Ненавистная любимая Валерия Брюсова

145 лет назад, 13 декабря 1873 года, в Москве родился Валерий Брюсов — поэт и драматург, один из отцов русского символизма, литературовед и историк. Впрочем, он вошел в историю не только как литератор, но и как сердцеед. Женщины любили Брюсова, он платил им взаимностью, но лишь одну он называл «смерчем». За эту историю обоим пришлось заплатить высокую цену. «Какой серебряный смех!» — Брюсов приподнял бровь. — Это наша Ниночка, жена Сергея Соколова. Он кивнул, раздраженно вспомнив: Соколов — начинающий поэт, издатель, печатается под фамилией Кречетов. Сильна придумка — из Соколова стать Кречетовым! Они собираются компанией «Гриф» и мнят, что привносят в литературу «свое слово». Дураки. Дырка от бублика. Никакого следа в вечности не останется. А вот его, Брюсова, будут изучать как классика. Он так недавно и сказал при всех. А что в ответ засмеялись — не велика печаль. Посмотрим. Он будет жить долго и застанет этот момент. Впрочем, не до того! Жанна болеет. Она похожа на тень угасшей свечи... Красиво. Да, черт возьми, красиво сказано! — Нина! Ее рука обожгла его пальцы. Пожав ее, Брюсов ушел. Но ожег на руке не проходил. ...Он не любил, когда жена болела. Терпеливая полячка, Иоанна была лучшим созданием Бога на земле! Ах, если бы поэту не требовалось все время искать любви! Но иначе нельзя, как еще запустить этот бешеный ток крови и обессилить от него так, чтобы на последнем издыхании написать что-нибудь невероятное о чувствах? Он любил свою Жанну, но мучил. Но никого рядом с собой Брюсов не мог представить в качестве жены, только ее. Болела она — болел и он. Но через пару дней, на другом вечере он вдруг увидел их рядом: Андрея Белого, вокруг головы которого, казалось, витал золотистый нимб, и девушку, смотревшую на него глазами отвергнутого ангела. Брюсова отчего-то уколол этот взгляд, полный страсти и трепета, но направленный не на него. В тот же вечер в компании приятелей он заговорил о Белом и через полчаса знал все подробности истории, отчего-то прошедшей мимо него. Нина-то, оказывается, не проста! Никто не мог сказать точно, откуда вдруг она появилась, эта Ниночка Петровская, по мужу Соколова. Она будто соткалась из воздуха, женщина без прошлого, про которую больше всех знал Владислав Ходасевич — они сразу подружились, и Нина доверяла ему. Нина вошла в круг литераторов, но не была в нем своей. Талантливая, но не настолько, чтобы стать звездой, яркая — но не ослепительная, не способная затмить соперниц, она брала загадочностью, манерностью, манкостью дивных глаз. Ходасевич уверял, что отец ее был чиновником, Нина после гимназии окончила зубоврачебные курсы и могла бы составить счастье какого-нибудь зубного врача, но ей взбрело в голову, что такая партия не для нее, а она создана, чтобы писать. Она говорила Ходасевичу, что когда-то пережила сильную любовь, но замуж пошла за другого, и теперь милейший Сергей Соколов терпит все ее прихоти и даже не приходит в салоны, когда там Нина, чтобы ей не мешать. Едва появившись, она вскружила голову Бальмонту, что, впрочем, было нетрудно, ибо Константин влюблялся во всех женщин, которых встречал. Этот роман завершился быстро и ничем. А вот теперь Нина с Белым. А Белый витает в облаках... — Наш ангел начал уставать от нее, — шепнул кто-то из мужчин, раздался смех, и Брюсов поморщился «на публику», чтобы видели, как неприятна ему подобная неделикатность. Но что-то задевало его в этой истории. Андрей, Андрей... Неземное существо. Ему нужна богиня, миф, идея. А тут — земная женщина. С такой страстью в глазах! На одном из вечеров Нина — бледная, печальная («Расстались с Белым!» — шепнули злые языки) — выскочила за Брюсовым, когда он уходил, чуть театрально припала к его руке щекой и что-то забормотала о его стихах. Брюсов признавал в себе гения, но всегда приятнее, когда твоя гениальность очевидна и для других! Он слушал ее, кивая и млея, а потом Валерия Яковлевича обожгло досадой, когда он понял, что разыгранная сцена — не более чем