Отшельник с Рублевки: зачем там человек, умеющий "внушительно молчать"
Населенный пункт Лапино в Одинцовском районе Московской области плохо соотносится с его статусом "деревня". Территория давно застроена упирающимися друг в друга коттеджами за высокими заборами, в центре — элитный частный роддом, в пятнадцати километрах — поселок Барвиха, а слоганы на придорожных билбордах предупреждают, что это — территория "первых из первых", успешных и состоявшихся в жизни "людей-luxury". Кажется странным, что именно сюда организация "Русский лес", созданная писателем Захаром Прилепиным и его единомышленниками, прошлой весной искала кандидата на вакансию "отшельника". Но такой человек нашелся. ТАСС отправился в гости к Андрею Казакову, который планирует жить в самом дорогом уголке Подмосковья без денег. Он будет показывать лес "путникам", вести с ними философские беседы о жизни, а порой и "внушительно молчать". Славянский хиппи У остановки стоит высокий молодой мужчина в брезентовых брюках, камуфляжной куртке и бейсболке. Куртка сильно расстегнута, открывая могучую голую грудь. Предлагаю ему сесть в машину. "Да тут пешком быстрее дойти, паркуйтесь за углом. Вот наш хутор", — говорит он и по-детски добродушно улыбается. Мы проходим по узкой дорожке между коттеджами. Слева от нас — огромная русская изба — "арт-резиденция", которую открыли прошлой весной писатель Захар Прилепин и продюсер Дмитрий Казаков. Как утверждают создатели на сайте "Русского леса", хутор — "это площадка для творческого взаимодействия писателей, художников, музыкантов, историков и путешественников, а также место для погружения в русскую культуру каждого нашего гостя". "Зачем хутору отшельник?" — спрашиваю Андрея, спускаясь за ним по деревянной лесенке, которая ведет в овраг. "За лесом должен кто-то смотреть, ухаживать. Лесник нужен — просто отвечает он. — Сюда будут приходить люди, чтобы проникнуться красотой природы. Но не все готовы одни там гулять. Буду показывать, что интересного есть в лесу, у нас тут будут прикормочные станции для лесных животных. Хотим запустить сюда бобров, а пасеку я уже в этом году завел. Хотите, покажу?" За оврагом начинается лес — высокий, старый. Андрей говорит, что такого сосняка не видел даже на родине в Белоруссии. Из-за масштабного строительства вдоль Ильинского шоссе часть его была вырублена, но этот — всего километр на три по площади — он хочет сохранить. "Это лакомый кусок, вы же понимаете. Но надеюсь, что проект как раз поможет его спасти. Тут такие поляны с иван-чаем летом, все сиреневое, красота!" Мы выходим на поляну, идем по высокой порыжевшей траве. На опушке стоит два небольших улья. Андрей говорит, что мечтает организовать в лесу бортевое пчеловодство, когда дикие пчелы гнездятся в дуплах деревьев — бортях. "Так наши предки мног веков назад добывали мед, когда лесов было много", — поясняет лесник. За лето он выучил лес наизусть. Показывает елку, под которой за весь сезон нашел два белых, речку, в которой купается каждый день, в любую погоду. "И сегодня купались?" — говорю, глядя на клочки мокрого снега на пожухлой листве. "Сегодня еще не успел. Хотите погреться у костра, а я как раз поплаваю?" Андрей находит в лесу две сосновые колоды, взваливаетих себе на плечи и несет к берегу речки Медвенки. За несколько ударов маленьким топориком превращает их в груду поленьев, складывает колодцем и начинает разжигать мокрую бересту с помощью огнива. Этот предмет, знакомый большинству молодежи разве что по сказке Андерсена, у Андрея всегда с собой "Спички отсыреют, зажигалка может сломаться, а огниво работает всегда", — поясняет лесник, высекая искры на разлохмаченный лезвием топора кусок бересты. Через пять минут мы греемся у потрескивающего жаркого костра. Андрей раздевается и заходит в воду с таким довольным лицом, будто сейчас не поздняя осень, а разгар знойного июльского дня. Он окунается с головой и плывет энергичными саженкми на противоположный берег. "На самом деле, люди были бы гораздо здоровее, если бы чуть оторвались от своих комфортных квартир", — вдруг