Инна Наговицына: Когда Сережки не стало, я надевала его тапочки и умоляла мне присниться

У жены Сергея Наговицына Инны большая радость: ей посчастливилось исполнить песню своего любимого человека на главной сцене страны. Композиция называлась «Городские встречи», а помог ей в этом певец Евгений Григорьев. «Сережки нет уже 19 лет, и вдруг Кремль! — поделилась Инна в разговоре с Daily Storm. — Могли ли мы об этом мечтать, живя в обычной пермской хрущевке и теснясь вдвоем на узенькой односпальной кровати?» — Инна, песня Сергея прозвучала в Кремлевском дворце — Вы счастливы? — Да я даже не знаю, чего больше — счастья стоять на такой сцене или радости за Сережку! Мало кто верит, но при жизни он побывал максимум в шести городах. У него не было ни концертных залов, ни фестивальных площадок, он ведь ко всему этому только шел. Помню, сидит на табуреточке, поет мне своего «Прохор Митрича», а я реву взахлеб, так мне жалко его героя и так хочется, чтобы о Сережке знали все! Поэтому, когда Женя Григорьев вдруг предложил мне спеть дуэтом, я, не задумываясь, сказала «да». — Как Вас встретили зрители? — Они пели вместе с нами! Люди махали флажками, хлопали, и по их глазам было видно, что Сережку любят и помнят до сих пор. Особенно радостно, что все это было именно в Кремле! Ну Вы ведь представляете, что это такое: пройти 354 кордона, заглянуть в гримерки великих, сфотографироваться с Александром Новиковым и Александром Дюминым и посмотреть, что там, за этой «стеной». Сережка о таком мог только мечтать. Я помню его отчаянье. Мы ведь жили в Перми — кто там куда пригласит? А тут — Москва, тут — все. — Как Вы думаете, за что его так любят? — Я тоже думала над этим вопросом. Почему над его песнями льют слезы и 80-летние бабушки, и 16-летние пацаны? Как творчество простого закамского парня, у которого не было ни одного эфира и ни одного клипа, могло разойтись по всему миру? А ответ простой: его песни придавали сил. Например, одна девушка во время чеченской войны выходила из окружения и, чтобы было не так страшно, затянула «Потерянный край». И она, и ее сослуживцы остались живы. А вот другой случай: подходит парень и рассказывает, как он шесть часов сидел на Сережиной могиле. Я спрашиваю, зачем? А он: «Да потому что все, чего я добился в жизни, было только благодаря ему». Как выяснилось, мальчишка родился в Челябинской области в многодетной семье. Казалось бы, что ему светило? А теперь он в Москве, у него собственная семья и хорошая работа — Сережины песни научили его не сдаваться! — А расскажите, как вы познакомились? — С Сережей? Это было в Перми, когда я поступила в мединститут и нас отправили на картошку в Чистинский район. Была какая-то драка, причем драка жестокая, с кирпичами об голову, ну Вы знаете, как это обычно бывает, когда ребята из одного района вдруг идут против другого — и я сразу обратила на него внимание. Ну надо же, вчерашний школьник, а такой смелый и отчаянный! К сожалению, Сережка недоучился даже до первой сессии, и мы на некоторое время пропали друг у друга из вида. А поняли, что не можем поодиночке, когда его уже забирали в армию. Не помню, кто спросил: «Иннуха, поедешь в Закамск Серегу Наговицына провожать?» И разве я могла не поехать?!Сережка страшно обрадовался и всю ночь прокатал меня на родительской «копейке», а под утро, часов в шесть (в восемь ему уже нужно было быть на призывном пункте) включил фары и спросил: «Ручка есть?» Ручки не оказалось — поэтому я начала поджигать спички и тлеющими головками царапать ему свой адрес. Спичка гасла — я брала новую. Потом про это появилась песня: как я писала ему угольком! — И Вы, конечно, преданно ждали его из армии... — И ждала, и переживала, как бы его не отправили в Афган. Он же был такой правильный, такой смелый. Всегда за справедливость! Но тогда обошлось: он попал в Батуми. Там же, в Грузии, Сережка вместе с ребятами-сослуживцами организовал группу и меньше чем за год написал 69 песен, девять из которых были посвящены мне. К сожалению, эту кассету потом украли, и ничего из того периода не сохранилось.