способ раздразнить Белого. Чушь! Остывших углей не раздуть. Но когда Нина отняла лицо от его руки, он ощутил одиночество. Он еле сдержал себя, чтобы не впиться в ее губы, прикрывшие неожиданно хищно блеснувшие зубки. В этот момент линии их жизней пересеклись. Но что это начало большого романа, никто и не думал. Первое стихотворение Валерий Брюсов написал в два года и с тех пор писал, не переставая. Как выяснилось, Нина обожала его сборник, скромно названный «Шедевры». Она же лишь недавно напечатала пару рассказов в альманахе общества «Гриф» и нуждалась в покровителе. Брюсова злило, что тень Белого всегда стояла за их с Ниной спинами, хотя Петровская в ответ на претензии закатывала глаза. Белый же был счастлив переменам: он устал от этих отношений, Нина ничего не могла дать его душе — слишком плотно стояла она ногами на земле. Появление Брюсова было на руку всем. Да, Брюсов был непрост. В него влюблялись многие. Он же принимал любовь и быстро сгорал, чтобы заняться новым огнем, а потом новым, новым, новым...А потом сбежать под крыло жены — Жанны-Иоанны. Она простит, пожалеет... В обществе у Брюсова был имидж полумага, служителя тьмы — над этим амплуа он работал долго и успешно. Говорил, что хорошо знаком с оккультизмом и вошедшим в моду спиритизмом, знал, как посмотреть так, чтобы огнем полыхнули глаза... Поэт-ангел Белый отверг Нину, поэт-демон Брюсов начал кружить над ней... Все было картинно, театрально, почти как потом — в немом кино. Очень скоро Нина осознала, что ее цель — заставить Белого ревновать и вернуться — сменилась другой. Она хотела, чтобы Брюсов полюбил ее с той страстью, с которой она уже любила его. Позже она опишет это так: «В эту осень В. Брюсов протянул мне бокал с темным терпким вином, где, как жемчужина Клеопатры, была растворена его душа, и сказал: «Пей!» Я выпила и отравилась на семь лет...» Их связали страсть, нежность и восприятие мира как мистического чуда. Отношения стали потрясением для обоих. Это о ней, о Нине Петровской, Брюсов писал: «Опять душа моя расколота ударом молнии, и я, вдруг ослепленный вихрем золота, упал в провалы бытия». «Для меня это был год бури, водоворота, — констатировал он в письме. — Никогда не переживал я таких страстей, таких мучительств, таких радостей. Большая часть переживаний воплощена в стихах моей книги Stephanos. Кое-что вошло и в роман «Огненный ангел». Временами я вполне готов был бросить все прежние пути моей жизни и перейти на новые, начать всю жизнь сызнова. Литературно я почти не существовал за этот год...» Жанна была бледна, Сергей Соколов — трагически сдержан. Их «половинки» укатили в Финляндию. Это было время пылкой любви, страстей, мистического, лучшее время для этих двоих и страданий их домашних. А потом случилось вынужденное расставание. И на этом фоне произошла буря эпистолярная. Никогда — ни до, ни после этой истории — Брюсов не писал ничего схожего по эмоциональному накалу. И куда только делась его величественность и холодность? Кто мог бы узнать в несчастном страдальце циничного Брюсова? 1 июля 1905 года: «Ты вознесла меня к зениту моего неба. И Ты дала мне увидать последние глубины, последние тайны моей души. Может быть, ради этого месяца прожил я все томительных тридцать лет моей жизни, и воспоминаниями об этом месяце будут озарены все следующие тридцать лет. Как символ этих дней, Твой образ стал для меня святыней...» 7 июля 1905 года: «…я опять прежний, и я опять там, опять с Тобой, почти до иллюзии, почти чувствую прикосновение Твоих губ, Твоих рук. Да! да! это было! было! а Ты угадала, что бывшее покажется мне сном. Но неужели человеку позволено изведать такое счастье, позволено говорить «я счастлив», и не ждет за это горькая расплата, несказанное мучительство. О, я принимаю все». 