам день рождения испортили (запись интервью проходила в день рождения Екатерины Гамовой)?— Нет. Это, на самом деле, забавная история, потому что когда мне позвонили накануне и пригласили к вам в студию, я сказала: «Да, конечно, я с удовольствием приду». Сстала забивать себе в календарь, я обычно все забиваю в календарь с напоминаниями, чтобы не забыть. И я открываю календарь и такая: «О, а завтра же день рождения». У меня очень легкое отношение ко дню рождения. — Никаких тортов со свечками?— Ну, бывает. Но в этом году у меня как-то нет большого желания, чтобы собирать большое количество людей, праздновать с каким-то размахом. — У меня совершенно удивительная разница в восприятии: Екатерина Гамова на волейбольной площадке — лидер, через которого строится игра всей команды, а сейчас вы — домашний пушистый котенок, который любит дом, любит своего мужа, небольшие компании. Это всегда так было, просто волейбол вас сделал другой?— Да. Я разграничила совершенно четко и понимала, что на площадке я — один человек, а в жизни совершенно другой. Наверное, где-то подспудно есть эта жесткость, напористость, но эти качества во мне открыл именно спорт. В принципе, я не люблю слово лидер, никогда не применяла его к себе, не приемлю. Все говорят: «Вот вы лидер, что вы чувствуете?» А для меня это слово какое-то странное. Что значит «лидер»? Да, я человек, который на площадке нес большую нагрузку, но при этом для меня это было так органично. Я никогда не считала себя отдельной личностью на площадке. — Невозможно же, это же командный вид спорта.— У всех складывается по-разному, каждый воспринимает себя по-разному. Иногда бывают спортсмену, которые по складу характера индивидуалы. Я думаю, что люди, которые добиваются успехов на высоком спортивном уровне, они попадают именно в ту среду, в которую они попадают. Если ты индивидуал, но ты — в команде, ты все-таки, мне кажется, не сможешь подняться на ту вершину, на которую ты бы мог подняться, будучи в индивидуальном виде спорта. Очень тяжело. — Безусловно. Тем более, вообще, мне кажется, что среди российских командных видов спорта ощущение семьи крайне важно.— Семья — не то слово. Ощущение хорошего коллектива. — Мне много приходилось встречать, когда в хороших командах спортсмены дружат не только сами по себе, но и семьями.— Есть такое. Но это не значит, что, например, в нашем виде спорта, где 12-14 человек, все друг друга любят. Такого не бывает нигде, ни в одном коллективе, и это нормально. Мы не можем требовать друг от друга любви к друг другу, но при этом мы требуем исполнения той работы и обязанностей, которые у нас есть. Мы приходим, мы работаем, потому что профессиональный спорт — это все-таки работа, мы друг друга уважаем как работников, но, выходя за площадку, мы можем делать все, что угодно — дружить с кем-то, с кем-то не дружить. Но все равно, какие-то черты уважения друг к другу должны присутствовать. — Что вам дал, как тренер, Николай Карполь, что прошло с вами через всю карьеру?— Технику. — А ментально?— Тут очень сложно мне сказать, потому что, в принципе, дав возможность мне быть в команде «Уралочка», уже для меня был большой подарок. Пригласив меня в «Уралочку», дав возможность мне тренироваться с теми великими игроками, которые были на тот момент, учиться у них, расти вместе с ними, закладывая в меня характер, воспитание, — это все в будущем сыграло большую роль. — От него тяжело было уходить?— Очень тяжело. Но у меня был сложный такой момент: у меня был действующий контракт, было сложно уходить не только юридически, но и психологически. Потому что, когда человек тебе столько много дает, это твой учитель, но приходится иногда выбирать и делать какой-то для себя новый, осознанный шаг. — Уходя от такого тренера, учителя, не было страха «чему меня научат другие»?