Владимир Казанцев: «Если у человека нет цели, то все дороги попутные»

Мы знакомы с Владимиром Казанцевым с начала 90-х годов, со времени создания первой независимой газеты и первой волны демократов города. Он руководил социологическими службами крупнейших по тем временам предприятий - приборостроительного, автомобильного заводов, НПО «Марс». Чем занята его голова сегодня, на что он по-прежнему остро реагирует, от чего приходит в недоумение. Чем же в канун 80-х годов занимались социологи? Как поясняет Владимир Иванович, на крупных предприятиях руководство в первую очередь волновал морально-политический климат в коллективе. В его подчинении были психологи и социологи, он проводил анкетирование, соцопросы, всё это анализировал и делал свои выводы. «Свои» в том смысле, что не подгонял их под мнение начальников, а делал сугубо научные выкладки и прогнозы. Приходилось ему разрабатывать и методику первых массовых сокращений, когда без работы оставались тысячи инженерно-технических работников. До сих пор помнит многих, кто не справился с ситуацией – пропал, спился, стал бомжом и т.д. Помнит и тех, кто занял лидерские позиции в городе, например, Георгий Иванович Ступников – первый представитель Президента РФ по Ульяновской области (1995 год), у которого был экспертом. А по большей части они были друзьями и вместе бились за демократию. В том числе, и за её представителей. За первого редактора той самой независимой газеты – Аллу Григорьевну Багдасарову. Это ему Ступников сказал, что срочно надо искать сто́ящего редактора в первую городскую газету, иначе коммунисты попытаются навязать свою кандидатуру. Он и внукам собирается рассказывать об этом с гордостью. С 1990-х годов Владимир Иванович занимался комплексным анализом и прогнозом региональных процессов. В первую очередь, выборами. Демократическими. Денег на них, как современные политтехнологи, он тогда не заработал. В известной многим книге в интервью Андрею Безденежных «Симбирский контекст», (2003 год) на вопрос «Раз ты такой умный, почему ты такой бедный?» он ответил так: «Мы бедные не потому что глупые, а потому что у нас слишком высокие моральные притязания и слишком маленькие материальные потребности. Деньги для меня – это радость для моих детей. Не более того... » Мало что изменилось у человека, знающего несколько иностранных языков, острого на язык и по любому поводу цитирующего анекдот или афоризм, и сегодня. Живёт на пенсию, как говорится она у него хорошая, но очень маленькая. Но умудряется издавать за собственный счёт простенькие в тонком переплёте книжицы, больше похожие на брошюры лектора, но в которых, как в калейдоскопе, мелькают привычные или необычные темы и факты, которые он складывает под разным углом зрения, смотрит, что из этого получится. «Это всё о нас» Мы встретились в кафе в центре города, напротив родового гнезда Владимира Ивановича. Он сразу уточнил, что в войну и послевоенные годы здесь был хлебный магазин, а я, что в советское время – кулинария, а в начале 80-х – первое кафе, где варили отличный кофе на песке по-турецки. - В 2009 году решил я написать о своём доме после смерти одной из моих тетушек, всем своим родственникам по нашей ветви задал массу вопросов. Было время, когда в этом доме жило пятеро сестёр, в том числе и моя бабушка. Дом был построен в 1866 году. Все взрослели, обзаводились своими семьями, кто-то отъезжал, кто-то наоборот въезжал. Дом уплотнили, удобства были во дворе, печное отопление. И только в начале 1970-х всех временно расселили, в дом провели воду, газ, устроили ванну, туалет. - Вы родились в этом доме? - Понятное дело, в роддоме, но с 1953 по 1956 годы жил здесь. До сих пор не представляю, как все там умещались, взрослые, малышня повсюду бегала. Когда я начал писать брошюрку «Это всё о нас», сначала поставил заглавной фотографию этого дома, потом выяснил, что мой прадед, пережил многих. До 95 лет баловался табачком, и, извините, водочкой. Он был брандмейстером и служил «в пожарке» с каланчой на Московской улице (ныне Ленина). Была