произносит он. "А если вы заболеете, то лекарства из аптеки пить не будете?" — зачем-то спрашиваю я. — "А я не болею". Зарплата: не положена Пока Андрей живет в одной из комнат "арт-резиденции" (обитатели еще называют ее избой-читальней) — спит на деревянных полатях, готовит пищу в русской печке. Но за следующее лето хочет построить собственную избу на краю леса, у реки. — Мне разрешили использовать материалы, которые я найду в лесу. Тут сухие сосны есть, они отлично подойдут для стройки. Обещают помочь со стройкой, но я хочу сам все сделать. Жить в новом доме будет один, но не исключает, что когда-нибудь обзаведется семьей и приведет ее сюда: это условиями проекта не возбраняется. А вот зарплата отшельнику не положена. "Я зарабатываю в интернете, записываю ролики. Показываю, как жить в лесу, веду с людьми беседы о важном… Пока строим и благоустраиваем хутор, у меня есть зарплата, но потом ее не будет". Перспектива жизни без денег Андрея не пугает. Наоборот, для него это гарантия того, что работа не превратится в "кабалу и цепи": нет зарплаты — нет строгих обязательств. Можно выезжать по делам с хутора, вести параллельные проекты. "Пока эта история мне очень нравится", — на лице Андрея снова светится детская улыбка. Беседы о жизни До Андрея на вакансию отшельника пробовались несколько человек, но все они либо не выдержали, либо были уволены. "Потому что люди эти пытались убежать от себя. Думали, что если поменяют место жительства, то и жизнь поменяется. А для Андрея это его стихия", — рассказывает Дмитрий, строитель, который тоже живет на хуторе. Андрей родился в Архангельске в семье военного, но всю жизнь прожил в Белоруссии. После школы Андрей поступил в авиастроительный колледж, но не окончил его — решил, что полезнее больше путешествовать. Его всегда тянула природа, поэтому начал работать озеленителем на приусадебных участках у состоятельных людей. Потом был брак, закончившийся тяжелым разводом. Этот момент Андрей считает переломным в своей жизни. Он перестал есть мясо, начал практиковать голодание, закаливание, да и вообще, ощутил просветление: "Много чего понял о жизни". Этими мыслями он и делится с попутчиками, которые встречаются во время его путешествий. "Я просто хорошо чувствую и вижу людей. Мы можем часами разговаривать. Они получают ответы на свои вопросы. Хотя в требованиях к должности было и умение "внушительно молчать". Это тоже можно, но чаще люди хотят говорить и слушать". "Как ты живешь без постоянного дохода?" — спрашиваю после того, как он рассказывает, что никогда не работал в строгом графике и не ходил в офис к определенному часу. "Деньги как-то сами ко мне приходят, — снова по-детски непосредственно отвечает Андрей. — Знаешь (мы незаметно для себя переходим на "ты"), люди, которых я встречаю, сами чаще всего мне что-то дают… Я ничего не прошу, они сами, говорят — на, возьми, тебе нужнее. Может, им просто очень хочется быть такими же свободными, как я". Свобода — одно из главных слов Андрея. Он рассказывает, что не хочет привязываться к одному месту на всю жизнь. Говорит, что "семья, конечно, у меня появится рано или поздно, но это не подразумевает потерю свободы. Можно вместе путешествовать, например, в автодоме, не обязательно жить в одном и том же месте. Детям главное счастье — не блага города, гаджеты или кружки, а любящие их и друг друга мама и папа рядом". Я думаю о том, что подобная романтика способна поймать на крючок не только женщин, которым набили оскомину походы с ухажерами в рестораны и кино, но и мужчин, уставших от офисных будней и ищущих себя. Идея поселить "отшельника" на хуторе, прежде всего, бизнес-идея, хоть и не новая: например, к ней уже обращались и популярный в YouTube Хоббит-Отшельник — Юрий Алексеев, который живет в землянке у Ярославского шоссе и принимает за день сотни посетителей, и православный миллионер-крестьянин Герман Стерлигов. Сработает ли она снова — станет ясно следующей весной. А пока Андрей собирается провести зиму в горах Крыма — он уезжает туда уже в ноябре — автостопом. Карина Салтыкова