— На тот момент у меня был страх не «чему меня научат другие», а страх «смогу ли я вообще играть дальше». Потому что так складывались обстоятельства, что я не знала, получится ли у меня, получится ли у меня уйти, получится ли разорвать эти отношения, как себя найти в новом клубе, смогу ли я играть, если не смогу — карьера моя может закончиться. Был еще такой вариант, что если я не смогу играть где-то, то мне придется вернуться в эту команду. А как в нее вернуться? Было очень много мыслей и страхов. Но я такой человек, я по знаку зодиака весы. И я могу очень долго думать, колебаться, но в какой-то момент одна чаша перевешивает — и все, обратно ее не перевесить никаким способом. Но каждый раз я убеждаюсь, что перевесило туда, куда надо. — Для вас волейбол — это кайф, это игра?— Это жизнь. Это азарт. Желание победить, наказать конкретного соперника или команду в целом. Доказать, что мы лучше всех. — Были у соперниц волейболистки, которые дико раздражали?— Конечно. Бразильянки. Тренер Китая меня очень сильно раздражал. Потому что он все время улыбался. Почему-то меня это очень сильно раздражало. — Потому что у нее лицо такое?— Возможно. Наверное, это специфика азиатов, они очень часто улыбаются. Почему-то в тот момент меня это очень сильно раздражало. Но это хорошо. Ты находишь себе такой объект раздражения, бьешь, забиваешь, а он все равно улыбается. И ты понимаешь, что, наверное, это уже нервное. А так, конечно, наш извечный соперник — Бразилия. — Они как-то во время игры подначивали, какие-то разговоры, жесты?— Бывает. Мы очень осторожно к этому относились и старались не провоцировать, потому что девушки темпераментные. И была у нас даже стычка на площадке, на победном ЧМ-2006, но еще не на финальном этапе. Мы ту игру проиграли, на ней Любовь Соколова травмировалась, и там бы еще чуть-чуть, и мог бы вспыхнуть огонь. — Подрались бы?— Ну… На самом деле, были такие случаи в волейболе, когда дрались, но, слава богу, не мы. Команда Кубы и команда Бразилии. Это была драка после игры, дрались девочки, тренеры, все вместе. — Как такой человек, как вы, переносит неудачи?— Очень тяжело. Но иногда хватает и просто поплакать, но так, основательно. На самом деле, я жуткая плакса, как бы это ни казалось странным. Но поплакать — это святое. Особенно после поражения. Я даже делала для себя такой эксперимент — не буду плакать. Это было в 2008 году, на Олимпиаде в Пекине. Мы проиграли, и я думаю: «Ну, вот нет, не буду. Что я все время плачу, не могу перетерпеть? Могу!» И вот я не плакала, еду, терплю, приезжаю в олимпийскую деревню, выходим из автобуса и я понимаю, что меня начинает подташнивать от того, что это во мне сидит. Думаю: «Нет, надо это все выпустить». И поплакала от души. Это очень сложно. Первую неделю ты переживаешь, прокручиваешь в голове. После нашего поражения в Лондоне я не смотрела Олимпиаду вообще. Дома говорила всем: «Хотите посмотреть Олимпиаду — пожалуйста, в гости к кому-нибудь». Закрытие Олимпиады мы не смотрели, я не смотрела мужской финал, если это кого-то будет интересовать. Я знаю, что они победили, но я не смотрела. Для меня это было очень тяжело. Не потому что я не рада за ребят, это было лично мое ощущение от того, что мы не смогли. — У вас сейчас пляж, отдых и т. д. А шоппинг?— Люблю, как и большинство девочек. — Муж ходит с вами?— Редко. Иногда бывает, что мы прямо вместе, если на отдыхе, иногда бывает, он говорит: «Иди сама». Иногда он сам один ходит. На самом деле, у нас такой девиз в семье: главное — комфорт, чтобы всем было комфортно. Никто никого не заставляет, никто ни на кого не давит, если всем хорошо — это замечательно. — Сейчас ваша жизнь все равно связана с волейболом: вы курируете женские юниорские сборные. Что входит в ваши обязанности?— Все. Я постоянно с девочками на сборах, езжу с ними на все соревнования, решаю какие-то вопросы, связанные с командой. Делюсь своим опытом, иногда, если есть возможность, принимаю участие в тренировочном процессе. Так получилось, что на последнем ЧЕ я сидела на скамейке, как помощник тренера. — Не думаете стать тренером?