(Не)стильные штучки: что плохого в российском архитектурном традиционализме

Архитекторы всегда вдохновлялись созданиями своих предшественников не меньше, чем мечтали об изобретении нового. Микеланджело бы не случился без Брунеллески, а Мис ван дер Роэ без Петера Беренса. Но волна архитектурных подражаний в современной России не столько обеспечивает преемственность, сколько разрушает её. Почему — объясняет архитектурный критик Мария Элькина. Фото: ЖК «Русский дом» В России с 1991 году так и не появилось узнаваемой архитектурной школы. Единственное, что было неизменно популярным на протяжении прошедшей четверти века, — стремление к подражательному историзму. Тенденция не угасает со временем, только расширяется круг архитектурных тем из прошлого, которые более или менее воспроизводятся в современных постройках. Фото: ЖК «Русский дом» В Петербурге в Басковом переулке недавно достроили жилой комплекс «Русский дом» по проекту мастерской «Евгений Герасимов и партнёры», архитектурные решения которого, по признанию авторов проекта, «развивают композиционные приёмы неорусского стиля раннего модерна». Таких примеров много. Жилые комплексы то и дело вторят образцам ренессанса, ампира, модерна или ар-деко. Апофеозом, наверное, следовало бы назвать жилой дом «Барселона», многоэтажку, в форме фасадов которой воспроизводятся неправдоподобные изгибы Антонио Гауди — одного из самых, пожалуй, узнаваемых в мире архитекторов. Михаил Филиппов, блестящий рисовальщик и знаток европейской архитектуры, попытался соединить в жилом комплексе «Итальянские кварталы» в Москве классическую выверенность композиций и элементов ордера с как будто средневековыми перепадом высот и ощущением тесноты. В похожем направлении двигается и Максим Атаянц, превращая утилитарные жилые комплексы в симфонию аркад и колоннад. В Москве станции метро и даже терминал аэропорта Шереметьево строят «в духе конструктивизма». Так в столице отдают заслуженную дань самому продаваемому за рубежом продукту русской культуры. Аэропорт Шереметьево, терминал B. Фото: Департамент транспорта Станция метро «Саларьевская». Фото: commons.wikimedia.org Станция метро «Хорошёвская». Фото: commons.wikimedia.org Общая черта всех названных примеров, да и сотен тех, что не могли попасть в эту колонку по причине ограниченности её объема, состоит в исключительной поверхностности стилизации. Жилой дом «Барселона» структурно представляет собой довольно банальную многоэтажку. В Терминале B в Шереметьеве архитекторы из RMJM воспроизводят не столько архитектурный конструктивизм, сколько общую эстетику русского авангарда. Выраженно чёрные диагональные тяги на фасадах, красные чехлы на колоннах — удачные сувенирные излишества; помимо них, новый терминал представляет собой предсказуемую высокотехнологичную архитектуру с поправкой на местные низкотехнологичные детали. На станциях метро «Саларьево» или «Хорошёвская» конструктивизм выражен в основном в колористических решениях и геометрии рисунка. Дома Максима Атаянца и Михаила Филиппова скрывают за собой те же неурядицы, что и любые другие многоквартирные постройки, не имеющие декора вовсе. Проект жилого комплекса Allegoria Mosca. Проект возвращает формат небольшой площади — пьяцетты. Такие уголки часто встречаются в итальянских городах. Фото: Allegoria Mosca / kleinewelt.ru Бюро молодых архитекторов Kleinewelt Architekten недавно предложило в качестве проекта многофункционального комплекса Allegoria Mosca на Остоженке стилизацию чуть более удачную. Фасад здания «в стиле древних московских палат и итальянских палаццо» в действительности большей своей частью похож на смесь итальянского рационализма с чуткой к контексту архитектурой Дэвида Чипперфильда. И даже несколько старомодную игру с формами арок на фасаде можно было бы простить, если бы один большой его фрагмент не был заимствован у эклектичной архитектуры второй половины XIX века, то есть совсем уж из другой главы в истории архитектуры, куда менее приспособленной к новой интерпретации. Тут в равной степени интересно и то, из чего происходит сильное и убеждённое стремление вернуться назад, и почему попытки его реализации в лучшем случае неубедительны, а в худшем — комичны. Ответы могут быть как внешние, то есть те, которые не связаны с архитектурой и влияют на неё извне, так и внутренние, рождающиеся из самого состояния дисциплины и её потребностей. Первые довольно очевидны. Российское общество в начале 1990-х начало жизнь с чистого листа и по новым правилам, но так и не озвучило для себя ни правдоподобных перспектив на будущее, ни чётких правил, по которым к нему двигаться. В такой ситуации даже естественно пытаться найти опору в исторических корнях, не очень разбирать, какие из них живые и здоровые, какие подгнили, а какие попросту превратились