Валерий Меладзе: Предательство - вещь простительная

Он – сама энергия. Высочайшие рейтинги популярности из года в год, сумасшедший отец, ценитель тонкого юмора, еще и звездной болезнью не болен. Такой вот коктейль по имени Валерий Меладзе. Журналистов Меладзе не очень любит, что понятно – достали его попытки влезания в личную жизнь и поиски чего-нибудь «эдакого». Но говорить с ним ни о его разводе, ни о чем-то "светском" и не хотелось. А вот узнать, о чем думает звезда первого ряда вне сцены и блеска софитов, казалось интересным. И мы решили попробовать просто потолковать о жизни. - Валерий, я отлично помню, как вы появились на сцене в 1990-х. «Выйду в поле, поклонюсь…» А ведь вы мало изменились с тех пор! Стремительно имидж не перекраивали, во всяком случае. И драйв не исчез. Откуда, кстати, вы его черпаете? - Иногда сам не знаю, честно. Я видел много артистов на подъеме, а потом видел, как в 30-35 лет у них гасли глаза. У кого-то и после шестидесяти глаза горят. Мы все время с Костей, братом, подстегиваем друг друга, толкаем. Может, если были бы по одиночке, у каждого из нас взгляд бы и угас... Мы оба, по сути своей, неугомонные. Ну и стимулы к движению, конечно, они у каждого есть. - У вас они какие? Скажем, деньги? - Не всегда, и точно не только они. Хотя мы когда-то убегали от безденежья… Точнее не так. Мы родились, когда деньги еще не ставились во главу угла. Это сейчас мы учим детей разбираться в деньгах, а наши родители старались сделать так, чтобы мы как можно позже столкнулись с этой торгово-денежной категорией отношений. В магазин, маме - сдачу, и все! Но деньги, конечно, обеспечивают возможности. А еще когда-то для меня стимулом был страх. Страх неудачи. Это стимул неправильный, страх – это вообще состояние отвратительное. И я бежал от него. Выходит, с одной стороны подталкивал вперед он, с другой – мечты, а мы с Костей всегда были мечтателями. В сумме какая-то двигательная сила и возникла. - Сейчас вы чего-нибудь боитесь? - Я на себя беру больше положенного. И когда очень устаю, что-то, бывает, подкатывает такое... Но это не страх, скорее, а тревожность относительно возвращения в некую слабость. Черчилль, мне кажется, говорил, что удача – это постоянный уход от неудач? Гениальный человек! Он произнес то, о чем мы все думаем. Неутомимый уход от неудач, а потом - движение вперед. А еще я очень боялся попасть после института в некую структуру, где пришлось бы каждый день ходить и заниматься одним и тем же. Тупо. Я боялся, что день мой будет похож на вчерашний и на завтрашний, потом еще посмотрел «День сурка»... Бесперспективность чудовищна. А сейчас я, пожалуй, боюсь слишком резких перемен, при том что стояния на месте не люблю. Боюсь болезней – моих собственных и у моих близких. Это, вы понимаете, не патологический какой-то страх, и в медицину я верю, но так, в пределах разумного… Вообще любая крайность – плоха. - Зато честно. А вы про себя не все знаете? - Нет. Всего я о себе не знаю. Но зато я знаю все свои слабости, поэтому и не требую от людей многого. - Все слабости? То есть то, за что вы себя ругаете? - Их миллион. - Миллион не нужно перечислять, но три основных… - Чревоугодие… Нет, стоп! Это такие слабости, которые опустят меня в лице читателей. А кроме прочего, нужно мотивировать: для чего мне нужно рассказывать вам о них? У меня и духовника-то нет! А если бы и был, я не уверен, что смог бы ответить ему на этот вопрос, потому что сам не всегда знаю, какие у меня слабости, когда они могут проявиться и до какой степени. - Ну хорошо, а, как говорят, из быта что не любите? - В свое время я так натаскался тяжестей, что я теперь ненавижу носить тяжелое, ненавижу тяжелый чемодан. Когда я только женился, а потом дочка первая родилась у нас, я еще аспирантом был. Денег почти не платили, зарабатывать особо не умел. И все от тещи возил, начиная с картошки. Однажды я один на двух электричках привез от нее ножную швейную машину. Она была тяжеленная, но я ее допер. Вот с тех пор и не люблю ничего таскать. - А что вы читаете? Или на это нет времени? - Есть, есть! Я просто помешался на аудиокнигах. Книги без иллюстраций с детства не любил – это откровение, может, кого-то и развеселит, но для меня правда важно было что-то рассматривать, параллельно с чтением. Так что для меня планшет и чтение электронной книги возможны, но не так любимы. А вот аудио… Для меня это волшебная вещь. Я слушаю и просто улетаю куда-то, или погружаюсь - глубоко-глубоко. - Вы просто всю жизнь со звуком работаете, отсюда и глубокое восприятие. - Может быть, кстати... А вообще я никогда раньше не любил исторические вещи, а сейчас просто "пробило" на них. Не хочу показаться легкомысленным, люблю приключения, Акунина очень люблю, а тут читал «Тифлис 1904» Николая Свечина, потрясающая книга про дореволюционный Кавказ. Сейчас много хорошей литературы. - Да, вы правда другой какой-то... Со стороны кажется, что вы всегда немножко вне шоубиза. - Может, это потому, что мы с Костей ни за кем ничего никогда не повторяем, все придумываем сами. У нас ведь как? Кто-то что-то придумал, и это становится тенденцией. Раньше главным создателем тенденций была Алла Борисовна Пугачева. Мы на «Голосе» общались со Львом Валерьяновичем Лещенко, давно мы знакомы, но поверхностно, а тут работа с ним для меня просто стала открытием. Такой глубины человек! И он, конечно, тоже создатель тенденций. Но в целом сейчас шоубизнес очень унифицирован, все сплошь – стандарты. В интернет вывалены даже присетные тембра, бери их, бери ритмы модные - лепи, что хочешь. Пиар-ходы – и те у всех стандартные. Мое везение - то, что мы с Костей никогда не используем ничего стандартного. Что бы ни случилось, мы все стараемся делать по-своему!

Валерий Меладзе: Предательство - вещь простительная
© Вечерняя Москва