"Российская летопись". История Александровского сада в народном изложении

Давно хотел рассказать о Евгении Захаровиче Баранове – ныне почти забытом фольклористе, авторе книги "Московские легенды". Он прожил на редкость яркую и насыщенную событиями жизнь. Родился в 1869 году в семье торговца в Нальчике. Учился в Строгановском училище живописи, ваяния и зодчества. Но через полгода за участие в народовольческом кружке Баранов был выслан на родину под гласный надзор полиции. С этого времени и началась его бродяжническая жизнь. Баранов то служил писарем, то работал газетчиком, торговал книгами на базаре, убирал картофель и виноград, мыл посуду в трактире. Он исходил весь Кавказ, бывал на Дону и в Крыму. И везде без устали занимался сбором фольклора: легенды, сказки, песни, предания, пословицы... В конце XIX – начале XX века фольклорные материалы, собранные Барановым, появлялись во многих периодических изданиях Дона и Кавказа. Его публиковали и в центральных изданиях: "Русских ведомостях", "Утре России", "Русском слове", "Неделе". В те времена фольклорная запись была делом непростым. Как вы понимаете, никаких диктофонов и в помине не было. Записывать нужно было в естественных для рассказчика из низов условиях. Если пригласить его, скажем, в кабинет ученого, то простой мужичонко робел, путался, никакого связного повествования у него не получалось. Стенографировать тоже приходилось незаметно. Людей, пытающихся почему-либо записать разговор, в народе боялись и не любили. Их считали либо шпионами, либо "газетчиками". Которые понапишут, а потом "так пропечатают, что только держись". Поэтому Баранов чаще всего просто старался запомнить рассказ, а потом записывал по памяти. В 1911 году Евгений Захарович осел в Москве и стал собирать городской фольклор. Своих героев он по большей части встречал в трактирах и чайных, где и сам был завсегдатаем. После революции Баранов бедствовал, жил случайными, иногда странными заработками: продавал подержанные книги, пел по трактирам народные песни, порой и нищенствовал. Как могли, помогали друзья: директор музея "Старая Москва" историк П.Н. Миллер и этнограф Б.М. Соколов. Они сумели выхлопотать Баранову небольшую пенсию. Единственная послереволюционная книжка Баранова вышла в 1928 году – небольшой сборник "Московские легенды". Впрочем, большинство из фольклорных записей погибло в пожаре, который случился в его арбатской квартире. То, что осталось, он в 1934 году продал Литературному музею. И это было последнее действие Баранова, о котором есть документальные свидетельства. Что сталось с ним потом, сколько он еще прожил, где и отчего умер – неизвестно. В качестве образчика предлагаю одну из московских легенд, которую услышал Баранов от 70-летнего извозчика на покое, москвича ярославского происхождения. Сразу хочу предупредить: эта история совершенно баснословна и не имеет ничего общего с реальными событиями. Рассказ называется "Александровский сад". Про этот сад никто тебе верно не скажет, кто его развел. Слышал, будто царя Александра это работа. Будто, как Наполеон ушел из Москвы, он и приказал, чтобы сад был. Ну, сад хороший. Публика в нем променаж делает. Ежели жарко, посиди на скамейке под деревом... И цветы тут – оно вроде как бы и приятно... Ну, только не для того этот сад, чтобы гадить в нем... А все эта босотня, хитрованцы... Как наступит весна, они и пошли перекликаться: – Федька! – орет один. – Ты где нынче дачу снял? – Да я, говорит, в Сокольниках, у господина Бурьянова десять комнат заарендовал... Значит, в бурьяне. Смеется, конечно. – А ты, говорит, где? – А я, говорит, фригилек в Александровском снял для себя, для супруги и для лакеев... Понятно, дурака валяют... День по кабакам шатаются, а спать в Александровский сад идут. Ну, иди к стене Кремлевской, спи благородно на травке... Только нешто у нас полагается по-хорошему? Это, дескать, не по-настоящему, а надо заорать во все горло, человека облаять и плюхнуться поперек дороги, чтобы проходу не было людям. Он лежит, храпит, а у самого портки худые... Ну, какая тут приятность?.. А тогда был князь Долгоруков генерал-губернатором. Вот раз говорит жене: – Пойдем в Александровский сад прогуляться. Она говорит: – Ну что ж, пойдем. И пошли... Ну, может, поехали в карете. Тогда еще не было этой сволочи – автомобилей... И кто их выдумал – тот недобрый человек, только народу перевод. "Это, говорит, изобретение". Как же это изобретение?.. Несется... гу-у-у... Налетел на человека – раздавил. Собака попалась – раздавил, ребенок – тоже раздавил... Молодой ли, старый – всех давай без разбору... Вот какое это изобретение!.. Ну и поехал Долгоруков с княгиней в сад. А там босотня расположилась на