в труху. Архитектурный традиционализм буквально отражает потребность в стабильности: «И завтра то же, что вчера». К слову, как раз архитектурные проекты метафорически доказывают, что обещание не исполняется: исторические элементы и аллюзии в современных с точки зрения структуры и производства постройках редко выглядят уместно. Copy Paste: The Badass Architectural Copy Guide Будет честным, однако, сказать, что профессионалы от архитектуры поддерживают курс на ретроспективизм далеко не только из желания угадать потребности общества. Сама архитектура за последние десятилетия всё больше разочаровывалась в новаторстве как самоцели и обратила внимание не прошлое, вероятно, осознав, что что-то она там ценное забыла. Про традиции сегодня не принято говорить свысока, как это некогда делали авангардисты. Один из самых радикальных сегодня в мире архитектор, Вини Маас, в этом году с коллегами выпустил книжку под названием Copy Paste: Bad Ass Copy Guide («Скопировать, вставить: гид по копированию для настоящих пацанов»). Основной её посыл в том, что нужно перестать пытаться быть оригинальным и что настоящее новаторство происходит только из хорошего знания накопленного предшественниками опыта. Вини Маас сравнивает архитектуру с наукой. Это значит, что образцы следует не просто знать, чтобы иметь возможность цитировать, но анализировать и уже через это совершенствовать. Много раньше, теперь уже больше полувека назад, вышла знаменитая книга Роберта Вентури «Сложности и противоречия в архитектуре». Винсент Скалли, американский критик, назвал её главным архитектурным текстом со времён «К новой архитектуре» Ле Корбюзье. Парадоксальным косвенным доказательством справедливости такой оценки служит собственное признание Вентури, что воплотить изложенные идеи в реальных постройках ему так и не удалось. Главным открытием Роберта Вентури было не доказательство того факта, что архитектура, вопреки модернистским представлениям о возможности прямолинейного достижения поставленных целей, сложна и противоречива. В действительности Вентури стёр грань между авангардной архитектурой и традиционной, применяя к той и другой одни и те же методы анализа. Скажем, колоннада Бернини, с точки зрения Вентури, выполняет функцию декорации, скрывая за своей стройностью хаос средневековых римских улиц. Однако ту же самую функцию выполняют и фасады вилл Ле Корбюзье, которые часто не обнажают, а искусно скрывают от наблюдателя устройство помещений внутри дома. Такой ход позволял непредвзято воспринимать любой накопленный архитектурой опыт и, более того, гибко его адаптировать. Колоннада на площади Святого Петра по проекту архитектора Джованни Бернини, Ватикан. Вилла Савой в парижском предместье Пуасси по проекту Ле Корбюзье. И надо сказать, что всё современное архитектурное мышление — и в этом смысле интеллектуал Рем Колхас мало чем отличается от отшельника Петера Цумтора — построено как раз на таком буквальном, не терминологическом восприятии каждого решения. Единственный метод, позволяющий хоть как-то сокращать разрыв с опережающими архитектуру прогрессом и требованиями общества, — мыслить широко, заглядывать в суть вещей и уметь сохранять, даже жертвуя оболочкой. Грубо говоря, для того, чтобы примирить друг с другом разные эпохи в истории архитектуры, их научились воспринимать менее формально. В России этого не произошло. История архитектуры остаётся последовательностью смены стилей. Нас чуть не со школьной скамьи учат, что была архитектура Древнего Египта, потом античная архитектура, а потом, один за другим: романский стиль, готический стиль, ренессанс, маньеризм, барокко, классицизм, национальный романтизм, эклектика, ар-нуво, рационализм, конструктивизм, ар-деко. Различать их между собой учащемуся вуза или тем более средней школы предлагается по совокупному набору внешних признаков. Мастера барокко использовали разорванные фронтоны и пучки колонн. В произведениях национального романтизма можно проследить мотивы, унаследованные от средневековой культуры региона. В классицистическом здании автор стремился соблюсти идеальные пропорции деталей. В результате попытки восстановления отношений с прошлым превращаются в поверхностные упражнения в стиле, которым далеко до виртуозности Раймона Кено (французский писатель и эссеист. Наиболее известная из его книг — «Упражнения в стиле», в которой он рассказывает одну и ту же историю, используя 99 разных приёмов, доводя каждый до крайности. — Прим. ред.). Нет никакой дилеммы относительно того, стоит ли архитектору оглядываться назад. Конечно, стоит, без этого невозможно быть ни консерватором, ни тем более радикалом. Вопрос только в том, что он там, в прошлом, способен увидеть.

(Не)стильные штучки: что плохого в российском архитектурном традиционализме
© Strelka Magazine