10 июля 1905 года: «…я могу еще раз повторить все слова о любви, которые я говорил Тебе за эти девять месяцев, повторить их более сознательно, более сосредоточенно, но все с той же страстью. И могу сказать другие слова, которые не сказались в свое время, которые я не посмел прошептать Тебе, но которые были живы, хотели жить и теперь находят свое воплощение». Письма летели без в обе стороны, не поддаваясь счету... Нина, Нина, Нина. Что прежние романы? Забыть о них! Есть только она, никто из женщин не давал ему таких эмоций. И, не желая расставаться с любимой ни на миг, Брюсов начинает создавать повесть «Огненный ангел», списывая с Нины главную героиню — Ренату. Нина была в восторге! Теперь она живет рядом с любимым, даже когда он далеко! Но Брюсов не останавливается на этом и проецирует на книгу отражение треугольника, стороны и вершины которого ему были хорошо известны: вместо троицы Белый — Петровская — Брюсов в книге появляются граф Генрих — Рената — Рупрехт. Образ Ренаты он создавал с невероятным усердием. В Нине он нашел все, что нужно было для «оживления» героини: остроту, пикантность. Как замечала потом Нина, он увидел в ней и «отчаяние, мертвую тоску по фантастически прекрасному прошлому, готовность швырнуть свое обесцененное существование в какой угодно костер, вывернутые наизнанку, отравленные демоническими соблазнами религиозные идеи и чаяния». Из этого невероятного набора черт земной женщины дьявольский талант Брюсова сварил колдовской напиток, которым опоил и себя, и любимую. Нина перестала понимать, где она, а где Рената. Брюсов, как сказали бы сейчас, и правда слыл среди бомонда «ходоком», но все его романы протекали вдали от чужих глаз. Но не роман с Петровской! Тут все было выложено точно на блюде и носило практически вульгарный характер: чувства были напоказ. Дамы-современницы давали Нине не самые лестные характеристики: «Деланная томность, взбитая, на пробор декадентская прическа. Туалеты с некоторой претензией на стильность и оригинальность. Общее впечатление скорее — неряшливости». «Сочинения какой-нибудь Нины Петровской: Sanctus Amor — не более как самообъективизация женщины, признающей пол своей исчерпывающей сущностью и пишущей, как всегда в таких случаях, с помощью ассимилированных ума и «творчества», — заключала язвительно Зинаида Гиппиус. Петровскую, конечно, ранило то, что в ней не видели огромной литературной силы, но не потому, что она ощущала себя великой писательницей или поэтом. Дело было в другом. Она начинала понимать, что у демона, завладевшего ее душой, Брюсова, есть лишь одна неукротимая страсть — литература. Не жене и не любовницам, а ей он готов был посвятить себя целиком, ее одну вожделел, и лишь ее внимание было для него важным. Брюсов, кстати, верил в Нинины таланты, пытался заставить ее работать над словом, но все свои душевные силы Нина потратила на переживания — на первую любовь, на Бальмонта и Белого, но главное — на любовь к Валерию Брюсову. После поездки во Францию влюбленные впервые ощутили в отношениях дуновение морозного ветра. Нина устала быть любовницей и горевала, что Брюсов охладевает к ней, а он в это время спешно штопал дыры в семейных отношениях. Он пишет свояченице, силясь объяснить, что с ним никогда такого смерча в его жизни не было. Но главное, что должна она сделать для него — успокоить его жену! «Ничего дурного, злого Жанне я не желаю. Я просто поглощен чем-то иным, не ею. Она чувствует это и отчаивается. Проще: она ревнует Я очень хочу жить с ней еще много, много лет — до конца дней. Мне было бы очень плохо без нее. Я очень рад, что моя жена — она, а не кто другой». А потом следует главный вывод, самый важный для Брюсова: «Уходить от меня, когда она меня любит, когда я ее люблю, когда я вовсе не хочу разлучаться с ней — очень уж бессмысленно». Нина не понимала. Не хотела понимать! Для нее то, что Брюсов предпочел семью, было предательством. Она злилась, истерила, изливала эмоции на сотнях страниц, сутками плакала, начала пить... Чтобы удержать Валерия, она задействовала весь женский арсенал, в данном случае бессмысленный: возбуждала в нем ревность, эпатировала, даже завязала роман и изменяла, отчего потом, правда, ей самой было противно. Во время приступов ярости она ломала мебель, била