тогда там казарма для служивых, теперь - музей. Так что родословная началась с фотографии прадеда и его семейства. - Вижу, вы с не очень хорошим настроением пришли из родного дома? - Сейчас в доме живут две семьи, в том числе моя двоюродная сестра, дом подготовлен под снос. Всё не вечно, вечными бывают только пирамиды. И хоть квартиры для расселения предлагают достойные, немного грустно. Возможно, когда дом ломать будут, я какую-нибудь дощечку на память прихвачу. В 70-е годы братец мой умудрился умыкнуть с дома старинный дверной колокольчик. А я, когда приходил к бабушке студентом, помнил табличку: «Дом застрахован в Варшавском обществе в 1866 году». Когда дом капитально ремонтировали, я, грешным делом, хотел её украсть, но бабушка сказала, что нельзя, что это не красиво, а строителям было все равно, и табличка исчезла. Угощение за просвещение - А кто из родителей жил в этом доме? - Матушка. Папа у меня с Алтая. - А как они относились к переменам, которые, наверняка видели? - Как-то мой братец повёз родителей на машине по городу, так они ничего не узнавали (к тому времени мы жили на улице 12 Сентября), рассказав мне потом, что, если бы пошли пешком, точно бы заблудились. Я, кстати, тоже как-то недавно по улице Радищева прошёл, у меня заноза выросла: тоже ничего не узнал, нашёл только три ошибки в вывесках контор, особенно в написании английских названий. Зачем это? Непонятно! Вот маленький анекдот про наш город: иду я летом мимо бывшего кинотеатра «Пионер», там недалеко кафе «Невада» с пальмами на вывеске. Я захожу и ищу администратора. Мол, я без жалоб и претензий, только, кто вам подсказал такое название? Штат Невада - горный, там никаких пальм нет, а по-испански «невада» - снегопад. Когда снегопад под пальмами - как-то не очень. Ну, угостили за счёт заведения за просвещение. Такое сплошь и рядом. Я не могу понять, психология такая у наших земляков? - А вот такая пытливость и неравнодушие у вас от характера, любопытства или образования? Почему вам до всего есть дело? - Давайте попроще! Я прекрасно понимаю свой возраст. У пожилых людей появляется свободное время, Некоторые, правда, в детство впадают, у других хронические болезни. Мы так быстро бежим по жизни, что некоторые не успевают даже болеть. Всё оставляем на потом, но история не стоит на месте. Тем более сегодня краеведение в Ульяновске худо-бедно развивается. Когда прохожу, например, по скверику областной больницы (а история, она же при мне была) я помню, что в 1956 году здесь на этом месте отец меня переучивал с трехколёсного велосипеда на двухколёсный. А сейчас смотрите, как тут всё изменилось. Это как мелодии молодости, которые мы помним. Ещё помню, как нас в школе учили истории: вот - Европа, вот - Америка, вот – Япония и Китай! На бегу мы это всё проходили. Вот Мао был, вот там кто-то другими тропами бегал. И всё. А тут целая культура. А вот свой город совсем не изучали. Поэтому сейчас приходит запоздалое познание. Книги - А как вы стали писать ваши книги? Помню, сначала у вас были грантовые заявки, преподавание в университете? - Два года тому назад, кто-то из моих знакомых, зная, мою любовь к писательству, спросил, могу ли написать, что-нибудь по теме ульяновских героев. Я отреагировал сразу, про это столько написано, начиная с 60-х годов, Есть «Книга памяти», Энциклопедия Симбирская, Там всё написано и описано. Но вдруг вспомнилось, что есть такой подход – не обязательно открывать какие-то новые факты, Трою, например. Можно эти факты сопоставлять как в калейдоскопе - по-разному складывать и смотреть, чего интересного получится. Факты, как исторические и любые другие, допускают разную интерпретацию. Ведь известно, что совершенно разные люди по-разному смотрят на очевидные вещи, кто-то ведь из известных сказал: «Двое смотрят в лужу – один видит звезды, другой – грязь». Тем более споры по истории не утихают, как например, неугасим спор по поводу потерь в годы Великой Отечественной войны. Так как история мне близка, особенно военно-морская, я и взял тему «Симбирск-Ульяновск: во имя Отечества». - А почему военно-морская? - У меня же «марсианское» прошлое (НПО «Марс») – а это военные корабли. Априори понимая, что у нас здесь особо не воевали – только Гражданская война и крестьянские восстания, я нашел много удивительных фактов, для меня малоизвестных, обложившись литературой. Вот если взять фрагментарно, почему я одну из глав назвал «Драмы войны гражданской». Не только потому, что мы знаем, как в гражданскую шли «брат на брата, отец на сына». Это конечно, всё было. Но вот частный эпизод. 1918 год. Тухачевский около Инзы формирует свою армию. К нему добровольно прибыл 28-летний инженер М.А.Толстой – сын пензенского вице-губернатора. Его близкие и родственники – были симбирскими помещиками. У Тухачевского он стал командиром бригады. После взятия Симбирска отличившийся красный командир узнает, что его родители, тётка и двоюродная сестра в Сызранском уезде погибли от рук красноармейцев. Самого Толстого расстреляли «свои» же, но чуть позднее... - Вернёмся к воспоминаниям о ваших близких? Они что-то рассказывали про это время? - Моя покойная бабушка, Анна Георгиевна, в советские времена под большим секретом рассказала мне, что когда устанавливалась советская власть, её родители из дома не выпускали. А что так? Солдаты пьяные по городу шастали, женщин задирали... В 1918-м году, мой дед, будучи на излечении в Симбирске после раны, полученной в Первую мировую войну, когда пришли красные, ушёл с Каппелем до Забайкалья. Вернулся потом со справкой, что попал в плен к партизанам. И потом его вроде никто не трогал. Бабушка мне поясняла, мол, только тихо-тихо. -То есть вы понимаете и про «белый террор» и про «красный»? - Да. Споры не утихают. Каппель был у нас 52 дня. Есть лишь примерная цифра - 1500 арестованных, 400 - расстрелянных. Называлось это «белым террором». Но я помню и другую историю. Когда фронт уже ушел на Восток, гражданская война в Симбирске не закончилась, началось крестьянское, так называемое, «чапанное восстание». Не красных с белыми, а народа и власти. Оно тоже было краткосрочным, недели две. В ходе боевых действий было убито около тысячи повстанцев. А после его подавления намного больше. Для меня террор - не только убийство, но и желание посеять страх среди остальных. Дело даже не в количестве жертв, а в генетической памяти. В одной из своих книжиц «Вторая мировая. Последствия» коснулся, возможно, вскользь морально-психологической стороны дела. Как выжила нация после первого года потерь – миллион убитых, миллионы без вести пропавших, миллионы в лагерях, десятки, сотни, тысячи разбитых танков, самолётов, орудий. Ни один бы народ не выстоял. Мы - смогли. И это - в нашей памяти. - Как ваши друзья, знакомые отнеслись к выходу вашего последнего труда? - К сожалению, на большую книгу личных средств не хватило, но концентрированный сгусток своего видения истории я представил. Мои знакомые танкисты похвастались, что их училищу 100-лет исполнилось, я им предложил ещё лет на 50 откатиться, к первой военной гимназии. Наши инженерные войска, к примеру, свою родословную вели от Петра Первого. - В предисловии к своей книге вы рассказали, о ком надо писать нашим историкам и краеведам... - Написал, думаю, аккуратно. Сейчас поветрие – бренд региона! Буква «Ё», Колобок, ёжик... Ну, я уж не знаю. Денис Давыдов на пенсию приехал к нам в Радищево, Володя Ульянов 18-летним уехал и через Казань, Москву – Санкт-Петербург – Швейцарию - Шушенское стал тем, кем стал. Александр Матросов, то ли в Днепропетровске родился, то ли в Башкирии, у нас в детском доме год прожил... Вот это наша региональная гордость?! Симбирская-ульяновская земля дала немало примеров воинской доблести и отваги за своими пределами. Общеизвестно, что победы опираются на воинскую подготовку и тыловое обеспечение. - Вы как-то сказали, что со студенческих лет запомнили фразу Градского из известной песни: «Чтоб тебя на земле не теряли, постарайся себя не терять... » - Если у человека внутри есть «стержень», его ничто не сломает.