Катрин Борисов: «За границей я могу спокойно ходить по улице в обнимку с любимой, и никто мне за это не даст по башке бутылкой»
Так что в Москве, конечно, страшнее — мы стараемся не показывать свои чувства. Максимум, что мы можем себе позволить, это держаться за руки: стараемся не раздражать прохожих своими нежностями. К сожалению, общество гомофобно, и после принятия закона о пропаганде стало ещё хуже. Сын ходит в школу, и мне приходится ему напоминать, чтобы он не распространялся о моей личной жизни. Перед свадьбой мы были вынуждены провести с ним беседу о том, что мы разделяем его радость от происходящего, но рассказывать про это никому нельзя, потому что мы не знаем, как отреагируют в школе. А ведь это очень простой способ давления — иногда люди сами не понимают, что могут натворить одной фразой. Причём я могу им не нравиться по какой-то совершенно другой причине — например, у нас могут не сходиться мнения о том, как должен выглядеть завтрак школьника. Мы, конечно, общаемся с какими-то одноклассниками сына, с его родителями, они видят и меня, и мою жену. К примеру, на первое сентября мы провожаем сына вместе. Они отпускают своих детей к нам и пускают моего ребёнка к себе в гости. Я подозреваю, что они не задумываются о нашей ориентации. Но я не знаю, что они думают на самом деле, мы не обсуждаем эту тему, и я стараюсь избегать ситуаций, которые бы требовали какого-либо обсуждения. Я бы не хотела, чтобы все в школе были в курсе моей личной жизни, но держать её в секрете я тоже не намерена. Если мне зададут прямой вопрос, я на него прямо и отвечу. Закон о пропаганде крайне неприятный, из-за него я чувствую себя уязвимой, и особенно там, где есть дети, мы стараемся никак не выделяться. Мы, взрослые люди, в принципе ведём себя довольно сдержанно. Не то чтобы нам как подросткам нужно было бы целоваться взасос на эскалаторе в метро, но вся эта ситуация очень неприятна. Тем не менее о переезде за границу мы не думаем. По крайне мере пока. — Мы живём обычной жизнью — ведём переговоры в родительском комитете, решаем какие-то бытовые вопросы с соседями (например куда поставить урну или сколько заплатить за шлагбаум). Далеко не все эти вопросы решаются с улыбкой. В моём случае малейший конфликт может обернуться статьёй, если люди, зная о моей нетрадиционной сексуальной ориентации, пойдут и наклевещут. Скажут, что мы что-то там такое делали на глазах у какого-нибудь ребёнка и что у ребёнка теперь травма. Вот что я буду в этой ситуации делать? Фото из личного архива Катрин В России в целом чувствуешь себя незащищённым, а когда у тебя появляется дополнительная кнопка, на которую могут нажать, чувствуешь себя ещё хуже. Здесь с любым может случиться что угодно: вышел на улицу, высказал своё мнение по поводу пенсионной реформы и сел на несколько суток. Впрочем, мы общаемся в кругу максимально толерантных людей. В этом плане нам очень повезло с работой — мы с супругой работаем в арт-среде, которая просто не подразумевает дискриминации или неприятия со стороны коллег. Когда я рассказала в галерее, что вступаю брак с женщиной, немного боялась реакции, но потом увидела, что все радовались за нас. При этом есть совсем другая история — недавно женились наши подруги, работающие в более консервативной индустрии, и свадьба была большим секретом. Может, они и правы, но я не считаю нужным скрывать. Мы регистрировали брак в Брюсселе, потому что я бельгийка. В России наш брак не считается действительным, но он законный в Бельгии и во всём остальном мире. Мы рассчитываем, что международное право в какой-то экстренной ситуации будет действовать. И спектр для действий здесь огромный — это и раздел имущества в случае развода, и опека над ребёнком, и права на совместную коллекцию, и многое другое. Отчасти мы поэтому и зарегистрировали брак — если со мной что-то случится, у Кати будет бумажка, что она может принимать за меня какие-то решения. Фото из личного архива Катрин Даже самым близким иногда приходится объяснять какие-то простые, казалось бы, вещи. Нашим родителям было непросто принять нас как пару. Самое сложное — это понять, как будет развиваться семья, потому что они привыкли к традиционной парадигме: вот мужчина и женщина, будут дети и внуки, тут всё понятно. А в нашем случае история с внуками неясна. Мой сын — это мой сын, а у моей супруги нет детей, и для её родителей это болезненный вопрос, так как они претендуют на роль бабушки и дедушки. В этом плане приходится образовывать и показывать пространство вариантов. Но поймите, для меня все эти вопросы — они про любовь, про другой порядок восприятия жизни. Вот многие как живут — сели в поезд и едут, у них есть остановки — детство, отрочество, юность, институт, работа, замужество, ребёнок, второй, третий, путешествия, выдали дочку замуж, дача, консервы. А вправо-влево — страшно. Родителям больше всего было непонятно, что они скажут на работе коллегам. Им почему-то было стыдно. Им вдолбили в голову, что однополые отношения — это ненормально, это диагноз, что лучше бы ребёнок был калекой, чем геем. Тем не менее у нас счастливая семья — родители с обеих сторон приехали на нашу свадьбу. Однако бабушки, например, не принимают, отрекаются. Тут задействуются какие-то религиозные триггеры — они считают, что это чертовское. Мы же с Катей — пример нормальности. Хочется, чтобы люди смотрели на нас и видели: любовь и понимание — это всегда главное. Фото из личного архива Катрин Статьи по теме «Я хочу построить «Хогвартс» без копейки государственных денег», — Илья Ромашко о том, что такое GOGOL School «Машина Мюллер»: тело, которое создаёт смыслы Покрас Лампас: «Чтобы оставаться независимым, важно быть художником, который осознаёт, что происходит вокруг» Галина Кисанд: «Есть отличное качество — умение быть дураком» Запись "Катрин Борисов: «За границей я могу спокойно ходить по улице в обнимку с любимой, и никто мне за это не даст по башке бутылкой»" впервые появилась на сайте The-Challenger.ru.