скамейках, водку жрет и материт. Ну что ей князь? Пусть хоть сам Михаил-архангел с неба слетит – ей все нипочем. Ну, князь поскорее уехал с женой домой, и закричал: – Позвать сюда пальцимейстера Огарева! А этот Огарев не любил к мировому таскать: наколотит по зубам – вот и весь суд. Ну, приехал он к князю. Как напустился на него Долгоруков, давай ругать: – Ты, говорит, только взятки умеешь брать, а за порядком не смотришь. Ты, говорит, погляди, что делается в Александровском саду. Это, говорит, не Александровский сад, а Хитровка. Вот Огарев и помчался в сад. А Хитровка распивает. Развернулся . . . ка-ак резанет! – Вон, так-растак! Чтобы духу вашего тут не пахло! – пошел щелкать, кого по шее, кого палкой вдоль спины. – Для вас, говорит, еще люминацию надо делать... – Ну, это он насчет фонарей, дескать, освещение. – Так у меня, говорит, для вашего брата огаревская люминация. – И наставил им фонари под глазами. Как звезданет – фонарь и загорится... Как двинут хитрованцы из сада, аж пятки засверкали. – Бежим, говорят, ребята! Осман-паша пришел! Всех разогнал Огарев и приказал вычистить сад. И сторожей с метлами приставили: как идет какой квартирант, так его тычком в морду метлой, а то и по башке. А на воротах дощечки были вывешены – ну, вроде, объявления, дескать, в саду сквернословить не дозволяется. Только ведь эти таблички для тех, кто совесть не потерял, а хитрованцу какая табличка требуется? Ахнул его в ухо – вот и будет табличка! А добрые слова ему ни к чему. Выжили из сада этих квартирантов. Стали его охорашивать. Цветочки насадили, решетку поставили. Она и раньше была, только абы какая. Железная-то железная, да фасону не доставало... Вот и навели красоту... Ну, тут не Огарева работа. Какой из него атитехтор? Его дело – по зубам съездить, а эти вензелечки да узорчики – до этого не дошел... А тут бахрушинские деньги играли. А Бахрушин – это который больницу выстроил. Да нешто одну больницу? Он много домов городу подарил... Умный был. Ну, до Брюса-то ему далеко. Он, может, и узнал бы, да торговля мешала. – Ну, хорошо, говорит, положим, ударюсь я в науку, а кто же, говорит, за делом смотреть станет? А на приказчиков, говорит, положиться нельзя: все растащут, разворуют. Ну, это одно, а тут еще баба-жена да ребятишки. А при бабе какая наука может быть? Ты, примерно, книгу раскрыл и хочешь узнать что-либо по науке, а тут жена и застрекочет сорокой то-се, пятое-десятое... Уж она завсегда найдет, что сказать. Ты нарочито думай – не придумаешь, а она, не думавши, без умолку начнет стрекотать... А ведь все зря, все попусту, лишь бы языку дать работу. Конечно, есть и понимающая, разумная женщина. Завсегда уважит мужа. Но ведь мало таких, всего больше – как раскудахчутся, так и жизни не рад станешь... А иные сказывали, что Александровский сад Наполеон развел. Кто его знает? А Наполеон что ж? У него этого шахер-махер не было, напрямик шел... Вот, может, взял и прибил к ограде дощечки: дескать, как я был в Москве, так вот чтобы память осталась. А может, и не так... Дело темное. А на мое мнение – все же надо рассуждение иметь. А то ведь спроси иного: "Кто Александровский сад построил?" Он и вытаращит глаза, и стоит, как бык, ни слова. Ну, скотина, одним словом... А вот мы разговариваем. У тебя антерес есть, ты и спрашиваешь, а я говорю... Выпиваем пристойно, закусываем по порядку... Ну, сейчас не то, что раньше. Я когда обозом с ребятами ходил, придем мы, положим, на постоялый двор. Ну, хозяйка сразу четверть на стол. Дерябнем мы, добрые молодцы, по чайному стакану и сейчас за ужин. Первым делом солонина, потом щи, потом каша... Налупишься, аж не вздохнешь!.. А теперь что? Пошли эти биштеки... Его, черта, и не угрызешь – подошва, да и только. Выдумывают разную чертовину с горохом – нешто от нее сыт будешь? Один перевод деньгам... Да и пили раньше не так. Сейчас таких силачей нет. Бывало, высадит четверть и хоть бы что! Только жрать побольше давай. А нынче народ пошел слабый – все норовит чего послаще хлебнуть, портвейну этого... А какой антерес? Только деньгам перевод. Да с портвейну валится, и хоть бери его тут за рупь за двадцать... разговору-то с ним умного нету. Насупится и молчит. И не знаешь, как об нем понимать: не то уж чересчур умный, не то пустая башка. А спроси его: – Какие ваши мысли-думы? Он и рявкнет: – Не твое дело! Жрешь чай? Ну и жри, не замай других! Гроза какая! Подумаешь, право, какой портупей-прапорщик. Ну, поганец... Это – как раньше в золотическом саду змеи-удавы были, такая же сволочь. А к чему гордиться? К чему храпеть и рычать? А ты – помягче, оно и ладнее будет... В этом выпуске вы также услышите: – Исторические анекдоты. Слушайте полную версию программы: