В краснодарском театре Драмы премьера спектакля поразила непристойностью
Островский галопом и с хлыстом В нашем родном, дорогом Краснодарском академическом театре драмы всякие есть спектакли: и хорошие, в основном из старой, прошлой жизни, и плохие – их основная масса, и бездарные, но такого уровня вульгарности и пошлости, кажется, я давно не видел. И самое грустное, что речь идет об Александре Николаевиче Островском, о его потрясающей пьесе «На всякого мудреца довольно простоты». В кубанской драме ставился Островский не раз, но то были полотна, о которых можно было спорить, говорить, соглашаться с ними или не соглашаться. Нынешняя премьера поразила какой-то даже непристойностью. Режиссер-постановщик Роберт Манукян заявил своего Островского как комедию-гротеск, сделав упор на шаржирование, окарикатуривание материала. Однако искусство гротеска – очень тонкая материя, состоящая из изящных кружев, и здесь необходимо мастерское владение этой техникой. Каждый поворот головы, каждый жест, каждое слово, интонация должны виртуозно работать в связке. И при этом необходима такая острота игры, чтобы юмор и ирония сохраняли свежесть дыхания и взгляда. Нашего Островского отчего-то превратили в бульварный низкопробный водевильчик. Актеры в крике заходились до покраснения, притом гарцуя, словно цирковые рысаки. Для чего надо было неистово надрывать голосовые связки и передвигаться исключительно галопом на камерной сцене, непонятно. Увы, гротеска мы не увидели, а стали свидетелями лишь банального кривляния с вульгарными телодвижениями и всякого отсутствия меры. Даже профессиональные, хорошего уровня артисты порой полностью растворялись в этом горе-ансамбле, больше похожем на шапито-загул. Зачем надо было из Машеньки (Виктория Лукина) делать слабоумную идиотку, а из Мамаевой (Вера Великанова) – даже не дрессировщицу, а тетку из веселого дома с хлыстом? Вообще высший свет у Манукяна собой представлял этакое сборище приказчиков и подавальщиц. Главный герой Глумов в исполнении Арсения Фогелева честно выполнял рисунок, заданный ему постановщиком, но в конце мы вдруг увидели этакого Чацкого. Спектакль зачастую на самом деле напоминал то а-ля Гоголя, то а-ля Грибоедова. Возможно, лишь герой Андрея Светлова (Крутицкий) выглядел во всей этой угарной карусели достойно, без всякого гримасничанья. ; Фото / Юрий Корчагин А история такова. Молодой человек Егор Глумов ставит перед собой цель «добиться теплого места и богатой невесты». Через своих дальних родственников он и начинает действовать, при этом ведя дневник, куда записывает все свои «похождения», давая ядовитые характеристики московской знати. Но «летопись людской пошлости» оказывается в руках Мамаевой, которая мстит ловкому и изворотливому юноше, разоблачая его. Правда, у Островского нет хороших и плохих, есть лишь жертвы. Казалось бы, сюжет и на сегодняшний день полезный, но в спектакле самым интересным образом эту злободневность стерли, осталась только интрига о похоти и вожделении. И романс «Ямщик, не гони лошадей», звучащий увертюрой, сам по себе прекрасен, но явно не в предложенной трактовке. Впрочем, и сценографическое решение (Сева Громовиков) сюда никак не вяжется: понятно, что оклеенные бумажками, записками колонны – попытка наглядного досье, но все выглядит словно из другой оперы, даже цветово. Часть костюмов, как в последние годы водится, на подборе – ну не любит наш театр особо затрачиваться. А то, что делала художник Ирина Шульженко, явно диктовалось режиссером. И в конце хочется сказать о чрезвычайной ситуации, произошедшей в театре, это уже к вопросу о дисциплине. Обычно перед премьерой происходит так называемая сдача новой работы, чаще она бывает для своего, театрального люда. Но на сей раз генерального прогона не случилось, так как одна из актрис «скоропостижно заболела» (слова Р. Манукяна). В театре трудно что-то утаить, и пошел слух в народе о «горькой русской болезни» артистки. Буквально за ночь ввели другую актрису, которая, надо отдать должное, сработала четко и профессионально. Печально, что в краевом коллективе сегодня стали возможны такие прецеденты, ведь на грани срыва оказался сам спектакль, а отмена предпремьерного показа буквально за пять минут – факт вопиющий и «эксклюзивный» на театре. Хотя и сам Островский в подобном виде на нашей сцене скорее скверный анекдот и случай, кажется, из ряда вон выходящий.
