Двор моей памяти: мемуары нестарого одессита. Часть 9
На портале K1NEWS.RU продолжается серия публикаций «Двор моей памяти». Автором этой автобиографической повести является журналист портала K1NEWS.RU Олег Де-Рибас. Как мы отмечали ранее, в Одессе его знают также как историка-краеведа. Теперь он ведет рубрику «Костромич в Костроме». А новый материал посвящен фактам, не ушедшим во тьму веков, а описывает относительно недавние, советские времена. Впрочем, если хотите, данные воспоминания также имеют некоторое отношение к краеведению, с той лишь разницей, что свидетелем и участником описываемых событий являлся сам автор. Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6 Часть 7 Часть 8 После дележа наша квартира приобрела оригинальный вид. Войдя в нее через кухню, приходилось спускаться по трем ступенькам, а в противоположном углу «красовалась» свежеиспеченная фанерная кабинка с окошком – уборная. Впрочем, и по сегодняшний день подобная планировка не является чем-то особенным для старых районов. Достоинства «не коммунального» туалета я оценил сразу, «выцарапать» меня оттуда было весьма сложно. Долгие минуты, проведенные в «кабинете» я посвящал чтению; эта привычка, пришедшая из детства, до сих пор доставляет определенные неудобства моим домашним. Довершала кухонный антураж печка из кирпича, накрытая толстым листом железа. Она была на три «конфорки», которые представляли собой, если кто помнит, набор чугунных кругов разного диаметра. На них ставились кастрюли, сковородки и нагревались открытым огнем. Топилась печь углем и дровами; как-то отец, заготавливая поленья, отрубил себе фалангу пальца левой руки. А газ в доме появился, кажется, лишь в начале семидесятых. Если я ел в одиночестве, то бабушка накрывала мне на стол в кухне. В течение всех детских лет мой завтрак состоял исключительно из двух яиц, ломтя хлеба с маслом и большой чашки кофе с молоком. Яйца должны были быть сварены в «мешочек» (четыре минуты после кипения); если они получались «некондиционными», я заставлял бабушку варить другие. Трудно сказать, почему мое утреннее меню сложилось именно из таких блюд. Представляется, что процесс приема пищи перестал с годами быть просто завтраком и превратился в некий ритуал, соблюдавшийся неукоснительно. Так что автор этих строк есть ценный для науки экземпляр, нечто вроде подопытного кролика, который на протяжении не менее десяти лет подряд съедал в день по два яйца. А если еще учесть, что я в детстве, с тех пор как себя помню, никогда не употреблял воду, ни кипяченую, ни, тем более, сырую, а только слабенький чай (я мог прервать игру и побежать домой на третий этаж попить), то, по совокупности, являюсь находкой для врача-диетолога. Следует, впрочем, сказать, что подобная «чайно-кофейно-яичная» диета не отразилась видимым образом на моих умственных и других способностях. С другой стороны и каких-либо патологий я у себя не наблюдаю… В гостиной у нас стоял огромный круглый стол. В старых семьях с традициями (а мы, надо понимать, относились к таковым) не было принято кушать на кухне. Потому общие обеды и ужины мы проводили именно за этим «столом-ветераном», работы итальянского мастера, о чем свидетельствовала медная «фирменная» табличка с позабытой мной фамилией. Помимо своего главного предназначения стол выполнял еще и функцию «убежища». Я очень не любил оставаться дома один. Но когда бабушка все же покидала меня ненадолго, то возвратившись, обнаруживала меня под круглой крышкой в окружении четырех «ножек-охранников». Вообще, я подозреваю, что человеку страшно быть в пустой квартире в любом возрасте. Только, с годами, поглощенные разными мыслями и заботами, мы как-то забываем об этой фобии. Под стать столу был старинный, очень богатый ореховый буфет. Нижняя тумба была покрыта огромным листом цельного серо-белого мрамора, а верхнюю часть, украшенную замысловатой резьбой со сценами охоты, поддерживали два деревянных же льва (в их открытых пастях я прятал мелочь и конфеты). Этот патриарх нашей меблировки заслуживает, безусловно, отдельного рассказа. В его тумбе было два очень больших выдвижных ящика. Припоминается, бабушка рассказывала мне, что когда-то они оба были заполнены различными старыми бумагами, принадлежавшими деду. Буквально сразу после ареста Даниила Александровича она, наученная соседями, сожгла в печке много документов и фотографий, которые, по ее мнению, могли повредить мужу. Впрочем, с обыском к нам, кажется, так никто и не пришел. Оставшиеся бумаги поместились в один ящик. Время от времени бабушка перетряхивала его содержимое, показывала фотографии своих родителей и сына от первого брака – «Орика». Орест, старший брат моего отца, утонул в 1941 году вместе с экипажем крупного транспортного судна, торпедированного немцами в виду, если не ошибаюсь, Очакова. Несмотря на разор, устроенный бабушкой в 37-м, у нее оставалось немало бумаг покойного супруга. Дед, достаточно крупный ученый (имя Д.А.Де-Рибаса можно обнаружить в «Химической энциклопедии»), занимался, кажется, процессами производства искусственной лимонной кислоты, о чем свидетельствовали несколько патентов на изобретение. Были в ящике рукописи и постарше, желтые и ломкие. Я не интересовался их содержанием, текст был не слишком читабельным, меня отпугивали многочисленные яти. Впоследствии, в суматохе переезда на новую квартиру, нами было забыто много не казавшихся ценными предметов и документов. Эту потерю я по-настоящему ощутил гораздо позже. Однако к самому буфету судьба оказалась более благосклонной. Так получилось, что в результате развода он многие годы верой и правдой служил моей первой жене и сыну – Кириллу. Но спустя два десятилетия, реликвия, пережившая не одно поколение де-Рибасов, благополучно вернулась «в семью». Сегодня исторический буфет украшает гостиную нашей квартиры на ул. Скворцова, и ласкает взор супруги Светланы, дочери Анастасии и, конечно же, вашего покорного слуги. Следует сказать, что мои родители не похвалялись своей принадлежностью к де-Рибасам, но бабушка в разговоре с соседями и со мной изредка поминала об этом, зачастую, кажется, всуе. Для меня же моя фамилия долгое время оставалась пустым звуком. Представляется, что бабушка, пожалуй, навсегда испуганная известными событиями, избегала разговоров на эту тему. И более того, она, надписывая мой дневник и тетрадки (а это делалось ею вплоть до четвертого класса), изображала нашу фамилию в одно слово – «Дерибас». Ей казалось, что такая нехитрая «маскировка» может уберечь меня от многих проблем… Продолжение следует