— Нет. Меня все время об этом спрашивают. Я не собиралась сидеть на скамейке, так сложились обстоятельства. Ко мне подошли тренеры. Я сказала: «Если вы скажите, чтобы я сидела, и это нужно, то я сяду на скамейку. Если вы скажите, что этого не нужно, то я сяду спокойно на свое место, где я обычно сижу, на трибуне, и буду смотреть оттуда». Они: «Нет, это нужно». Я: «Хорошо, я буду сидеть». Но в какой-то момент я так нервничала, что ко мне повернулся наш второй тренер Евгений Конягин и сказал: «Катя, успокойся». Я ответила: «Да я не могу». Потому что ты видишь, знаешь, хочешь помочь, тебе кажется, что это так все просто, но ты понимаешь, что это — дети, у них все только начинается, все впереди. Потом думаешь: «Да нет, 17-18 лет, ну должны». А потом: «Да нет, все только начинается». — Но ведь в вашем случае 17-18 лет — это уже Карполь?— Да. — А там ведь уже должны?— Без вариантов. Но я ко всем ним отношусь, как к детям. — Знаю, что Карполь практически никогда не матерился.— Он никогда не матерился. Кричать — кричал, но так, чтобы шел какой-то мат по отношению к девочкам — такого никогда не было. — Это же, своего рода, такая эмоциональная встряска. Может, это именно то, что нужно и сейчас, и вам, как его ученице, следует их собрать в кучку и объяснить, чьи в лесу шишки?— Да нет, наверное. Люди разные, время другое. Поколения другие, дети выросли совершенно другими. Если — человек, который рожден еще в СССР, и со мной такие истории могли пройти, и я это совершенно нормально воспринимала, то, я думаю, что сейчас дети просто не смогут это нормально воспринять. Многих даже можно сломать таким отношением. Они просто другие. Да, в какой-то момент надо быть с ними жесткими, но достаточно, все-таки, разговаривать. Я приверженец того, что лучше говорить, спокойно объяснять. Некоторые тренеры из того времени, хотя, может, и из этого времени тоже, скатываются до оскорблений. Я считаю, что это вообще неприемлемо. Это даже больше подрывает авторитет тренера и уважение к нему. — Вы же и за границей играли, в «Фенербахче». Там совсем все по-другому?— Это был хороший опыт для меня и в игровом плане, и в ментальном. У нас был замечательный тренер, бельгиец Ян де Брандт. Были совершенно нормальные рабочие отношения. Я поняла, что такое рабочие отношения. Это не тренер — учитель, наставник, и ты — его подчиненный. А рабочие отношения с тренером, с которым ты все время в диалоге. — Это переносимо на нашу почву?— Нам нужно менять взаимоотношение между тренером и спортсменом еще в детском волейболе. Большинство тренеров вырабатывают стратегию крика, ора. Мне кажется, что уже надо по-другому относиться и воспитывать детей. Потому что они приходят к нам оттуда. И это очень сложно. Мы даже разговаривали со Светланой Михайловной Сафроновой, это тренер молодежной сборной. Она говорит: «Я не понимаю, почему я спокойно разговариваю с девочкой 15 лет, не кричу на нее, а она в этот момент начинает плакать». Хотя нет никакого давления. Мы очень долго думали, но я поняла, почему. Когда человек привыкает, что на него кричат, у него есть какая-то защита от этого. А когда ты начинаешь с ним совершенно спокойно разговаривать, что-то спокойно объяснять, говорить, он не знает, как на это реагировать. Поэтому, я считаю, нормальные отношения между спортсменом и тренером должны закладываться еще в детстве, чтобы у них была нормальная устойчивая психика, чтобы не нужно было на них орать, воспитывать только кнутом, а можно было бы вести нормальный, здоровый рабочий диалог. — Вас слышит молодежь?— Надеюсь, что да, что слышат, что чем-то мои слова им помогают, опыт, которым я делюсь. Это увлекательно, потому что ты видишь и чувствуешь отдачу. Это здорово. Отдача — это результат, реакция, ты видишь, что это интересно детям, им это как-то помогает. Мне так кажется. Будь в курсе всего самого сочного и интересного в мире спорта, подпишись на канал Sport24 в Яндекс.Дзене