10 особенностей русского человека, из-за которых в Европе придется несладко

Не любят нашего человека за бугром, ой не любят. По мнению многих жителей других стран, русские шумные, недружелюбные, не знают никакого языка, кроме своего родного, и ведут аморальный образ жизни. От клюквы, увы, не сбежать — ярлыки на нас с тобой навешаны задолго до рождения. И, надо признать, многие из них — чистейшей воды правда. То, что для нас норма и душевность, для иностранца — страх господень. В основе русского менталитета — богатая фольклорная библиотека, вера и отсутствие личных границ. Забавно, что мы и сами прекрасно знаем свои сильные и слабые стороны. Но 33 еще нет, и можно немного поваляться на тепленьком. Многое досталось нам в наследство от Союза, что-то приобретено после падения занавеса, а что-то и вовсе особенность характера конкретного индивидуума. Но все это в совокупности приводит к тому, что за границей мы часто ведем себя как животные, сами того не осознавая. Да, не одни мы ведем себя вызывающе, но какое нам дело до других, когда в своем глазу бревно размером с твою бывшую? Но сегодня мы постараемся его вытащить. Вот тебе 10 особенностей нашего менталитета, из-за которых русского человека часто не считают достойным членом развитого общества. 1. Зависимость от чужого мнения «Сын маминой подруги» вырос как раз из этого. Мамы всея Руси очень боятся осуждения своего чада посторонними. И ты, и мы не раз от чего-то отказывались из-за «а что люди скажут?». Из-за этого в России ранние браки, темные тона в одежде и полное отсутствие толерантности как таковой. Черная «Волга» с нарушителем однообразия до сих пор сидит в наших головах, и пока любая бабушка на лавочке может высказать тебе все, что думает о внешнем виде, нормах морали и воспитании детей, Совок никуда не денется. Ты и сам не раз осуждал одноклассника с собственным стилем — признай. За рубежом никто не любит, когда ему указывают как жить. 2. Грусть и тоска Достоевский умер, а тоска осталась. Это механическая реакция русского человека на происходящее вокруг. Разруха, нищета, призрак 90-х... Мы привыкли думать о плохом гораздо больше, чем о хорошем. Наступив кому-то на ногу скорее подумаем о разбросанных повсюду конечностях, чем о собственной неловкости. И мы верим в то, что ничего не решаем в своей стране — такой пессимизм никому не по душе. Россия для грустных, и грусть у нас во всём: в спорте, в споре, в стиле. Даже улыбка вызывает подозрения: чему радоваться, когда вокруг тебя хрущевки на ладан дышат, а единственные люди, которые могут управлять этой страной, работают в Uber. Улыбка — признак неискренности (или сумасшествия), а для русского человека охотнее принять спор, отказ или оскорбления, чем ложь. Улыбка только для своих, один из способов выражения расположения. Покроешь матом — свой человек! Улыбнешься — хочет что-то спереть или облапошить. 3. Слепой патриотизм «За нами сила, потому что мы русские!», «Мы — русские! С нами Бог!» и прочие мотивирующие футболки в изобилии на любом черноморском побережье. А вот почему Россия такая великая, мало кто уже и помнит. Да, мы занимаем первые места в рейтингах — по детским [Роскомнадзорам], например. Если ты русский, то априори лучше бездуховных пиндосов. Мы любили Задорнова, но в последние лет 10 старик явно поехал кукухой. Никто не спорит, что Россия — страна могучая и со славным прошлым, но выдавать дела минувших дней за стабильность как минимум глупо. Россия — великая страна, и мы ее любим, но это лучше доказывать приличным поведением и вежливостью, а не криками, дурацкой одеждой и агрессией. Мы же так радушно встречаем иностранцев и так им рады, зачем же пугать их и отвращать от родины, добивая и без того корчащийся в муках туризм. Любить свою страну и отечество — патриотично. Но патриотизм не подразумевает национальное превосходство — это немного другая опера, и закончилась она 70 с небольшим лет назад. 4. Лень и страх инаковости Мы ждем перемен, верим в светлое завтра, которое вот-вот наступит, верим, что добро победит зло, но попозжа. А что сами сделали для этого — загадка. Чтобы внести свой вклад в преображение страны, надо выпендриться, а у нас так не принято. Как и высовываться. В равноправие и свободу мало кто верит; все всеми заранее решено, и обычному человеку дано родиться, жениться, взять кредит и не дотянуть до пенсии, скончавшись в офисе у кулера. Это одна из скреп: недоверие к государственному аппарату и жизненному укладу как норма и стабильность, обыденность. Это предубеждение и удобное оправдание тому, что и делать ничего не надо — не выйдет. Заранее известно, что обманут и не сдержат обещаний, что ты никто и звать тебя никак. Но мы слушаем и верим блогерам, сомнительным активистам, правозащитникам и анонимам в сети. Парадокс, не иначе. 