Ну а потом он вернулся, и мы начали жить вместе. Это были те самые десять лет, в которые было все: и радость, и горе. Ведь чем известнее становились его песни, тем дольше его не бывало дома. Телефона нет. Где он? Что? Помню, однажды вернулся, а я говорю: «Если еще раз пропадешь так надолго, я помру. Что делать-то будешь?» А он: «Ничего. Я рядом лягу!» — Правда, что Сергей предчувствовал свой уход? — Правда. Незадолго до смерти он даже нарисовал себе памятник и сказал: «Когда я уйду, я стану птицей. Прилечу — не выгоняй. А воспитаешь Женю, придешь к нам. Ко мне и к Вовочке, и мы будем вместе». Вова — это наш сын, который родился мертвым. Это было еще до появления Жени. Помню, я лежала в больнице и ревела: всем приносят детей, а мне нет. Сережка хоронил его без меня — рядом со своей прабабушкой, и все 10 лет нашей с ним жизни ходил к нему и зимой, и летом. В свой последний приезд он поднял рюмку водки, повернулся в сторону могилы и сказал: «Мама Катя, Вовочка, я скоро к вам приду». Его стукнули по плечу: что ты! А он: «Вот увидите...» А еще он говорил мне, что мы проживем с ним лишь 10 лет. Так и оказалось. До 11 не хватило месяца. — Как страшно... — Нашей с ним Женечке тогда исполнилось всего пять месяцев, но я была в таком состоянии, что не думала ни о ней, ни о родителях. Только о нем, о Сереже, и постоянно его навещала. Кладбище было далеко. Сначала едешь час на автобусе, потом сорок минут через лес. И вроде выйдешь в солнышко, а приходишь к нему — уже ливень. И вот сидишь у него на могиле, вся сырая, и плачешь. А чего уходить? Смысла-то нет. В то время я постоянно перечитывала его черновики и искала ответы: за что так рано? почему? Пыталась понять его стихи. «Я не в очередь влез, пусть того и не стою. Я поднялся бы сам, да душа тяжела. Ты возьми меня, Бог, поскорей, я не скрою, ну а там я уж сам доберусь до угла». Как, ну как он мог писать такое в 25 лет?! Доходило до того, что я вдыхала запах его одежды и искала его среди прохожих. А когда он мне снился, я не хотела просыпаться. Бывало, он приходил во сне и говорил: «Нюлечка, а я к тебе хочу!» — «Так ведь тебя уже нет, и все это знают», — отвечала я. — «Да ладно! Скажем, забухал, а теперь вдруг вернулся». Вставая, я надевала его тапочки, накрывалась его халатом и умоляла: «Тупичка, приснись, пожалуйста, еще!» Тупичка — это было такое ласковое обращение. — Что Вас тогда вытянуло? — Люди, которые встречались мне на пути. Например, как-то раз я разговорилась со старенькой бабушкой. Она рассказала, что у нее умер единственный сын, а вслед за ним невестка. Остались два маленьких внука. И вот она, сама прошедшая детский дом, решила, что никому их не отдаст и воспитает вместе с дедом. Потом не стало и его. Я отдала ей все, что у меня тогда было, а потом села в автобус и думаю: «Если эта старенькая бабушка, у которой уже трясется головка, находит в себе силы продолжать жить ради своих мальчишек, почему этого не можешь ты? Бог специально посылает тебе такие примеры. Да и как же Женька? Кому она будет нужна кроме тебя?» И я стала жить ради нее. — Потом стало легче? — Я бы не сказала. У нас ведь с Сережкой не было ни квартир, ни машин, и мы жили в обычной родительской хрущевке. Кровать вообще была односпальной, мы проспали на ней все 10 лет, и лишь мечтали о том, что когда-нибудь у нас появится другая. А когда Сережка умер, жить стало вообще не на что. Помню, как-то сдаю вещи в камеру хранения, а у меня спрашивают фамилию. «Наговицына? Ой, какая известная. Есть же такой певец знаменитый!» А я молчу. В тот момент на мне были его штаны с вытянутыми коленками, и я не знала, как прокормить семью. — Инна, о чем Вы мечтаете? — Сейчас моя самая большая мечта — чтобы Сережкино имя увековечили. Например, у нас в Перми есть такая улица — Закамская. Как же было бы здорово назвать ее именем Наговицына! А другая мечта — провести несколько вечеров его памяти с участием известных артистов. В 2019-м будет 20 лет, как он ушел. Вот только откликнутся ли? Пыталась выйти на Лепса; не ответил. Да все хочется: и книжку написать, и фильм снять... — А Женя? Она не хочет продолжить дело своего папы? — Очень хочет, и, как и он, пишет стихи и песни. Вот только с везением пока не очень: поступая на актерский факультет, она доходит лишь до третьего тура. Понятно, что все решают связи, а у нас ни денег и ни блата. Но я верю, что у нее все получится: несмотря ни на что, ребенок продолжает биться в эту стену. Один в один — Сережа Наговицын!