посуду, грозила покончить с собой. «Ненавистная! Любимая! Призрак! Дьявол! Божество!» — пишет он в одном из стихотворений. И правда — он ненавидел и еще любил... А еще у Брюсова начали появляться мысли о том, что героиню «Огненного ангела» пора... убивать. — Я убью Ренату! — сказал он как-то Нине. — Меня? — Петровская расхохоталась, а потом заплакала. — Она погибнет сама... Но 14 апреля 1907 года на лекции Андрея Белого в Политехническом музее Нина приблизилась к любимому и выстрелила ему в грудь из браунинга. Но случилась осечка. Причем потом пистолет проверяли — и он отлично стрелял! Ангел или демон не дали прозвучать выстрелу? Оружие отобрал у Нины... ее муж. Брюсов даже не успел испугаться. Сергей отвел Нину домой... Даже после того, как Нина закрутила роман с Сергеем Ауслендером, племянником Михаила Кузмина, Брюсов и Петровская не расстались. Ауслендер описал Нину в романах, Нина констатировала, что «мальчик» ее разочаровал. Но теперь, чтобы держаться, Нина либо пила, либо принимала наркотики. К 1908 году она стала конченой морфинисткой. Их отношения с Брюсовым уже не несли света, они лишь ссорились. Брюсов пережил роман с актрисой Верой Комиссаржевской, Нина — еще с кем-то, они расходились и сходились, рвали связующие их нити и связывали их снова. Но все же дело шло к закату. После смерти Ренаты в книге Нина погибала сама. «Огненный ангел», вышедший в 1907 году, больше истерзал ее душу... Она поняла, что отношения закончились, сразу, вмиг, вдруг. И 13 мая 1913 года написала Брюсову спокойное письмо с просьбой: не давать письмам ход, вернуть их ей. «Насколько я помню, твои письма хранятся у Сережи (мужа Петровской. — «ВМ») как литературное сокровище, завещанное будущему? Если говорить откровенно, я хотела бы уничтожить и их, ибо изменилась моя душа, и то, в чем находила я великое и прекрасное прежде, кажется мне пустым и лживым теперь. Но, зная тебя, об этом я могу только смиренно просить». Да, она не могла ему приказать. Она могла лишь просить, так было заведено в этих отношениях. Но Брюсов ее просьбы выполнить не мог. Он, человек с тонким вкусом, прекрасно понимал, что их переписка — литературный шедевр. Да и весь этот роман был для него подпиткой литературной основы его жизни. И еще 9 мая 1911 года Брюсов в письме к мужу Петровской детально описал, как надлежит с письмами поступить: их запрещалось вскрывать до смерти обоих корреспондентов, напечатать их можно было лишь через 10 лет после смерти «того из нас, кто переживет другого», а права на публикацию отдавались мужу Нины, Сергею, при условии, что распечатаны письма будут в присутствии особой комиссии, в состав которой войдут Бальмонт, С. А. Поляков, С. М. Соловьев, Б. Н. Бугаев (Андрей Белый). Нина писем не получила. (Переписка была опубликована в наше время с уникальными комментариями А. Лаврова и Н. Богомолова.) Впрочем, ей было все равно... Приняв католичество и поменяв имя на Ренату, она уехала во Францию, так и не поняв, отчего Брюсов не пошел с ней. После революции она жила в Италии, сотрудничая с газетой «Накануне» и литературными приложениями. На плечи Нины упали все заботы о ее психически нездоровой сестре. И лишь когда Нади не стало, у Петровской оказались развязаны руки — она устала жить и покончила с собой 23 февраля 1928 года. В газете «Дни» ее проводили заметкой: «Известная писательница и переводчица Нина Петровская покончила с собой. Кончилась ее подлинно страдальческая жизнь в маленьком парижском отеле, и эта жизнь — одна из самых тяжелых драм в нашей эмиграции. Полное одиночество, безысходная нужда, нищенское существование, отсутствие самого ничтожного заработка, болезнь — так жила все эти годы Нина Петровская, и каждый день был такой же, как предыдущий — без малейшего просвета, безо всякой надежды». Некролог подписан не был, но писал его, возможно, Владислав Ходасевич. Нина пережила любимого на четыре года: Брюсов умер в Москве в 1924-м. Она говорила, что он остается для нее живым. Жанны Брюсовой (урожденной Рунт) не стало в 1965 году.