Александр Демидов – о проекте "Квартета И", асексуальности миллениалов и женщинах в юморе

24 и 25 ноября "Квартет И" представит новый театральный проект "Квартетник". В спектакле будут собраны личные истории Леонида Бараца, Александра Демидова, Камиля Ларина и Ростислава Хаита – каждый поделится чем-то важным: любимыми песнями, стихами, отрывками из фильмов, воспоминаниями. Перед премьерой Александр Демидов рассказал корреспонденту портала Москва 24 о новом спектакле, вспомнил, как гулял по Рязани с автоматом Калашникова, и объяснил, почему не переживает за асексуальность поколения миллениалов. Новый театральный проект "Квартетник" по формату будет чем-то отличаться от других спектаклей? – Его нельзя назвать спектаклем в классическом понимании, мы не будем играть определенную пьесу. За основу взяты истории, которые мы обычно рассказываем в компаниях, в кругу друзей или то, что нас по-настоящему тронуло: монологи из фильмов, песни, картины. Будут и наши откровения, ностальгия, нечто личное. И еще один очень важный момент: мы хотим, чтобы этот спектакль был связью времен: интересно сравнить то, что читали, смотрели и слушали мы, и то, чем увлекается новое поколение. Думаю, это будет интересно совершенно разновозрастной публике. То есть это не будет творческий вечер и точно не формат "расскажите 10 смешных историй о том, как кто-то напился, куда-то свалился, что-то забыл, кого-то подвел". Это будет живая история, и каждый раз по-своему уникальная. Чтобы рассказывать о другом поколении, вероятно, нужно его основательно изучить. – Конечно, ведь молодежь ходит на наши выступления. Я говорю "молодежь", потому что я уже близок к полтиннику. Так вот, естественно, мы следим за тем, что вокруг происходит. Но мы не будем делать серьезных акцентов на чем-то конкретном, может, упомянем, почему не понимаем суть Оксимирона. А, может, и нет. То есть мы не скажем: "А давайте-ка мы сейчас с вами послушаем Егора Крида и попытаемся понять, почему он так популярен". Я, кстати, помню, как приходил на одну популярную радиостанцию, и у нас был совместный эфир с ним. Он вас, конечно, узнал? – Нет, ему было совершенно все равно, кто я такой. А вот мне было не все равно. Вообще, кажется, в этом эфире он был популярнее меня. У него своя аудитория, у меня – своя. Между нашими поколениями, действительно, существует огромный разрыв, причем между нами и нашими родителями он такой большой не был. Мы с ними жили в одно время – советское, потом в перестроечное. Но все равно читали одни книги, смотрели одни фильмы. Был один канал, радиостанция, одна передача про юмор... А сейчас количество информации настолько велико, что разрыв между нами неизбежен. Что вас раздражает и что нравится в новом поколении? – Бесит меня то же, что и в людях в целом: безграмотность, лень, злость, невоспитанность, непрофессионализм. Есть известная история, когда к Константину Райкину пришла молодая журналистка, задала какой-то ну очень банальный и не совсем корректный вопрос, из серии "расскажите смешную историю". Он ей, естественно, сказал "до свидания". Позже были извинения, постоянные звонки, обещания подготовиться лучше, штудирование биографии, фактов и итог – он согласился на вторую встречу. В итоге она пришла на интервью и сказала: "Здравствуйте, Константин, я подготовилась, все про вас знаю. Только вот забыла ваше отчество..." Ну а нравится мне адекватность, ироничность, остроумие. Я не могу сказать, что это поколение чем-то лучше или хуже, что оно более дерзкое, смелое. Да и ругать их особо не за что. Вот у меня сын, ему 10 лет. Когда делаю ему замечание, что ты все в планшете сидишь, сразу вспоминаю, как мне родители говорили: "зачем отрастил волосы, слушаешь какую-то группу "Наутилус Помпилиус", название даже не выговоришь, что за ахинея". Так что проблема отцов и детей будет присутствовать всегда. К этому нужно относиться спокойно и не делать из всего этого трагедию. Не так давно американские ученые заявили, что миллениалы, рожденные в 1990-х, становятся асексуалами, то есть они интересуются сексом гораздо меньше, чем представители старшего поколения. Похожая тенденция наблюдается и среди поколения Z – подростков, рожденных в поздних 1990-х и начале 2000-х. Основные причины – страх перед инфекциями, порнография в открытом доступе и нежелание вступать в ранние браки. На самом деле, и у нас наблюдается что-то похожее. Институт брака и в принципе вопрос близких (и не очень) отношений воспринимается уже иначе. – Это естественно. Я помню себя в 18 лет, поступившим в институт, не вступившим еще в половой контакт с девушкой... Для меня, конечно, было важно, чтобы она была девственницей, чтобы и женой потом стала, чтобы все, как надо. Сейчас эти стандарты изменились. В первый вечер можно дать девушке номер телефона, даже делать ничего не нужно, ты предложил – она согласилась. У нас, кстати, похожая история есть в одном из спектаклей. Вообще нормальных мужиков становится все меньше (я не про сексуальную ориентацию сейчас). Ну а с другой стороны, может, и хорошо, что все так поменялось. Может, сначала лучше подумать о профессии, а потом, в более зрелом возрасте, вступать в серьезные отношения, создавать семью. "Квартету И" в этом году исполнилось 25 лет. Довольно приятный возраст. Вы свои 25 лет помните? Расскажите о самом мудром и самом абсурдном поступке в это время. – 1995 год, театру "Квартет И" два года. То, что мы тогда его не забросили, а решили продолжать, было мудро. Хотя мудрость тогда была скорее интуитивной. В 26 лет я написал стихотворение, и это скорее не про мудрость, а про осознанность: О смерть, ты снова где-то рядом, Мой бог, ты снова не со мной. Гляжу на жизнь печальным взглядом, Не в силах обрести покой. Как жаль, что в годы молодые Ты как дряхлеющий старик, Не видишь радости земные И жить на свете не привык. А вот насчет абсурдного поступка... Я в 25 лет искал себе жену. Мне хотелось обязательно жениться, чтобы у меня был ребенок, семья. И это было довольно глупо – искать человека. Потому что не там искал. Не то нашел. А человека нужно было просто ждать. И только к 43 годам я нашел любовь и вообще понял, что такое настоящая любовь. Если бы я была биографом и попросила бы вспомнить, как у "Квартета И" все начиналось, что бы вы ответили? Наверняка у вас уже есть красивая история. Я как раз пишу книгу про наш театр, называется "Квартет Я". Только биографию я начал не с красивой истории, а с того, как вообще мы пришли к театру. Ведь редко когда это необычный рассказ о том, как все началось. Вот Ирина Горбачева поступать в театральный вуз решила за компанию с подругой, которую, кстати, не взяли, а Ира прошла. Красиво, согласитесь. Ну вы же тоже так можете. – У меня есть забавный случай. Рязань. Ночная трехчасовая электричка. Мы с другом отправились покорять Москву. Я – театральные вузы, а он – Бауманку. И вот перед отъездом режиссер студии, где я занимался, попросил меня передать его московскому коллеге реквизит – автомат Калашникова. Не настоящий, деревянный, но на первый взгляд не отличить. И вот, Рязань, 1988 год, я иду ночью по городу – с автоматом, с дипломатом, в сером костюме с комсомольским значком "за активную работу". И рядом со мной останавливается машина ГАИ. Сразу – вопросы, допросы, меня кладут лицом на капот машины, я кричу: "Я сын замначальника милиции, не убивайте, я хороший!". Объясняю про деревянный автомат, они говорят: "Ты с ума сошел, по Москве с Калашниковым разгуливать, тебя же примут сразу, выкидывай!". У вас, кажется, бесконечное количество историй: и смешных, и чтобы подумать. – Да смешных уже не так много. Например, спектакль "Письма и песни" наполовину достаточно слезливый и трагикомичный. "Боренька" – тоже. Из смешного остался "День радио" и старые наши фильмы, скажем, "День выборов", первая часть "О чем говорят мужчины". Постепенно отходите от юмора? – Да мы просто заросли им. На самом деле, он присутствует, но стал взрослее. Мы не драматический театр, но чистого смеха уже нет. Мы уже шутим, скорее, о том, как я прихожу в аптеку и понимаю, что осталось все меньше лекарств с незнакомыми мне названиями. А вы над чем смеетесь? Может, stand up? Я смеюсь абсолютно над всем, серьезно. Stand up как жанр мне нравится, но в России не так много интересных комиков. В основном это направление представляют резиденты Comedy Club и тот, кто хочет им подражать. И у них очень небольшое количество интересных историй жизненных, где отсутствовала бы теща, жопа, нетрадиционная ориентация и разных видов допинги. Это было смешно на первых порах. Когда вызывало шок, такой юмор, рассчитанный на реакцию протеста у зрителей, смех из-за неловкости. – Ну а качественный stand up останется. Талантливые люди будут привлекать к себе внимание. Среди стендап-комиков все больше женщин. И, как правило, у них довольно узкий арсенал: они шутят либо про секс, либо про одиночество. – Либо про то, какой мужик козел. Да. Почему так складывается? Женщина в юморе вообще может существовать? – Ну существуют же. Правда, у женщины больше получается слушать юмор. В юморе женщине очень тяжело проявиться. Остроумная женщина – редкость. А еще, остроумная и красивая, как моя жена, – это вообще суперредкость. Если написать одни и те же шутки, и их прочитают мужчина и женщина, то смеяться будут, скорее, над мужчиной. Над женщиной вряд ли. – Женщин, которые смешат, просто мало. Вы бы хотели, чтобы это поменялось? – Не думаю. Зачем? Чтобы феминистки сказали, что теперь всех поровну, и успокоились? Ну так не будет никогда. Всегда женщина будет делать что-то лучше, чем мужчина, и наоборот. Вот и все. Как вы, кстати, реагируете на феминисток? – Я ко всему отношусь спокойно, если это не направлено на меня. Голубые, лесбиянки, феминистки... Остро реагирую только на террористов и педофилов. Спокойствие равно равнодушие? – Спокойствие – равно спокойствие. Нам всем нужно почаще себе об этом напоминать. Жить станет приятнее.