5. Местничество и кумовство С этим боролись столько, сколько стояли Киевская Русь, Царская Россия, Союз и Российская Федерация. Пристроить отпрысков на теплое местечко — норма. Все это понимают и признают. А скажи об этом в Европе — у людей волосы дыбом встанут (везде). Кто знает, какой бы была Россия, если бы рабочие места занимали люди с достаточной квалификацией и желанием. Но хуже не было бы точно. Принцип «рука руку моет» никто не отменял. Да и разве ты , оказавшись на таком же месте, не попытался бы обеспечить себя и свою семью по максимуму? Это сидит в подкорке благодаря СМИ, масс-медиа, а новое поколение политиков и бизнесменов вовсе не скрывает своих намерений. Впрочем, на ПМЖ в Европу они и не собираются — достаточно иметь там дачу, чтобы периодически выбираться с семьёй на шашлы..., кхм, простите, на барбекю. 6. Эксплуатация жалости «Помогите Алешеньке на операцию!» — картина маслом в любом трамвае любого города России. Забавно, что с такими картонками чаще всего ходят бывшие любительницы «Ягуара» и сигарет с ментолом. Эксплуатация жалости — удобный способ оставаться на плаву и не менять привычный образ жизни, решать проблему за чужой счет и перекладывать ответственность на других. Выглядит как план: сотворить невероятную глупость, сложить ручки, пустить слезу в эфире «Пусть говорят» и собирать сливки с сердобольных. Выставлять свою беду напоказ не считается зазорным. Наоборот, это «преимущество», ядро условной рекламной кампании. Извлечение выгоды из своего несчастья можно даже русской смекалкой обозвать — суть не изменится. Зачем напрягаться и адаптироваться к новым условиям, ведь у нас принято пожалеть и помочь. А тех, кто проходит мимо, «негодяями» клеймят в разы чаще, чем самих «сирых и убогих» — еще бы, сердца у таких нет. И всегда будет тема для разговора: «Вон Светка пошла, в мехах вся — от кобелей ее, небось, подарки. А мимо попрошайки прошла и даже монетки не оставила, стерва!». В России жалость возвели в абсолют. По федеральным каналам нас кормят жалостливыми историям 14-летней матери десятка-другого детей, но вот про заводы для частично недееспособных ни слова, а ведь они есть, как и курсы профессионального образования для вот таких вот юных любительниц рожать. И с каких пор стало модным на всю страну трубить об изнасиловании, а потом собирать донаты на стримах? 7. Патриархат головного мозга Кто в доме главный, все и так знают. Вот только в Европе главных в доме нет — все равны. Потому что и мужчины, и женщины, а порой и подростки работают, учатся и вносят свой вклад в семью. А между делом у постсоветских женщин, благодаря сильному удару по столу и давлению общества, две полноценные работы: официальная с зарплатой и домашняя — стирка, уборка, готовка, воспитание детей. И не дай бог ей что-то не успеть. 8. Патологическая тяга к халяве Скачать фильм с торрента и слушать музыку бесплатно стало частью нашего национального менталитета. И никто даже не думает о том, что именно наше финансирование позволяет создателям контента и дальше двигать культуру, которую так активно мы потребляем. Даже фольклор изобилует примерами: смекалка ставится на пьедестал, а тяжелая работа — она для щук. Не сщучиться нам помогает вера в «бога из машины». Или не из нее, но главное, чтоб не из «АвтоВАЗа» — самим спасать придется. 9. Чрезмерная тяга к душевности и эмоциональности Чувства русского человека всегда довлели над разумом. Целесообразность воспринимается скорее как «эгоизм» и едва ли не «рвачество». Потому и не принято бросать больных — не по-христиански. Как и женщины, которые ищут обеспеченных и перспективных, но любят убогих и несчастных. Мы принимаем пьянство, но порицаем психотерапию и антидепрессанты. Ведь пьющий человек — травмированный, у него горе, а кто со своими проблемами суётся к докторам — псих ненормальный и априори должен содержаться в мягкой комнате. А тот, кто боль унимает медицинскими препаратами, — наркоман, аморал и 100% ещё и педофил, чем черт не шутит. Ведь нет такой проблемы, которая не решается душевной беседой с соседом за бутылкой водки, палкой «Краковской» и солёным огурцом, правда? 10. Зависимость от царя и героев Мы не привыкли делать что-то сами. Есть абстрактный некто, который придет и даст правду, а плохим — в морду. Мы не привыкли думать жестко, жертвовать людьми и сами выбирать свой путь — для этого есть фигура далеко и высоко, которую легко ненавидеть. Но и любить тоже: благодаря ей мы еще живы. Нам проще верить в лидера, чем в самих себя. Противопоставить себя обществу кажется нереальным. А попытки других (спасибо паранойе!) — акцией этого самого общества, спланированным ходом. Мы не верим в коллективную работу — спорить тоже часть менталитета. Спор для нас как один из способов общения — эдакая изощренная форма, предполагающая и разминку для ума. А как часто нить, начало этого спора в пылу дискуссии теряются вовсе! Для того чтобы выжить там, за бугром, можно и не меняться. Но чтобы за этим бугром подняться и вырасти, изменения необходимы. И начать надо прежде всего со своей головы. С советских времен мы привыкли думать, что наше образование самое лучшее, однако это уже далеко не так. И даже если мы знаем больше, чем зарубежные специалисты, то заявлять об этом — вершина глупости: в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Имидж нашей страны зависит от нас самих, и если ты окажешься в Европе, Америке, Азии, Африке или еще бог знает где — веди там себя прилично. Так, как хочешь, чтобы вели себя туристы в России. И ставь почаще себя на место других. От этого ещё никому худо не было.